Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару

Когда бои прекратились, ферма Фитцджеральдов стояла разрушенная и безмолвная, ее поля поросли сорняками, рабы и животные исчезли, а из дома были похищены почти все ценные вещи. Но в то же время темные бархатные гардины Элеоноры Фитцджеральд продолжали вызывающе висеть на окнах, а ее небольшие личные драгоценности, включая и святой крест из золота, были уложены в старую чайницу и зарыты в тайнике под свинарником. Эту историю Маргарет так часто слышала от теток, что спустя 20 лет могла с безошибочной точностью припомнить количество убитых и малейшие детали нападения янки.

В послевоенные дни хлопок был основой экономического возрождения Юга, а на ферме Фитцджеральдов, расположенной в холмистых предгорьях Северной Джорджии, он оставался главной сельскохозяйственной культурой и во все то время, пока росла Маргарет.

Красная земля Джорджии — «цвета крови после дождя и кирпичной пыли в засуху» — не зря считалась лучшей хлопковой землей в мире. Когда Маргарет исполнилось десять лет, какие-то неясные фантазии о жизни на хлопковой плантации в далеком прошлом стали часто посещать ее, и в конечном счете она решила провести лето в «сельском доме», помогая вручную собирать хлопок на полях Фитцджеральдов, чем вызвала большое недовольство даже со стороны своих сельских родственников. Работа была почти невыносимой, но она отказывалась ее бросить, работая под палящими лучами солнца; спина у нее болела, на руках кровоточили ссадины, и тем не менее это лето оказало огромное влияние на ее жизнь. Она проявила характер и продолжала торчать в поле, но в конце концов отвернулась от земли навсегда. И кроме того, именно от негров на уборке хлопка она впервые узнала — и долго не могла в это поверить, — что Юг, оказывается, проиграл войну.

К десяти годам волосы Маргарет, бывшие цвета меди, стали золотисто-каштановыми, а глаза — ярко-синими. Но что делало ее неповторимой и очаровательной — так это необыкновенная живость лица. Говорила она безостановочно и с большим оживлением. Родители даже прозвали ее «пулемет» и шутили, что детский журнал с таким же названием, который Маргарет ежемесячно покупала на свои карманные деньги, подходит ей как нельзя кстати.

Решив, что пора всерьез заняться дочерью, Мейбелл заменила брюки в ее гардеробе юбками и заставила посещать уроки танцев, но все эти усилия со стороны матери не смогли изменить главного — мальчишеского облика Маргарет и ее повадок сорванца. Походка ее была, как у мальчишки, а с помощью своих ловких крепких рук она могла залезть на любое дерево так же быстро, как и любой из друзей ее брата Стефенса. Она любила играть в бейсбол, ей нравился азарт этой игры, и вскоре ее приняли в команду, в которой играли все соседские мальчишки. Она стояла на подаче мяча, и в этом качестве продолжала играть до 14 лет. Схватки по бейсболу были ее самым большим увлечением. Одетая в самую старую и рваную одежду, какую только можно было найти в доме, Маргарет стояла в полной боевой готовности, пригнувшись под большими балками на соседнем строительном участке и пасуя мяч мальчишкам-нападающим.

В северо-восточной части митчелловской усадьбы росла, глядя как бы свысока на всю Атланту, гигантская сосна, пережившая, похоже, и Гражданскую, и Революционную войны. Маргарет со Стефенсом соорудили нечто вроде площадки на ее вершине, приспособив в качестве подъемника старую плетеную корзину, служившую для перевозки семейных любимцев — кошек. И все же несмотря на мальчишеские замашки, в фантазиях этой десятилетней девочки с развитым воображением было очень много женственного и романтического. В те дни, когда из-за плохой погоды ей приходилось сидеть дома, она могла читать часами — правда, не те книги, которые предпочитала Мейбелл, — «вечную и неувядаемую классику», а волшебные сказки и романы викторианской эпохи, которые девочка выбирала, бывая с отцом в библиотеке Карнеги. Она и сама сочиняла рассказы, записывая их на небольших листках бумаги, которые сшивала потом яркими нитками. Один из таких рассказов, озаглавленный «Рыцарь и леди», был написан неустойчивым, корявым детским почерком и со множеством ошибок. В нем добро побеждает зло, и «прекрасная леди» выходит замуж за «доброго рыцаря» после того, как он побеждает другого, «дикого и опасного рыцаря».

Но все эти романтические сочинения были забыты, когда Маргарет стала собирать серии книг о разбойниках. И когда Стефенс говорил ей, что во всех этих книгах и сюжет однотипный, и стиль ужасный, она, защищая их, отвечала, что сюжет вполне может и повторяться и что в книге главное — содержание, а не стиль. Проигнорировав таким образом пренебрежение брата, Маргарет приступила к написанию рассказов из жизни бандитов и сыщиков, героине которых (обычно ее тезке по имени Маргарет) постоянно угрожают опасности, но она смело их преодолевает.

Написанные крупными детскими каракулями, эти рассказы заполняли линованные школьные блокноты, уложенные в две старые ржавые металлические хлебницы, которые Мейбелл выбросила за ненадобностью.

Рассказ под названием «Маленькие пионеры», датированный 31 января 1910 года, когда Маргарет было всего девять лет, и написанный уже более тонким и установившимся почерком, чем ее предыдущие литературные опусы, заканчивался так:

«Ночью Маргарет была разбужена криками и воплями вперемежку с призывами о помощи, доносившимися из гарнизона. Быстро одевшись, она поспешила из дома, но отпрянула, увидев сцену, открывшуюся перед ней. Множество людей, и раненых, и уже мертвых, лежали на траве, а воздух был густым от дыма, и кругом свистели пули. Как только появилось солнце, все стало ясно: это банда апачей, скача вокруг форта, палила из ружей. И когда самые смелые из них пытались перелезть через частокол, их встречали храбрые защитники форта, ряды которых редели с каждой минутой».

Она предоставила своим читателям гадать, что же случилось с бедной Маргарет, но одно было ясно: у автора был явный талант рассказчика. Так, к ужасу и удовольствию брата и кузенов, она рассказывала им истории о привидениях, а еще писала короткие комические сценки, которые обычно ставились в гостиной у Митчеллов и в которых она всегда исполняла роль главной героини. Зачастую весьма бурные сюжеты этих пьес и рассказов никак не сочетались с обликом семьи Митчелл, во многих отношениях весьма старомодной, даже несмотря на эмансипированные взгляды Мейбелл на равноправие женщин. Среди книг, запрещенных в семье как аморальные, были произведения о Томе Джонсе и Дон Жуане.

В то же время Мейбелл считала, что девочке, чтобы быть хорошо образованной, необходимо читать и те из классических книг, в которых, по словам Стефенса, действовали и отрицательные герои, развращающе влияющие на положительных, такие, например, как соблазнительница Маленькая Эмили в «Давиде Копперфильде».

Маргарет умудрялась уже в 12 лет читать романы Вальтера Скотта и Диккенса, но лишь в обмен на взятку в 5, 10 или 15 центов, получаемую ею от отца. А вообще-то она предпочитала лучше быть наказанной матерью, чем читать Толстого, Теккерея или Джейн Остин.

Кстати, чаще всего ее наказывали за нарушение какого-либо персонального родительского запрета, нежели за обычные детские шалости, и в основном это исходило от матери.

Однажды, когда Мейбелл куда-то уехала, а Юджин Митчелл был оставлен присматривать за детьми, Маргарет сделала инсценировку романа Томаса Диксона «Предатель», который позднее совместно с его же «Клансменом» был экранизирован под общим названием «Рождение нации». Юджин был в своем офисе, когда Маргарет взялась осуществить постановку этой своей пьесы, исполняя в ней главную роль Стива, поскольку никто из соседских мальчишек не согласился снизойти до роли, в которой он должен был поцеловать девочку.

Произведение было представлено на суд публики в гостиной дома Митчеллов, при этом юные клансмены играли в отцовских рубашках, полы которых были обрезаны по колено. Много лет спустя Маргарет писала по этому поводу вдове писателя, миссис Диксон:

«Ох и поволновалась же я с этими клансменами, которые после второго акта вдруг забастовали, требуя плату в 10 центов вместо 5, а потом, как раз в тот момент, когда по пьесе меня должны были повесить, двоим из них срочно понадобилось в туалет, и зрителям пришлось сидеть и ждать их. И в результате именно та сцена, которая должна была заставить зал кричать от восторга, принесла мне наибольшее огорчение.