Женщина на грани нервного срыва

Однако дешевых психотерапевтов-любителей не нашлось, и в конце концов меня направили к доктору Дж., специалисту высокого класса с огромным опытом и безупречной репутацией. Мне рекомендовали посещать ее трижды в неделю — сколько будет длиться курс, никто предсказать не брался, но предполагалось, что как минимум год. Хотя такого рода терапия требует полной отдачи и ответственного подхода, на членство в фитнес-клубе это мало походило. Вы не подписываете долгосрочный контракт и не теряете деньги, если передумаете. Вы просто договариваетесь приходить в определенные дни и платите по счету в конце каждого месяца. Вы можете все бросить в любой момент. Итак, презрев сомнения, я отправилась в банк и взяла кредит на восемь тысяч фунтов. Объяснила менеджеру, что мне нужны деньги на «ремонт квартиры», — это звучало лучше, чем «ремонт башки». Полученной суммы хватило бы, чтобы сделать первый взнос по ипотеке, приобрести новый автомобиль или совершить кругосветное путешествие, но ни то, ни другое, ни третье меня не привлекало. Я хотела только одного — понять, что, черт возьми, творится у меня в голове.

И вот я сидела перед доктором Дж. и уже начинала подозревать, что, возможно, у меня гораздо больше проблем, чем я поначалу думала. На ее месте с таким же успехом мог бы торчать манекен. Казалось, я заплатила ей за обет молчания. На ее фоне даже Маргарет Тэтчер показалась бы мягче воска.

Я решила попробовать еще раз и выразиться точнее.

— Как я уже сказала, я не очень-то понимаю, что надо делать, — с отчаянием в голосе произнесла я. — Вы хотите, чтобы я рассказала вам о своей жизни? Или, может, мне пока помолчать, а вы зададите какие-то конкретные вопросы?

Она молчала, пристально глядя на меня. И наконец:

— Делайте так, как считаете нужным.

Какой безжизненный голос. Словно заговорил морозный воздух у нее за окном. В ответ у меня вырвался странный звук — то ли презрительное фырканье, то ли саркастический смешок.

— Извините?

— Не надо извиняться. — Тот же ровный тон. — Делайте так, как считаете нужным.

— Как считаю нужным?

Я нахмурилась, словно она говорила на незнакомом мне языке. В каком-то смысле так и было. Она кивнула.

— Ну ладно…

Подсунув ладони под себя, я неуверенно спросила:

— Мне лучше сидеть или лежать на кушетке? Есть какая-то разница? Ваши другие клиенты… пациенты… как вы их называете… они что делают? Что дает самый быстрый, самый верный результат?

Доктор Дж. сняла очки и уставилась в потолок. Я проследила за ее взглядом. Когда она вновь посмотрела на меня, я чуть-чуть наклонилась вперед. Она снова надела очки.

— Можно и так, и так. Как считаете нужным.

— Но как поступают другие ваши клиенты?

— Почему для вас это важно?

Бред какой-то. Я просто спросила совета. Вот и все. Обратилась за помощью, мать вашу. Я что, слишком многого хочу?

Вслух я этого не сказала, потому что интуитивно стараюсь избегать открытой конфронтации. Я только улыбнулась, постаравшись, чтобы улыбка вышла как можно любезнее. У меня мелькнула мысль, что, возможно, я больше сюда не приду. Тут недолго окончательно съехать с катушек. Но мне не хотелось уходить, хлопнув дверью, или продолжать играть в молчанку, или предоставить ей возможность снова выдать свою коронную фразу. Оставшись в кресле, я пустилась в бессвязные разглагольствования о том, что боюсь подсесть на психотерапию (хотя была совершенно уверена, что уж со мной-то такого не произойдет).

— Ну, словом… я знаю, что некоторые женщины могут годами таскаться к психоаналитику. — Я нервно усмехнулась. — Превратиться в нытика-прилипалу — хуже нет. Презираю таких людей.

— Презираете? — Судя по ее интонации, она слышала это слово впервые в жизни.

Я энергично закивала.

— Это сильное выражение по отношению к женщине, которая, по вашему мнению, слаба или испытывает трудности.

Да я же совсем не про то! Но это прозвучало как упрек, и я тут же пошла на попятный:

— Ну ладно, не презираю. Но я их терпеть не могу. Терпеть не могу слабых, жалких, беспомощных, без конца ноющих женщин-прилипал.

— Хм-м-м… — Подперев подбородок большим пальцем левой руки, она уставилась на меня, словно я диковинный зверь в зоопарке.

Но я уже оседлала своего любимого конька и благополучно доскакала на нем до конца сеанса. Я сказала, что поклонники психотерапии всегда казались мне кем-то вроде сектантов. Сказала, что не хочу, чтобы мне промыли мозги. Что боюсь резко измениться, утратить чувство юмора, возненавидеть своих родителей, стать мужененавистницей. Мне случалось читать о людях, у которых в результате терапии возникали ложные воспоминания детства, — боже упаси оказаться одной из них! И вообще, я не так уж много знаю о Фрейде, но мне достаточно. Вдруг в результате психотерапии я захочу убить свою мать и переспать со своим отцом? Я состроила гримасу, призванную обозначать: «Фу-пакость-это-же-надо», и захихикала. Все это время доктор Дж. неотрывно смотрела на меня с таким видом, будто это я теперь говорила на иностранном языке. К примеру, на суахили.

Я остановилась перевести дух.

— Наше время истекло, — сказала она.

Я встала и взяла сумку.

— Спасибо. Огромное вам спасибо. — За что я ее, собственно, так пылко благодарю? — Тогда до пятницы. — Я влезла в свое тяжелое зимнее пальто. — В семь утра?

Не знаю, зачем я спросила. Я прекрасно помнила, что наша встреча была назначена на противоестественную рань. У нее оставались свободными только эти часы: семь сорок утра, понедельник, шесть вечера, среда (начиная со следующей недели), и семь утра, пятница.

— Обычно в это время я еще сплю. — Я все еще не теряла надежды вовлечь ее в нормальный человеческий разговор. — Но я очень серьезно отношусь к нашей работе, так что увидимся в семь, да?

Все, что досталось мне в ответ, — короткий равнодушный кивок и небрежная улыбочка.

С невиданной прытью я сбежала вниз по лестнице, подлетела к машине и плюхнулась на сиденье. «Моя терапевтша — конченая психопатка», — отстучала я Кэти эсэмэску. «Проекция, — написала она в ответ. — В тебе бурлит подавленный гнев, и ты обрушиваешь его на нее. Бедная женщина».

— Дурында, — пробормотала я и стерла сообщение. Все еще в шоке, я отправилась в свою любимую кофейню «Кембер и Джонс», чтобы позавтракать и попытаться отвлечься чтением газет.

На следующее утро я поехала в Лондон на очередную планерку в «Обзервере». К журналистике многие относятся свысока, но, по мне, лучшего способа заработать на хлеб и придумать нельзя. Мне было с чем сравнивать — прежде чем стать репортером, я перепробовала кучу занятий. И вот теперь я трудилась бок о бок с, возможно, самыми эрудированными и остроумными людьми страны. Это вселяло в меня одновременно восторг и ужас. Я не променяла бы эту работу ни на какую другую. Но для каждой бочки меда припасена ложка дегтя, и для меня такой ложкой были планерки. Я боялась их до смерти, и обычно мне удавалось их избегать. Меня охватывала дурнота, стоило подумать о том, чтобы в присутствии самых талантливых журналистов Британии высказывать свое скромное мнение о конкурентах и рассуждать о международной ситуации. А уж чтобы предлагать и обсуждать темы для следующего воскресного выпуска, вообще молчу.

В кои-то веки я умудрилась не опоздать, но просто не могла заставить себя поехать прямо в редакцию. Я решила потянуть время и полчаса проторчала в кофейне рядом со станцией метро «Фаррингдон», попивая сладкий чай с молоком.

Влетев в комнату, где сидел мой начальник и несколько коллег, я обнаружила, что планерку отложили. Я забормотала невнятные извинения, и вдруг до меня донеслась чья-то фраза:

— Может, дадим на этой неделе большой материал о «Трэвисе» [4]?

— Хорошая мысль, — отозвалась Трэйси, редактор по внешней политике. — Я бы сказала — подробную обзорную статью.

Дичь какая-то, подумала я, но решила предложить свои услуги, поскольку всегда стараюсь угодить начальству. В конце концов, официальное название моей должности — «редактор по Шотландии», а «Трэвис» — шотландская группа.