Привет, любимая (СИ)

      - Я-то точно женат. А вот вы замужем только формально.

      Не его это дело, формально я замужем или нет. Откуда такой смелый только выискался? Еще один бабник на мою голову. Мало мне Мишки было?

      - Поедем домой, Роман. Наверное, пора ...

      - Мы только приехали, - неуступчиво ответил он. - Час прошел, не больше.

      Я вскочила и отошла к елочкам, росшим на краю полянки. Иголочки были мягкие. Приятно щекотали пальцы. И запах ... Я тихонько ощипывала иголочки и прислушивалась к себе, к своим ощущениям. Душа молчала.

      Ответа не было. Никакого. С огнем играю! А нужно ли мне это?

      - Молчите? - он подошел сзади. Взял меня за плечи. Крепко взял. Я вывернулась.

      - Давайте, оставим все, как есть. Ни к чему это ...

      Он с интересом меня разглядывал.

      - Вы все равно никуда от меня не денетесь, Аля. Не сейчас, так позже...

      Ты посмотри, какой смелый! А смелый ли? Может, просто не привык получать отпор? Вроде Рыжего? А что? Красивый мужчина с высоким положением. С большими возможностями. При деньгах. Какая юбка откажется?

      - Вы всегда так самоуверенны? - ехидно улыбнулась я, подходя к поваленной ели и поднимая с травы ветровку и сумочку.

      И тут он перестал улыбаться. В лице даже как-то переменился. Шагнул ко мне. Черт! Вот положеньице! Но ... Нет, он не Рыжий. Его я не боялась. И дыхание у меня не перехватывало.

      - Ты думаешь, я шучу?

      Интересно, когда я ему разрешила ко мне на "ты" обращаться? Что-то не припомню.

      - Думаешь, очередная интрижка?

      Но рук не распускает. Не смеет? Не уверен в себе? Да ... Он, конечно, не Рыжий. До брата ему далеко ...

      - Не все ли вам равно, что я думаю по этому поводу?

      - Мне - не все равно!

      Он стоял совсем близко. И гневно смотрел мне в глаза. А у самого глаза совсем посветлели. От бешенства, что ли? Ну и агрессивная же порода - эти Кузнецовы. У Мишки, правда, наоборот - от бешенства глаза темнели, становились васильковыми ...

      - Я уже сказала: давайте оставим ...

      - Мама, - закричал Ванечка, подбегая. - Дядя Ломан! Там гнездо!

      Предлог закончить этот опасный разговор, не ссорясь, был превосходным. Я с удовольствием полезла в кусты к Ванюшкиной находке. Гнездо оказалось пустым. Все равно интересно.

      Всю обратную дорогу Роман хмуро молчал. Только в городе, высаживая нас из машины, придержал меня за руку.

      - От судьбы, Аля, никуда не денешься.

      - Вы уверены, что вы - моя судьба? Я - нет. Вам не приходило в голову, - сказала я сухо, осторожно высвобождая руку, - что я могу все еще любить мужа?

      Он криво усмехнулся.

      - Но Михаила в твоей жизни больше нет. И, надеюсь, не будет. А я здесь, рядом с тобой. Ты мне нужна. Без тебя я уже не могу. И не буду!

      Ванечка подошел. Встал рядом. Округлил глаза и приоткрыл ротик. Слушал Романа внимательно. Господи, понимал бы что! Эх, не при Ванечке надо бы отношения-то выяснять. Но как-то притормозить Романа следует. Слишком уж разогнался. Широко шагает. Штаны порвет.

      - В моей жизни и вас может не быть. Вы - не продукт первой необходимости. И, вообще... На лето мы отправляемся в деревню. Приезжать туда не советую. Хочется верить, что за три месяца вы прочухаетесь.

      Взяла сына за руку, повернулась и пошла. Не собиралась ничего больше слушать. Ванечка увидел голубя. Рванулся за ним. Я крепко сжала его руку. Все еще внутренне бурлила.

      В подъезде Ванечке удалось выдернуть свою ручонку. Он остановился и серьезно спросил, глядя на меня Мишкиными глазами:

      - Мама, ты дядю Ломана плогнала? Да?

      - Нет, милый.

      - А лугалась ...

      - Не ругалась вовсе, - рассмеялась я. - Объяснила ему кое-что, и все.

      Он хихикнул и поскакал вверх по лестнице. Рыженький мой.

* * *

      Летом мне пришлось трудновато. В первый раз за несколько лет мы поехали в деревню. Тетя Нина с Ванечкой безвылазно сидели там. Я моталась на работу в город. Вечером возвращалась к ним.

      Зато в субботу и воскресенье отдыхала на полную катушку. Брала Ванечку и мы уходили гулять. В лес. Или в поле. Ванечке все было интересно: жуки, бабочки, хвоинки. Я с ним и сама превращалась в маленького ребенка. Так же ползала по траве на четвереньках и всем восхищалась. Часами могла наблюдать за каким-нибудь муравьишкой. Иногда мы ложились на спину и, как любил говорить Рыжий, слушали природу. Ванечке особенно нравились жаворонки - болтаются выско в небе на одном месте, трепещут крылышками, радуют чистыми трелями. Еще он полюбил собирать чернику. Земляника его не очень-то вдохновляла. На родник мы почти не ходили, хотя сынуле там понравилось. На роднике тоска с такой силой одолевала меня, что я потом несколько дней бывала не в лучшем настроении.

      Тетя Нина окончательно пришла в себя. Стала поговаривать о корове, курах, огороде. Ну, огород - еще куда ни шло. Весной я залезла в долги. Купила семенной картофель и засадила им пять соток. Клубнику посадила. Для Ванечки. Еще огурцы, зелень. Но живность заводить? Увольте. Человек я или трактор? А зимой куда корову пристраивать? А корма? Обсуждать эту тему с теткой я отказалась на отрез.

      Она злилась. Все было не по ней. Ругалась на нас, как баба Яга: и обедать-то мы не пришли, и к ужину опоздали, и коленки у нас зеленые, и рожи грязные. Ей, видите ли, стыдно перед соседями.

      Соседи обращали на нас внимание только первые две недели. Перемывали косточки, пока окончательно не вспомнили. Потом привыкли и перестали. Даже Люська Кривая не лезла со своими сплетнями. Она раздалась и стала похожа на большую юлу. Все кряхтела, да на мужика своего изредка жаловалась. Дескать, к рюмке стал часто прикладываться, зараза.

      Олег с Таней сидели у нас каждый вечер. От Олега я даже стала уставать. На работу в город - вместе. Вечером из города - опять рядом.

      Не смотря на то, что в город приходилось мотаться пять дней в неделю, я отдохнула душой и окрепла телом. Даже слегка поправилась. Петька Козлов, не удержавшись, сделал мне комплимент. Ехал как-то на своем стареньком мопеде, увидел меня и притормозил.

      - Все цветешь, Аленький?

      - Да брось ты, Петь!

      - Чего, брось-то? Красивая ты, зараза, стала!