Отель «Белый носорог»

Он затормозил и выключил зажигание. Спрыгнул на землю с полевым биноклем Эрнста. Осмотрел местность. Буйволов оказалось целое стадо: двадцать — двадцать пять особей. Бинокль приблизил их настолько, что Энтон удивился: почему он не слышит, как они двигаются? Где буйволы, там и львы…

Он опустился на колени среди дикорастущих цветов и мерно колышащейся травы. Вытер лицо шейным платком — подарком Гвенн.

— Новый дикло для бродячего лудильщика, — пошутила она.

Он снова повязал шею.

С одной стороны гребень холма напоминал костяшки сложенной в кулак человеческой руки в зеленой перчатке. Африка распахнула перед Энтоном свои горизонты. Он чуть ли не физически ощущал запах свободы. Не этот ли бескрайний простор снился ему темными ночами в убогой каморке, которую он снимал в Портсмуте? Он засыпал, положив ладонь на открытую страницу «Африканской охоты» Болдуина. С другой стороны койки лежал «Охотник на львов» Камминга.

Энтон подбросил в воздух шляпу и заорал во всю мощь легких:

— Ура-а-а!

— Чертов молокосос, ты что, спятил? — взвился Эрнст.

На рассвете следующего дня они выехали из захолустного городка Найваша, пополнив свой багаж четырьмя ящиками пива и по-прежнему держа курс на северо-запад. Вскоре перед ними заблестела река Мелава — широкая, но мелководная, так что можно было переправиться вброд. Эрнст снова усадил Энтона за руль.

— Слушай, что я скажу в пользу вашей империи, — с редким великодушием произнес Эрнст. — Она, конечно, распухла, как супоросая бельгийская свинья, но есть две вещи, которые вы, англичане, делаете на совесть в этих треклятых колониях: варите пиво и натаскиваете местных проституток. Наши лежат, как коровы на скотобойне, так что нам, немцам, приходится самим выполнять всю работу. — Эрнст рыгнул и опорожнил вторую бутылку «Таскера». — Зато ваши шлюхи вертятся, как потревоженные пчелы, — возьми Тюльпанчиков. Стройные, гладкие, с серебряными колокольцами — так и заглатывают мужика живьем, особенно немца — ваши-то никуда не годятся.

— Потолкуй об этом с Рэком Слайдером.

— Слайдером? Да будет тебе известно: если на свете и есть что-нибудь такое, в чем янки ни бум-бум, так это бабье. Они, видите ли, пытаются их удовлетворить — глухой номер! Женщину можно распалить, привести в бешенство, жевать — но удовлетворить ее невозможно!

Взгляды Эрнста на женщин оставили Энтона равнодушным. Ему хотелось поговорить о чем-то более существенном.

— Эрнст, ты хорошо разбираешься в добыче золота?

— Фон Леттов, юноша, однажды преподал мне урок. Это было, когда я пялился, как он вырезает себе из куска кожи сандалии. В Африке, как только ты берешься что-то делать своими руками, сразу становишься специалистом. По-твоему, фон Леттов всю жизнь работал сапожником?

— Но все-таки — что ты об этом знаешь?

— Что знает голодный о бифштексе?

Изменившаяся дорожная ситуация заставила Энтона временно переключиться на другое. «Студебеккер» подозрительно резво скатывался по узкому горному серпантину, чуть ли не по самому краю отвесной стены Большого Рифта высотой в несколько тысяч футов.

— Тормоза не подведут?

— Сам проверял. Старушка дело знает.

— Да, конечно.

Энтон переключил на вторую передачу. Раздался пронзительный скрежет. Натужно загудел двигатель. В голове Энтона мелькнуло воспоминание: Кариоки, их лагерь в горах и свой день рождения. Как-то его друг справляется на ферме «Керн» — с Викторией, волами и чтением?

«Дэвид Копперфилд» окончательно распался на две примерно равные части — в том месте, где Дэвид признается Доре в любви. Первую часть Энтон оставил на ферме. Гвенн обещала каждый день заниматься с Кариоки. Гвенн… Вспомнилось, как он отирал ее расцарапанное лицо и утонул в зеленом омуте глаз, когда она его поцеловала. Она всегда казалась такой холодной и гордой! А в тот момент Гвенн вся трепетала. Энтон страшно скучал по ней и не знал, правильно ли сделал, что уехал.

— Осторожно! — завопил Эрнст.

Изо всех сил вцепившись в рулевое колесо, Энтон с трудом вписался в крутой поворот. Песчаный край дороги резко обрывался вниз; их немного занесло; посыпалась галька. Передние колеса заскользили к краю обрыва.

К счастью, перегруженная задняя часть перевесила и удержала грузовик от падения.

— Нас спасло пиво, — констатировал Эрнст.

Энтон сосредоточился на вождении.

Преодолевая ярус за ярусом, они почти спустились в долину, когда, нарушая сладкий сон немца, раздался оглушительный скрежет. Отказала вторая передача. Энтон перевел рычаг в нейтральное положение. После того как «студебеккер» набрал скорость на новом спуске и перед очередным крутым поворотом, Энтон нажал на ручной тормоз. Неожиданно в кабине запахло горелым. Новый поворот был не слишком крутым, однако машина рванула напрямик и, сколько Энтон ни выворачивал руль, сила инерции неудержимо влекла ее вперед и вниз. Колеса оторвались от земли. Взбесившийся грузовик лег в воздухе на борт, однако потом все-таки приземлился на все четыре колеса и ворвался в буш. И остановился, врезавшись в гигантский муравейник. Из радиатора валил дым.

— Ну и вонища, — поморщившись, буркнул Эрнст. — Моему юному англичанину пора принять ванну.

Кариоки почти брезгливо наблюдал за тем, как Веллингтон ползет к набитому соломой чучелу теленка. Как может ребенок быть таким ненормально белым? Даже противнее взрослых, захвативших эту страну. Почти совсем бесцветный — если не считать розоватого свечения из-под младенческой кожи, — мальчик напомнил Кариоки сало антилопы канны. Только, в отличие от антилопы, у малыша были густые рыжие кудряшки. Хорошо хоть пухленький, как положено, на локтях и коленках — ямочки. Если не считать колен, ребенок был гладким, как речной камень-голыш. Коленки же у него были практически постоянно покрыты грязью и царапинами, как у любого нормального мальчишки. Придет время, и они с Тлагой научат Веллингтона охотиться.

Велли поднялся на неокрепших ножках и вцепился теленку в шею. В тот же миг оба повалились на землю. Швы лопнули, и чучело рассыпалось.

Привлеченные шумом, Виктория и горбатая дойная корова разом повернули головы: что стряслось? Чучело теленка сделало свое дело — способствовало выработке молока у матери. В возрасте шести дней от роду теленка загрыз леопард. Самбуру сделали из него чучело и приставили к высохшему терновому кусту — словно жертвенного агнца. Чтобы дитя не голодало, корова продолжала давать молоко.

Но вообще-то эти самбуру недалеко ушли от животных, напомнил себе Кариоки. Временами они бывают дикими и опасными, как гиены. Впрочем, у них есть свои достоинства. Старшие из поколения в поколение передают младшим тайны окружающей природы. Они не гоняются за богатством — только бы выжить. Возможно, ему следовало бы познакомить с этой философией мэм-саиб Гвенн. Но, похоже, женщины-самбуру уже поделились с ней кое-какими премудростями.

Белые фермеры норовят взять от земли как можно больше. Они вырубают леса и убивают дичь; потом следует неудача с какой-нибудь культурой или породой скота, и они либо ищут более подходящую, либо бросают захваченную и разоренную землю. Теперь они хотят, чтобы кикуйю выполняли за них всю черную работу, с каждым годом заставляя их все больше лезть вон из кожи — с этой целью они облагают кикуйю непомерными налогами. На словах они вроде бы разрешают местному населению работать на себя, но если его племя сажает кофейные деревья, полиция забирает урожай, сославшись на то, что кофе способствует распространению вредителей и болезней.

Гвенн зашла в деревню самбуру за сыном. Теребя сухой стебель, прикидывала, что еще нужно сделать. Будет ли у нее когда-нибудь время для себя? Пока она бьется, спасая кур леггорнской породы от глазных болезней, другие женщины развлекаются на дамских авторалли или в составе женской Восточно-африканской лиги борются за гражданские права женщин.

Она подошла к изгороди, где Виктория и Кариоки играли с Веллингтоном. Как хорошо, что Энтон оставил на ферме друга!