Отель «Белый носорог»

Закутанный в старое армейское одеяло, Веллингтон Луэллин лежал под акацией и переводил зеленые глаза с одной женщины на другую. Ему исполнилось два месяца. У него были рыжие кудряшки и две отчетливые ямочки на щеках. Длинный нос подрагивал от запаха парного молока. Он замахал пухлыми ручонками, требуя внимания. Возвращаясь поздно вечером домой — с тыквенной бутылью в одной руке и тяпкой в другой, — Гвенн часто заставала Энтона играющим с Веллингтоном. Он провел на ферме целую неделю, но Гвенн казалось, будто его больше интересовал Велли, чем она.

Она задержалась у порога, чтобы счистить комья грязи с сапог. Из-за кустов доносился звучный голос Энтона, медленно, с выражением читавшего «Дэвида Копперфилда». Гвенн забыла про усталость. Черты лица смягчились.

«Поэзия и история шлют сонмы героев, их величественным полчищам как будто нет конца… вызывая в моей памяти того мальчугана, каким был я сам, когда впервые пришел сюда. Но тот мальчик как будто не имеет ко мне никакого отношения, он остался где-то позади на жизненном пути, я никогда им не был, я просто прошел мимо него, и, кажется мне, это кто-то другой, не я…»

Энтон читал так, словно знал наизусть каждое слово.

Гвенн пошла к ним. Кариоки лежал на боку, закрыв глаза и положив рядом винтовку. Энтон сидел, подвернув под себя одну ногу, а другой упершись в плечо африканца. Спиной он привалился к стволу тамаринда. Веллингтон Луэллин сладко посапывал у него на коленях. На животе у него лежал Диккенс; в кулачке был зажат бобовый стручок.

«Почему так не может быть всегда?»— подумалось Гвенн.

«А где эта девочка, которую я увидел в день моего появления у мистера Уикфилда? Нет и ее»…

Гвенн вышла на полянку и приложила к губам палец. Усмехнувшись, Энтон продолжил чтение:

«Неужели я опять влюблен? Да. Я обожаю старшую мисс Ларкинс».

Странный юноша, подумала Гвенн, в который раз поражаясь синеве его глаз, сверкавших на загорелом лице. Ферма «Керн» словно оживает с его приездом. Скоро он уедет, и она снова останется одна. Ноябрьские дожди на исходе. Эрнст поправился и готов предпринять новое путешествие. Если бы мужчины остались, она довела бы ферму до ума. Но только ли по этой причине все ее существо противится разлуке?

Благодаря заботам Пенфолда и деньгам гоанцев, Кариоки пригнал из Наньюки отару мериносов и породистых фризских коров (впрочем, теперь он проводил больше времени с подругой Виктории Альбертой, чем со скотиной). Даже Эрнст внес посильную лепту: пользуясь одной рукой, высадил на опытной делянке позади бунгало драгоценные луковицы сизаля, подаренные Энтону его отцом. При этом он немилосердно брюзжал и сыпал проклятиями. Каждый день, если не было дождя, Эрнст руководил полевыми работами, зычным голосом отдавая приказы. Сначала африканцы возмущались (как и сама Гвенн), однако потом стали принимать Эрнста таким, как он есть.

В солнечную погоду Энтон помогал Гвенн и ее помощницам-кикуйю сеять лен. А в дождь обтесывал бревна для коровника. Но однажды она с грустью услышала, как он сказал Эрнсту: «Из меня никогда не выйдет фермер».

Сегодня, впервые за три недели, дождь так и не пошел, но над горой Кения сгустились свинцовые тучи.

Энтон захлопнул Диккенса, оставив закладку — засушенный желтый цветок с темной середкой. Ребенок тотчас захныкал.

— Скоро Велли не уснет без «Дэвида Копперфилда», — пошутила Гвенн.

В горах послышались первые раскаты грома.

— Скоро я научу его бросать камешки.

— Идемте пить чай.

Гвенн взяла сына на руки и прижалась лицом к теплому животику. Велли захихикал и задрыгал ножками. Она наслаждалась нежным тельцем, запахом детской кожи. Но иногда приходили непрошеные мечты о других прикосновениях.

Они пошли вдоль Эвасо-Нгиро, минуя пирамиды и наблюдая за вздувшейся рекой, почти сравнявшейся с берегами. Возле бунгало стоял Эрнст с винтовкой в руках и мрачно всматривался в противоположный берег. Когда подошла Гвенн, он указал на процессию из автомобиля с поднятым верхом, троих всадников и четверых пеших африканцев. Гвенн похолодела.

— Твои вшивые союзники, — прокурорским голосом сказал немец Энтону. — Шулер-португалец и его ирландские бандиты. Высматривают, у кого бы оттяпать землю. Молю Бога, чтобы они решились пуститься вброд — вон какое течение! Если их не сожрут крокодилы, так искупаются в сомалийских водах.

— Я их не боюсь, — заявила Гвенн. Только бы уберечь Энтона от нового столкновения с братьями Рейли! В ней закипал гнев. — С этой публикой у меня нет ничего общего.

(Вдруг на обратном пути они застанут ее одну? Что делать, Господи?)

Спустя несколько минут маленький отряд исчез из виду.

Гвенн налила мужчинам чаю. Они сидели на веранде с плотно утрамбованным земляным полом и соломенной крышей. Благодаря кольцевому рву, возле дома было сухо. Вдалеке хлынувшие с неба потоки дождя словно стеной отгородили гору Кения. В ушах у Гвенн стояла угроза Рейли в лагере переселенцев в Найроби: «Мы теперь будем часто видеться!»

— Пройдут дожди, — проговорил Энтон, глядя в сторону и одновременно ломая голову, как обеспечить безопасность Гвенн, — съезжу на ферму инвалидов, попрошу кого-нибудь тебе помочь. Хочешь, прогуляемся вместе?

Гвенн лежала в постели и, дергая за шнур, качала гамак, где спал Веллингтон. От костра доносились мужские голоса:

— Золото… Озеро Вик… Лолгориен… «Эксельсиор»… Анунциата…

«Анунциата? Неужели Энтону нравится эта женщина? Она даже старше меня!»

Гвенн стало стыдно за свою ревность, и она заставила себя слушать дождь, бушевавший в горах. Скоро на ферме будет сухо.

Почему Энтон ее стесняется? Считает старой? Или занудой?

— Тлага, — тревожно произнес Кариоки, — вода прибывает. Мы ничего не оставили в низине?

Гвенн натянула сапоги и надела поверх ночной рубашки длинную юбку. Трое мужчин, стоя на берегу, вглядывались во тьму. Эрнст держал факел — длинную головню. Чуть ли не у самых ног бешено неслась река. Из воды кое-где торчали верхушки затопленных кустов.

В верховьях реки раздался грохот — как будто приближающийся паровоз громыхал на стыках. Шум заполнил собой пространство. Тяжелая вода поблескивала, словно лемех гигантского плуга. Энтон схватил Гвенн за руку и увлек на кручу.

Разверзлись небеса. Факел погас. Все четверо безмолвно внимали реву неудержимой стихии. Энтон сжимал Гвенн в объятиях. Мокрая одежда облепила фигуру молодой женщины. Гвенн не пыталась освободиться — наоборот, всем телом прижималась к нему. Они словно стали одним существом. Гвенн зажмурилась и на минуту забыла о ферме.

— Тлага, за домом!..

За их спинами загромыхало. Энтон выпустил Гвенн, и они, спотыкаясь, бросились к бунгало. Эрнст выхватил из непогасшего костра другую головешку.

Позади бунгало несся другой водный поток.

— Мы на острове, — объявил немец. — Река вышла из берегов и затопила высохшую балку — свое прежнее русло.

Река обрела новые берега и понемногу начала успокаиваться. Бунгало и крохотный клочок земли перед ним возвышались над водой, точно плот.

— Наверное, пора пить кофе? — принужденно улыбаясь, спросила Гвенн.

— Пора пить добрый немецкий шнапс с фермы «Гепард», — возразил Эрнст, доставая последнюю бутылку. — Мы у себя в Германской Африке не привыкли лакать всякую гадость.

Глава 28

Кариоки недовольно ворчал, сажая вместе с Энтоном саженцы яблонь:

— Это работа для женщин, Тлага, — недовольно проговорил. Даже белому мужчине не подобает становиться на колени. — Не для этого я, Кариоки Китенджи, сын вождя, учил тебя охотиться!

— Скоро твоя очередь, старина. Хочу, чтобы после моего отъезда мой брат Кариоки позаботился о миссис Луэллин.

— Ради тебя, Тлага, я это сделаю, но мои руки не коснутся земли.

— Просто позаботься об их безопасности — ее и Велли.

— Это я тебе обещаю. Белый мальчишка нуждается в мужском воспитании, чтобы не быть в буше таким беспомощным, как ты когда-то, и не копаться в земле, на коленях, вместе с женщинами. Да и, по правде говоря, здесь следует еще за кое-кем присмотреть. — Он погрозил пальцем проходившей мимо женщине. Та горделиво вздернула подбородок.