Космос, Чехов, трибблы и другие стрессы Леонарда МакКоя (СИ)

====== Некоторая эмоциональная скомпрометированность лейтенанта Чехова ======

Джим толкается в горячее тело вулканца, целует его жадно – будто не виделись месяц. Хотя на самом деле они практически не вылезают из постели последние полгода, пока ремонтируют пострадавшую от конфликта с Ханом Энтерпрайз.

Единственное отличие – сейчас они пробуют на прочность не кровать в общежитии служащих Звёздного флота, а кровать в каюте капитана. Отстояли церемонию открытия (в паре сантиметров друг от друга, капитан и старпом, как не рехнулись), пережили транспортацию на корабль, раздали указания и согласовали списки вахт на месяц.

Кое-как дотянули до вечера.

Потом целовались в остановленном турболифте. Джима от того, чтобы стащить штаны со Спока, встать на колени и отсосать зеленоватый вулканский член останавливало только осознание, что после этого они тут же и трахнутся. До каюты не дойдут.

Спок выгибается под ним, стискивает сильные пальцы. Его глаза закрыты, губы закушены, щёки предательски цветут зелёным, а ниже шеи (шея – табу, её форменка не закрывает, а за регенерирующей мазью ещё к МакКою переться) целые созвездия темнеющих ржаво-зеленоватым засосов. Кирк не может не целовать его. Не прихватывать зубами чувствительные острые уши, не проходиться пальцами по его, длинным и красивым, зная, насколько остро он реагирует на подобное. Не шептать на ухо о том, как любит видеть его зеленеющим от возбуждения, как хочет брать его на кровати, на полу, в душе, в капитанском кресле. Кирк понимает, что влюблён, как последний идиот. Радует только, что это взаимно.

После того, как кончил и слегка отдышался, Кирк прогибается назад, чтобы взять с тумбочки бутылку воды. А Спок обхватывает его бёдра своими, и, не выпуская из тела, принимает полусидячее положение – опирается о кровать локтями. Если бы не зелёный оттенок на щеках, потемневшие губы и растрёпанные волосы, по его выражению лица было бы невозможно определить, что они тут занимались страстным сексом. Ещё по взгляду понять можно, но это надо уметь определять. Джим вот научился.

Хотя чего ему. Вулканцы куда выносливее. Например, сейчас Кирк выдохнется, а Спок сам его оседлает и не остановится, пока пощады не запросишь.

– Капитан, – низким и чувственным голосом произносит старпом. Знает, что это официальное обращение в кровати действует на «капитана» как убойная доза афродизиака. – Я хотел бы решить с вами один организационный вопрос.

– О, заткнись, Спок. – Джим присасывается к бутылке. Продолжает говорить, только опустошив её примерно на треть и вытерев мокрые губы. Спок (Кирк готов поклясться) смотрит на этот жест почти голодно. – Ты что-то полюбил обсуждать организационные вопросы, когда я в шаге от оргазма.

– Сейчас вы не в шаге от оргазма… капитан.

Издевается. Провоцирует. Зелёный остроухий гоблин. Поэтому Кирк, широко и шало улыбаясь, выскальзывает из его растраханного зада, разваливается рядом и делает широкий жест рукой.

– Ну уговорил. Обсуждай.

– Сегодня на собрании экипажа… – Спок становится на четвереньки, целует Джима, скользит пальцами ниже по груди. Продолжает говорить практически в губы. – Я заметил некоторую эмоциональную скомпрометированность лейтенанта Чехова.

– Ох, ч… чёрт…

Кирк откидывает голову назад, страдальчески смотрит в потолок. Сейчас волшебные пальцы коммандера будут вить из него верёвки, а слушать – надо.

– Этот факт не показался бы мне необходимым для запоминания… – Пальцы гуляют по груди, по животу, вдавливаясь в кожу, проминая. – Если бы лейтенант Чехов не был столь значимым членом нашей команды. К тому же, насколько я понял, дестабилизирует его эмоциональное состояние не кто иной, как доктор МакКой.

– Да…

Кирк почти подскочил, удерживаемый на месте крепкой ладонью (и внимательным-глубоким-почти что трахающим взглядом), неловко замотал в воздухе руками, принял сидячее положение.

– Да ладно? А с чего ты взял?

– Направление взглядов, попытки избежать прямого физического и зрительного контакта, кроме того, явное нежелание совершать самую обычную процедуру медосмотра перед отправлением на борт. Сопоставив эти наблюдения с тем, что я знаю о человеческом состоянии влюблённости, а именно её категории, именуемой как «безответная»…

– Однако…

Пальцы Спока уже подобрались к члену – кружили в опуши волос, издевательски ласково проглаживали ствол, едва ощутимо касались головки. Поэтому воспринимать информацию, которую излагал старпом, было тяжеловато. Особенно тяжело это стало, когда член встал, и Спок, перекинув ногу через ноги капитана, начал опускаться на него.

– Твою мать, Спок… – Кирк почти стонет это, сжимая ладонями крепкие ягодицы вулканца. – Ну ладно, влюблён Чехов… ну а я-то чего могу сделать? Лоботомию Боунсу?

– Это было бы крайне нелогичным, хотя и оригинальным решением проблемы. – Точно издевается. – Тем не менее ситуация напрямую затрагивает работоспособность альфа-смены, и вам, как капитану, необходимо разъяснить ситуацию.

– Спок, а Спок…

Вулканец как-то особенно приятно сжимает член Кирка внутри себя, из-за чего дыхание тут же сбивается, голос хрипит и садится, а руки тянут его на себя, ближе, глубже.

– Давай ты... сейчас скажешь, что лучше сделать, и мы уже будем трахаться, а? Я ж не железный.

– Необходимо… – На секунду он принимает вид задумчивого кирпича, подыскивая формулировку позаковыристей, но отчего-то передумывает. – Выяснить, насколько его скомпрометированность может помешать работе. Способности лейтенанта Чехова…

– Спок, я поговорю с Боунсом. – Кирк улыбается и тянется за поцелуем. – Что угодно. Иди ко мне.

Боунс раза два проверил аппаратуру, лабораторию, дежурных, просмотрел электронные карты-досье, заведённые на пациентов (то есть членов экипажа, это позже они так или иначе станут пациентами), досье на своих подчинённых. Даже сходил и проверил куб из специального прозрачного воздухопроницаемого материала с трибблами, взятыми на борт для экспериментов (хотя это была территория Спока, как старшего офицера по науке). До вылета всё равно оставалось слишком много времени.

Чересчур много времени.

Куда девать четыре часа на «Энтерпрайз», которая дрейфует вокруг Земли, а у тебя чёртова боязнь пребывания на всём летающем, плавающем и дрейфующем? Куда девать четыре часа, когда мысли постоянно сбиваются на…

Всё началось две недели назад (хотя Боунсу очень хотелось сказать «вся дрянь началась с моего рождения»). Он уже успел пройти (вместе ещё с пятнадцатью единицами медперсонала) курсы подтверждения квалификации, сдать четыре экзамена, в том числе на соответствие должности, и спокойно себе жил в общежитии Звёздного флота последние дни перед пятилетней миссией (в грёбаном космосе – пять лет!!!), изучал некоторую литературу по новейшим достижениям хирургии. Вечерами, конечно, недоставало счастливой морды возрождённого к новой жизни Т. Кирка. Поначалу он приходил, обычно с парой-другой бутылок отменного бухла (и где только доставал, впрочем, таким вопросом лучше было не задаваться). Рассказывал, как у них со Споком всё хорошо. После истории с Ханом, падением «Энтерпрайз» с небес и своего чудесного воскрешения, ну, когда смог наконец-то передвигаться на своих двоих, он таки объяснился с коммандером. Сначала гладко не было, но у кого оно, это самое “гладко”, вообще поначалу бывает? Зато теперь новоиспечённая счастливая парочка радовалась жизни.

По этой же причине Джим скоро перестал приходить. Днём – контроль за ремонтом, изучение чертежей усовершенствования «Энтерпрайз», бесконечные советы и подсоветы инженерной службы, кроме того, согласование списков смен, контроль за тем, что и как доставляется на склады и т.д. А вечер принадлежал им со Споком. Боунс радовался только, что живёт в другом корпусе. Не хватало ещё такого счастья за стенкой. Иногда только задумывался, как в моменты особенно уж тесного взаимодействия Кирк называет своего возлюбленного: «гоблином», «крокодилом» или «тварью остроухой», ибо рефлексы меняются ой как небыстро, и вряд ли прежние (и привычные) наименования первого помощника в голове Джима успели устареть.