Комплекс Мадонны
Комплекс Мадонны читать книгу онлайн
Барбара Хикман, молодая очаровательная героиня романа, пережившая в молодости тяжелую психическую травму, умело скрывала ее последствия от окружающих. Но вот пришла пора любви, и молодая женщина понимает, что ей необходимо избавиться от «демонов» прошлого.
* * *Молодая женщина Барбара Хикман, пережив в юности трагическую историю, связанную с подругой Лаурой, получила тяжелую психическую травму.
Влюбленный в нее биржевой магнат Тедди Франклин уговаривает ее обратиться к врачу-психоаналитику. Сумеет ли он помочь Барбаре, чем закончатся их отношения — об этом читатель узнает, прочитав роман Нормана Богнера.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Оторвав себя от дивана, Барбара направилась к каминной полке. Лаура улыбалась ей — жительница неизведанной планеты, движущейся где-то в звездном пространстве застывшего космоса и остановившегося времени. Это видение, этот свет… ноумен [41] высшего знания? Стоят ли на первом месте интересы людей или это сама жизнь?
Взяв флакон с таблетками, Барбара прижала его к себе, словно обнимая друга.
Люди познаются лишь в моменты падения, когда с них сбрасываются их общественные маски. Разбираясь в неудачах, приходится возделывать богатый чернозем, одинаковый для всех. Успех — это сокровенное и личное, и если его разделяют, то разделяют лишь триумф. Толпа поклоняется не самому Христу, а его отсутствию.
Доктора Фрера беспокоили не столько сами вопросы, сколько то, что эти вопросы вообще задавались.
— А теперь, доктор, — говорил Алекс, дотошный инквизитор, — давайте вспомним о телефонном звонке мисс Хикман, который и привел к тому, что у обвинения появились эти вещественные доказательства. Вы можете передать нам содержание разговора?
— Ну, мисс Хикман — и я это прекрасно помню…
— Я только об этом и прошу.
— Она была очень подавлена… плакала. Говорила бессвязно, и у меня сложилось впечатление, что мистер Франклин угрожает ей.
— Она сказала: «У Тедди пистолет или нож, и он собирается убить меня»?
— Нет, нет, сэр.
— Он ударил ее? Она говорила вам, что он ударил ее?
— Нет, не говорила.
— Она упоминала какие-то угрозы, сделанные им?
— Никаких.
— Однако у вас сложилось впечатление, как вы выразились, что ей угрожают?
— Сложилось.
— Почему у вас сложилось это впечатление?
— Ну, она была в панике, ей казалось, что ее преследуют.
— Но ведь преследование — это не обязательно опасность, правда?
— Да.
— Женщина преследует мужчину, мужчина преследует женщину. Мы сами все время подвергаемся подобным опасностям. Мисс Хикман никогда не проявляла у вас в кабинете признаков мании преследования?
— Проявляла.
— Но, насколько я понял, это преследование было другим?
— По моему заключению, это преследование было другим.
— Вы не могли бы привести нам пример симптомов, которые вы наблюдали в своем кабинете?
В зале заседания зазвенел голос, властный и отчетливый, как звон колокола.
— Достаточно, Алекс, — сказал Тедди, словно произнося команду. — Я не хочу, чтобы начали разбирать симптомы Барбары.
— Мистер Хаммонд, ваш подзащитный нарушает порядок, — сказал судья. — Подсудимый не имеет права выкрикивать!
Алекс подошел к скамье подсудимых, и пока двое мужчин тихо спорили, в зале стояла тишина.
— Доктор Фрер, по указаниям моего подзащитного я буду избегать вопросов относительно здоровья мисс Хикман. Леди присутствует в зале суда?
Ответа не прозвучало.
— Хорошо, в таком случае я опущу их. Когда мисс Хикман сказала вам, что магнитофонные записи и истории болезней находятся в руках мистера Франклина, что вы сказали?
— Я сказал, что позвоню в полицию.
— Какова была ее реакция?
— Она стала умолять меня не делать этого.
— Она использовала слова «это конфиденциально»?
— Возможно.
— У меня есть ее показания под присягой, что она произнесла их.
— Хорошо, она их произнесла.
— А разве это не являлось бы частью конфиденциальных отношений, существующих между больным и врачом?
— По моему мнению, нет.
— Это ясно. Значит, вы решили, что мисс Хикман говорила с вами не доверительно?
— Да нет, разумеется, доверительно.
— Значит, вы нарушили ее доверие.
— Я должен был следовать зову совести. Произошло убийство, и мой долг, как добропорядочного гражданина, состоял в том, чтобы предупредить полицию.
— Понятно. Я пытаюсь определить, кто решает, когда можно нарушить доверие. Вы решили не сообщать мистеру Франклину о ходе лечения мисс Хикман, потому что, насколько я понял, это нарушило бы доверительные отношения между врачом и больным, но в этом случае вы почувствовали, что должны звонить в полицию.
— Таково было мое решение.
— Вы слышали о том, что убийцы исповедуются священнику?
— Да, я слышал о подобных случаях.
— Законы, управляющие священником, запрещают ему обращаться в полицию. Вы знаете об этом?
— Да, я что-то знаю.
— Священник может советовать, упрашивать, подталкивать убийцу явиться в полицию, но он не доносит — не имеет права донести — сам.
— Я знаю это.
— Не устанавливаются ли подобные отношения веры и доверительности между больным и врачом?
— Устанавливаются.
— А вы нарушили их. Это все, доктор Фрер. Вы свободны, — отрезал Алекс.
Тедди оглядывал зал, ища Барбару. Он привлек внимание своего сына и Элейн и губами показал ее имя, но они уверенно покачали головами, показывая, что Барбары здесь нет, и его охватил такой страх, глубины которого он даже не мог начать исследовать.
На пятый день ее отсутствия, после того как обвинение закончилось и защита начала вызывать своих свидетелей, Тедди во время короткого перерыва разыскал своего сына.
— Ты не съездишь к ней домой и не привезешь ее сюда?
— А если она не захочет приехать?
— Скажи, я хочу, чтобы она была рядом со мной. Возможно, она боится, что ее вызовут для дачи показаний.
— А ее не вызовут? — неуверенно спросил Робби.
— Нет, я убедил Алекса не вызывать ее. В общем-то, нам не нужны ее показания… Сэндфорд же разорвет ее на части, и это не поможет ни мне, ни ей… и в любом случае я не желаю больше причинять ей боль, поэтому не хочу втягивать ее во все это.
— Алекс согласен?
— Да.
Робби вяло пожал плечами, избегая смотреть на Тедди.
— Почему ты ее так ненавидишь?
— Разве?
— С той минуты, как встретил ее…
— Возможно, я считаю ее недостойной тебя.
— Недостойной? Что это за слово? Ты ведь говоришь о человеческом существе, а не об идеальном воплощении добродетели. Только то, что вот тут, — он ткнул Робби в грудь кончиками пальцев, — и значит что-то. Если действительно затронута душа.
— Ты сделал все возможное, чтобы уничтожить мое уважение к тебе.
— Неужели? Возможно, для меня уважение не имеет такого значения, как для тебя. Подрастая и взрослея, ты создавал себе мой образ, а я никогда не был тем, чем или кем я тебе казался. Мы жили без женщин, и это было ошибкой. Я старался быть осмотрительным, и это сделало тебя скрытным. Ты знал, что мне чего-то недостает, и боялся спросить, чего именно мне не хватает, потому что считал это проявлением дурного тона. Деньги смущали тебя, положение тебя подавляло, и ты всю свою жизнь пытался стать достойным того, что принадлежало мне и не принадлежало тебе, потому что полагал, что эти ценности значат больше всего. Так что прекрати жить за меня мою жизнь и займи свое место. И если ты выучишь — если я смогу научить тебя лишь одному, — что именно люди, твое отношение к ним, то, что чувствуешь ты, и то, что чувствуют они, наполняет твою жизнь…
Робби отшатнулся от него.
— Прошу прощения за то, что дал тебе совет, был нравоучительным, но это слабости моего возраста — и влюбленности, А теперь будь хорошим мальчиком, привези сюда Барбару.
Подобно человеку, долго решавшемуся броситься в холодное, неспокойное море, нырнувшему и немного поплававшему и обнаружившему, что вода вовсе не такая холодная, как казалась раньше, Тедди начал давать показания. Он являл собой картину спокойной уверенности, искренности, остроумной учтивости и открытости, и, однако, за этим односторонним образом наблюдательный зритель мог различить другой, подобно тому, как за квадрообразом на портрете Пикассо, с парой носов, глазами, ушами и волосами, запечатленными в профиль и сзади, с многократно размноженными чертами, стоят необузданные противоречия человеческой сущности.