Замок Ист-Линн

— Вот как? В Лондоне всегда находится много дел, Как здоровье миссис Хэйр? Ей лучше?

— По-прежнему. Я думаю, что мамины хвори — надуманные, по крайней мере, половина из них: если бы она немножко встряхнулась, ей стало бы лучше, А что в этом свертке?

— Не спрашивайте, мисс Барбара. Это не для Вас. Это для Вашей мамы.

— Вы что-то привезли маме, Арчибальд!

— Ну, конечно же. Поездка сельского жителя в Лондон предполагает покупку подарков для его друзей; по крайней мере, так было принято в добрые старые времена.

— Когда перед поездкой составляли завещание и по две недели тряслись в повозках, — рассмеялась Барбара. — Дедушка рассказывал нам байки об этом, когда мы были детьми. Но это в самом деле что-то для мамы?

— Разве я не сказал тебе? Но кое-что привез и для тебя.

— Правда?! Что же это? — спросила она, краснея и гадая, шутит он или говорит всерьез.

— Какая нетерпеливая девушка! «Что это?». Погоди минутку, и увидишь.

Он положил пакет, или сверток, который принес с собой, на садовую скамью, и начал рыться в карманах. Был обшарен каждый карман, но без видимых результатов.

— Барбара, кажется, его нет. Наверное, я умудрился потерять его.

Она молча стояла в лунном свете, сердце ее трепетало. Действительно ли он потерял? Что же это было?

Однако со второй попытки он обнаружил что-то в кармане своего фрака.

— Кажется, нашел. Как он туда попал?

Он открыл маленькую коробочку и, вынув из нее длинную золотую цепочку, надел ей на шею. На цепочке висел медальон.

Она то краснела, то бледнела, сердце ее учащенно билось. Она была не в состоянии даже поблагодарить его, и мистер Карлайл, подняв сверток, проследовал к миссис Хэйр.

Барбара появилась через несколько минут. Ее мать стояла в приятном ожидании, наблюдая за движениями м-ра Карлайла. Свечи не были зажжены, но огонь камина служил достаточным источником света.

Не вздумайте смеяться надо мной, — торжественно промолвил он, развязывая тесемки на свертке. — Это не отрез бархата на платье и не пергаментный свиток, дарующий двадцать тысяч фунтов в год. Это — надувная подушка!

Это было именно то, о чем частенько мечтала миссис Хэйр, столь уставшая сидеть и лежать: она слышала, что этот предмет роскоши можно было купить в Лондоне, но ни разу не видела его.

Она взяла подарок дрожащими руками, бросив признательный взгляд на м-ра Карлайла.

— Как мне благодарить Вас? — прошептала она сквозь слезы.

— Только попробуйте меня поблагодарить, и я больше никогда и ничего Вам не привезу, — весело воскликнул он, довольный тем, что угодил ей, поскольку, что бы ни говорили судья и Барбара, он испытывал сильную жалость к миссис Хэйр и сочувствовал ее страданиям. — Я слышал, что Вы мечтаете о комфорте, который дает надувная подушка, и когда она попалась мне на глаза в одной из витрин Стрэнда [4], мне пришло в голову привезти ее для Вас.

— Какая она тонкая! — воскликнула миссис Хэйр.

— Тонкая?! Ну конечно же, сейчас она тонкая, поскольку не «зафиксирована» [5], как говорят наши друзья по ту сторону Атлантики. Посмотрите: так ее надувают. Вот теперь она толстая.

— Это так любезно с Вашей стороны — подумать обо мне, Арчибальд!

— Я ведь говорил Барбаре, что поездка в Лондон предполагает покупку подарков для друзей, — ответил м-р Карлайл. — Посмотрите, как я принарядил Барбару.

Барбара поспешно сняла цепочку и положила ее перед матерью.

— Какая замечательная цепочка! — удивленно воскликнула миссис Хэйр. — Арчибальд, Вы слишком добры, слишком щедры к нам! Она, должно быть, очень дорого стоит. Это уже не назовешь скромным подарком.

— Ерунда! — рассмеялся м-р Карлайл. — Вот послушайте, как я купил ее. Я зашел к ювелиру насчет своих часов, которые в последнее время стали отставать самым бесцеремонным образом, и увидел целую коллекцию цепочек, от толстых и увесистых, скорее подходящих для шерифов, до легких и изящных, словно созданных для Барбары, ибо я терпеть не могу толстых цепочек на дамских шейках. Они напоминают мне о цепочке, которую потеряла Барбара в тот день, когда я взял ее и Корнелию в Линборо; вину за эту потерю Барбара упорно приписывает мне, поскольку я потащил ее осматривать достопримечательности, пока Корнелия делала покупки.

— Да я же просто шутила, — прервала его Барбара. — Это, конечно же, случилось бы и без Вас: звенья той цепочки все время ломались.

— Так вот: эти цепочки в лондонском магазине напомнили мне о том досадном происшествии, и я выбрал одну из них. Затем продавец принес несколько медальонов, стал распространяться о том, как в них удобно хранить волосы усопших родственников, не говоря уже о локонах возлюбленных, и делал это до тех пор, пока я не позволил ему надеть один из медальонов на эту цепочку. Я подумал, что ты, Барбара, могла бы хранить в нем дорогую для тебя прядь волос, — сказал он в завершение, понизив голос.

— Чью прядь? — спросила миссис Хэйр.

М-р Карлайл обвел взглядом комнату, словно боясь, что стены могут услышать его шепот.

— Ричарда. Барбара как-то показала мне ее, когда перетряхивала содержимое своего стола, и сказала, что этот локон отрезан во время болезни.

Миссис Хэйр снова опустилась в свое кресло и закрыла лицо сильно задрожавшими руками. Эти слова явно затронули какой-то источник глубокой печали.

— О, мой мальчик, мой мальчик! — запричитала она. — Мой мальчик, мой бедный мальчик! Мистер Хэйр удивляется моей хвори, Арчибальд, Барбара насмехается над ней, но именно это является источником всех моих страданий, умственных и телесных. Ах, Ричард, Ричард!

Наступила печальная пауза, ибо ни утешению, ни надежде уже не было здесь места.

— Надень свою цепочку, Барбара, — сказал мистер Карлайл, спустя некоторое время, — и желаю тебе здоровья крепче, чем эта цепочка. Здоровья Вам и нравственного совершенствования, юная леди.

Барбара улыбнулась и посмотрела на него красивыми голубыми глазами, полными любви.

— Что Вы привезли для Корнелии? — возобновила она разговор.

— Нечто великолепное, — ответил он с шутливо серьезным лицом, — надеюсь только, что меня не надули. Я купил ей шаль. Продавцы божились, что это настоящий кашемир из Парижа; надеюсь, он не окажется обычной манчестерской выделки.

— Ну, если это так, то Корнелия распознает подделку.

— Я бы за это не поручился. Но, что касается меня, я не понимаю, почему британские товары должны уступать пальму первенства иностранным, — заметил м-р Карлайл в порыве патриотизма. — Если бы я носил шали, я выбросил бы самую распрекрасную французскую ради добротной настоящей шали, сделанной на одной из наших собственных фабрик, в Норидже или Пейсли.

— Если бы Вы действительно носили их, Вы бы скоро запели по-другому, — важно сказала Барбара.

Миссис Хэйр отняла руки от своего бледного лица.

— Сколько она стоила? — поинтересовалась она.

— Я скажу вам, если вы пообещаете не выдавать меня Корнелии. Она отругает меня за расточительность, обернет ее китайской шелковой бумагой и никогда больше не наденет ее. Я отдал восемнадцать гиней.

— Это очень много, — заметила миссис Хэйр. — Она, вероятно, очень хорошего качества. За всю свою жизнь я ни разу не заплатила за шаль более шести гиней.

— А Корнелия, осмелюсь предположить, более трех, рассмеялся мистер Карлайл. — Ну да ладно, я должен пожелать вам спокойной ночи и отправиться к ней, ибо, если она узнает, что я уже давно вернулся, нотации мне не избежать.

Он пожал руки обеим женщинам. Барбара, однако, прошла с ним до парадной двери и вышла наружу.

— Ты простудишься, Барбара. Твоя шаль осталась в доме.

— О нет, я не простужусь. Почему Вы уходите так скоро? Вы не пробыли и десяти минут.

— Но ты забываешь, что я еще не был дома.

— Вы же все равно шли к Бьючемпу, и не вернулись бы домой ранее, чем через час или два, — заговорила Барбара голосом, в котором сквозила обида.