На волнах Великого (СИ)

На столе небольшого кабинета, заваленного доверху книгами, чуть трепетала свеча в почерневшем и залитом воском подсвечнике. Огонек ее плясал рыжими отблесками на стенах, и кабинет словно качался на высоких штормовых волнах.

— Странная штука, судьба, — так говорил взрослый степенный господин, откинувшись на спинку мягкого кресла и скрестив пальцы между собой. На губах его лежала мягкая и задумчивая улыбка, а тяжелый камзол, который обычно обхватывал стан, покоился теперь на спинке, не сковывая движений. Он на секунду замолчал, словно собираясь с мыслями, вздохнул поглубже и начал свой рассказ: — Произошло это, быть может, с пару сотен лун назад, когда я со своей командой плыл по водам Великого океана в погоне за, как мне тогда казалось, незабываемыми приключениями…

***

— Капитан!

Женский голос, столь непривычный на морских волнах, казался слишком испуганным и от того еще более странным. Юльхен Байльшмидт сложно было представить струсившей, но в этот момент громкого выстрела пистоля, в пронизанном запахом пороха воздухе голос Юльхен дрожал.

— Дери тебя морской дьявол… — капитан пошатнулся неловко, но сильнее схватился за саблю и бросился вперед на врага.

На палубе, в этот темный час, царила настоящая неразбериха. Отовсюду слышались крики разъяренных пиратов, и в ночной мгле капитан, Иван Брагинский, уже не мог различить, где кончаются его люди и начинается вражеская команда Джонса. Сам капитан «Мечты», светловолосый, юный, слишком дерзкий, стоял перед ним и нахально улыбался, поигрывая саблей в руках.

— Что, Медведь, успел поджать хвост? — сэр Джонс смеялся слишком заливисто для того, чья одежда была вымазана в чужой крови, и Брагинского это бесило столь же сильно, сколь и наглая рожа юнца, возомнившего себя королем морей.

— А ты снова хорохоришься, птенец? — Иван улыбнулся почти непринужденно, легко, а яркая вспышка от очередного выстрела где-то по боку, мазнула светом по его заостренному лукавому лицу.

Джонс рыкнул взбешенно и ринулся в бой. Брагинский лишь усмехнулся — несмотря на текущие вперед луны, капитан «Мечты» так и оставался ребенком, слишком импульсивным и падким на слова. А потому Брагинский лишь крепче перехватил саблю, легко ушел от выпада, несмотря на яркую, пронзительно ноющую боль в левом плече, и принялся ловко теснить неопытного капитана назад.

Этот танец сабель с аккомпанементом ружей и тонким запахом пороха и огня был до ужаса привычным, и от него не раз в венах закипала кровь. Брагинского почти умилял взбешенный и растерянный взгляд напротив, который в ночи казался слишком мутным и неясным, слишком потерянным. Зазнавшийся мальчишка не хотел понимать, что его с легкостью теснит раненый, казалось бы, враг, и оттого он распалялся все сильнее, совершал одну ошибку за другой и нервно оступался на ровных досках чужого корабля.

— Прощайся с жизнью, птенчик!

Толстый столб отполированной мачты оказался за спиной заглядевшегося Джонса слишком неожиданно. Брагинский теперь искренне наслаждался секундой непонимания в его глазах и жалел лишь о том, что их стычка произошла темной ночью, а не при свете дня, где он мог сполна насладиться последними мгновениями страха юного зазнайки. Сабля взметнулась в воздух со свистом, предвещающим скорую смерть, а мигом позже раздался оглушительный грохот.

Палуба затряслась, заходила ходуном, точно разом на тихие волны Великого напал затейник-шторм, а грохот продолжал сотрясать деревянными обломками воздух. Брагинский рухнул на дрожащие доски, не удержавшись на ногах, зашипел от боли в ране, куда попала соленая едкая вода океана, и вскинул вверх невидящий взгляд. Джонс был здесь же, лишь в шаге, но он вжимался в мачту и в ужасе смотрел за спину Ивана, куда-то ввысь, где ошметками свисал теперь на реях парус, разом порванный в клочья, будто бумажный.

— Что за…

— Морской Король…

Брагинский похолодел от ужаса и разом оглянулся назад. На палубе его шлюпа творилось настоящее сумасшествие: кричали матросы, бросаясь прочь, кто в воду, а кто на пошатывающуюся «Мечту», звали друг друга товарищи, плескалась по доскам вода. И в самом центре этой кутерьмы восседал Король. Древнее, как мир, существо соткано было из языков воды, прозрачное, как и сам океан, овитое водорослями и не имеющее ни формы, ни представления. Оно разбухало, давило корабль своими руками-отростками, уничтожало его в щепки, разгневанное ночной бойней, разбудившей божество ото сна.

Только помни моряк,

Коль не хочешь беды,

Как опустится мрак,

Не тревожь гладь воды!

Слова из детской, давно забытой песни обращались в явь. Брагинский попытался было подняться, но деревянная нога скользила по накренившейся вымокшей палубе, а одна здоровая рука никак не могла помочь. Иван не хотел верить в происходящее, и точно вторя его желаниям, крупный обломок доски крепким ударом пришелся по голове. Мир помутнел, затихли все голоса и шум, и среди наваливающейся темноты звучали единственные расплывчатые и далекие слова:

— Я не отдам свою жизнь так просто!

Темный мир окончательно потух, прибранный к рукам Морским Королем.

***

— …дьявол тебя дери, вставай!

Грубый голос доносился сквозь яркий звон в ушах и оглушительные хлопки по щекам. Иван Брагинский приоткрыл глаза и уставился в темнеющий потолок, не самый ровный и чистый, но вполне реальный. Он, покряхтев, с трудом сел, ощутил ноющую протяжную боль в плече и усмехнулся, не веря в свое спасение.

— Очнулся? Капитан ждет тебя, — голос принадлежал юноше, что сидел на корточках напротив.

Он протянул Ивану руку, но Брагинский лишь фыркнул и с трудом поднялся сам. На запястьях красовались железные, проржавевшие от времени и влаги кандалы, и натертая кожа под ними уже порядком саднила. Капитан невесело усмехнулся своей участи, но поднял гордо голову вверх, словно и не был пленником вовсе.

— Веди, — коротко ответил он.

Юноша кивнул и тут же поднялся. Он пропустил Брагинского вперед, а сам двинулся следом.

В этот час на «Мечте» было особенно шумно. Иван слышал веселые голоса с нижней палубы — пираты праздновали взятие северного флейта под командованием Оксеншерны, а так же всего драгоценного груза, что принадлежал тому. Они распивали ром, пели бранные песни и уже предвкушали, как высадятся где-то на Тихих островах, выручат немалые суммы за товар и набьют свои кошельки, чтобы тут же растратить все на выпивку и портовых шлюх. Среди этого веселья нет-нет, но проскальзывали напуганные шепотки о Короле, но в ответ лишь шикали, опасаясь навлечь на себя беду.

— Сюда, — юноша подтолкнул Ивана к неприметной двери.

Брагинский чинно переступил через ее порог. Деревянная нога угрожающе стучала по доскам палубы, придавая ему еще больше величия, а на губах лежала привычная лукавая улыбка. Голоса разом приглушились за хлопнувшей дверью, а в Ивана тут же впились нетерпеливые синие глаза.

— Спасибо, Джеймс, — Альфред чуть приподнял треуголку и широко улыбнулся.

— Поменьше бахвальства, Джонс, — хмыкнул в ответ юноша и поспешил выйти прочь.

Бахвальства и впрямь было не занимать. Альфред сидел в своем кресле вальяжно, с расстегнутой рубахой и дорогим камзолом, хоть и потрепанным местами, но от того не менее величественным. На грубых пальцах красовались перстни с каменьями, на столе помимо карты, приборов и компаса лежала шкатулка с драгоценностями, а сам он смотрел на все точно король на свои владения — с ленцой во взгляде и скукой. Почти на все. На Иване его взгляд загорался явным довольством, которое, как ни старался, но скрыть Альфред не мог. Брагинский же ждал, что последует за этим взглядом, ждал почти с интересом, но не терял лица. В отличие от Джонса он свою роль умел играть от начала и до конца.

— Сэр Джонс, вы пригласили меня, чтобы поглазеть? — ехидный, ленивый голос Ивана нарушил устоявшуюся тишину, а вслед за ним вновь застучала нога по полу. Брагинский подошел ближе и чинно уселся напротив, даже не думая спрашивать разрешения. — Налей мне рому, раз уж соизволил вытащить из трюма.