Присяга леди Аделаиды

Леди Дэн, вне себя от изумления, смотрела через балюстраду на Рэвенсберда, который приподнялся, поднял глаза и погрозил кулаком своему барину. Но он, кажется, не видал дам.

— Берегитесь, капитан Дэн! — сказал он, и слова его срывались с губ злобным, шипящим тоном. — Я не забуду этой обиды, пока не отплачу за нее.

— Великий Боже, Гэрри! — воскликнула леди Дэн, когда Рэвенсберд исчез среди толпы разинувших рот слуг, которых шум заставил собраться внизу, — что все это значит? Что сделал Рэвенсберд?

— Не беспокойтесь, матушка. Он не будет больше нарушать спокойствия в замке, я отказал ему.

— Отказал Рэвенсберду?

— Злая собака! — закричал капитан, который никак не мог преодолеть своего бешенства.

— Но что же он сделал? — повторила леди Дэн.

— Он хотел обмануть меня, а когда я хотел принудить его сказать мне причину, заставившую его наговорить мне лжи, он… Я никак не могу повторить этого, я убью его, если повторю!

Капитан повернулся и ушел в свою комнату, оставив леди Дэн и леди Аделаиду делать какие им угодно заключения.

Ричард Рэвенсберд, так же мало объясняясь, как его господин, прошел мимо удивляющихся слуг через маленькую переднюю в коридор. Он не говорил ни слова, лицо его было смертельно бледным, ноздри шевелились. Только один раз, подходя к воротам, он обернулся и попросил лакея собрать его вещи и отправить их в гостиницу «Отдохновение Моряков». В эту минуту на сцену явилась Софи, требуя объяснения, но Рэвенсберд махнул рукой, чтоб она ушла. С настойчивостью своего пола она схватила Рэвенсберда за руку, и тогда он сказал ей, что она получит от него известие в этот день, и высвободился от нее. Ничего более не могла она добиться от него, хотя проводила его за ворота и стояла там, пока он не скрылся из вида.

Герберт Дэн все сидел верхом на калитке, совершенно устав, как надо было предполагать, от болтанья своими руками и ногами. Появление Рэвенсберда, на лице которого выражалось явное бешенство, было для него приятным развлечением.

— Что случилось, Рэвенсберд?

Тот остановился и прямо посмотрел в лицо Герберту Дэну, придавая особенное выражение каждому слову.

— Меня выгнали из замка, сэр.

— Выгнали из замка? — с удивлением повторил Герберт Дэн. — Кто? не милорд? — прибавил он, стараясь придать голосу шутливый тон.

— Я был постыдно выгнан из замка, несмотря на мою продолжительную службу, пинками сброшен с лестницы при леди Дэн и слугах, — повторил Рэвенсберд. — Это сделал мой господин. Но пусть он остерегается, я клянусь, что буду отмщен. Есть некоторые обиды, сэр, которые может смыть только одна месть. Это одна из таких обид.

— За что же это? Чем вы его оскорбили? — спрашивал удивленный слушатель.

— Я старался оказать ему услугу, и мои дружелюбные слова — а они были дружелюбны — были поняты в дурном смысле. Пусть он остерегается, говорю я.

Рэвенсберд пошел дальше, не ожидая ничего более. Герберт Дэн посмотрел ему вслед, будучи не в состоянии опомниться от удивления. Хлыст с серебряным набалдашником теперь лежал неподвижно.

— Оскорбить такого человека даром с рук не сойдет, — сказал он. — У него лицо помертвело от гнева. Я думаю, что мистеру Гэрри следует остерегаться.

Между тем, лорд Дэн, до ушей которого дошел скандальный шум, призвал сына к себе и потребовал объяснения. Но капитан Дэн наотрез отказал сообщить подробности.

— Рэвенсберд поступил постыдно и получил по заслугам, — сказал он, и ничего более отец не мог добиться от него.

Полковник Монктон пришел ко второму завтраку. «Жемчужина» была готова к отъезду и ждала вечернего прилива. Лорд Дэн осведомился, когда она выйдет в море, и полковник отвечал, что, как он полагает, она снимется с якоря около девяти часов. Он просил капитана Дэна отобедать с ним на яхте в семь часов, и капитан обещал.

Оба друга вышли вместе после завтрака, и леди Аделаида, стоявшая у окна гостиной, видела, как они шли. Капитан Дэн показывал своему другу окрестности, повел его в развалины капеллы, указал на ступени с небольшой площадкой внизу, где он и его брат прикрепляли свою лодку. Друзья спустились с этих ступеней и продолжали идти к деревне по узкой тропинке, по которой обыкновенно ходили таможенные караульные, и расстались у яхты, потому что капитан Дэн сослался на то, что ему надо быть в другом месте.

Таким образом день прошел до вечера. В замке не было гостей к обеду в этот вечер. Лорд Дэн, его жена и Аделаида сели за стол, когда, к удивлению их, потому что они слышали обещание, данное полковнику Монктону, вошел капитан Дэн и сел на свое место.

— Это ты, Гэрри? — вскричал лорд Дэн. — Я думал, что ты обедаешь на яхте.

— Я после передумал, сэр, и не пошел к Монктону. Может быть, я пойду и провожу его.

Эти слова были сказаны коротким, странным тоном. Лорд Дэн увидел, что его сын страдает какой-то внутренней досадой.

— Ты позволяешь себе досадовать на твою неприятность с Рэвенсбердом? — сказал лорд Дэн, смотря на сына.

— Это действительно сильно раздосадовало меня, более, чем мне хочется говорить.

— Гэрри, вы должны остерегаться этого человека, — заговорила леди Аделаида, которая была в этот вечер одета в голубое шелковое платье, вытканное белым, блиставшее при газовом освещении. — Я слышала, что он замышляет какое-то мщение против вас.

Вместо ответа Гэрри Дэн только вытянул губу с презрением к Рэвенсберду и его мщению, но лорд Дэн спросил леди Аделаиду, где она узнала это известие.

— Я встретила мистера Герберта, когда выходила гулять сегодня, — сказала она.

Всякий, слышавший ее ответ и видевший степенное и спокойное выражение ее физиономии, мог бы подумать, что мистер Герберт какой-нибудь отдаленный и пожилой родственник, с которым она редко говорила и которого мало знала.

— Он сказал, что Рэвенсберд прошел мимо него, выходя из замка, и клялся, что он отомстит. Герберт думает, что Гэрри лучше иметь этого человека другом, чем врагом.

Ироническая улыбка, смешанная с гневом, почти неуловимым, пробежала по лицу капитана Дэна.

— Пусть оставят Рэвенсберда мне, — вот все, что он сказал, и после этого во время обеда говорил только односложными словами. Лорд Дэн приметил, что он отдавал свои тарелки, почти не дотрагиваясь до кушанья.

Глава III

ПАДЕНИЕ С УТЕСА

— Идти мне или не идти? — рассуждала леди Аделаида, стоя у окна гостиной и смотря между кисейными занавесками на чудную ночь. — Герберт сказал, что он не может придти сегодня, и, право, стыдно ему! Скучные люди! И какая ночь! Кажется, я должна идти, — прибавила она после некоторого молчания. — Не знаю, что заставляет меня любить выбегать одной, свободно, независимо, разве только они же меня научили быть свободной и самостоятельной, как ребенок. Как ярко светит луна, скользя лучами по воде! Я выйду на пять минут, мои легкие требовательны, им нужен свежий воздух после жары и газового света столовой.

Она обернулась и взглянула на леди Дэн. Тут не было помехи: ее сиятельство крепко спала в кресле. Ночь действительно была очаровательная, море спокойно, воздух чист, луна светла, как день. Утренний свежий ветер стих настолько, что мог нести яхту полковника Монктона.

Аделаида Эрроль вышла из комнаты на цыпочках, надела серый салоп с капюшоном и вышла из ворот. Если бы кто-нибудь прочел ей нравоучение о неблагоразумии этих коротких прогулок при лунном сиянии, она расхохоталась бы и сказала, что она и на воздухе в такой же безопасности, как в комнатах. Может быть, потому, что ее крик призвал бы к ней на помощь целый замок.

Леди Дэн спала тем крепче, может быть, что она долго не засыпала в этот вечер, к тайной досаде ее нетерпеливой племянницы. Если бы она могла увидать молодую девушку в эту самую минуту, идущую легкими шагами по траве! Леди Дэн была очень растревожена главным происшествием этого дня — ссорою с Рэвенсбердом. Гэрри не был никогда ее любимым сыном, но все-таки он был ее сын, и каждая его досада или неприятность находила отголосок в ее груди. Ах, если бы эти беззаботные сыновья знали, какое горе приносят они!