Райский уголок. По велению сердца

Как это ни было поразительно, но Дафни вдруг поняла, что еще никогда в жизни не чувствовала себя счастливее, чем сейчас. Она почти суеверно прижала руки к животу в инстинктивном желании защитить то, что жило внутри нее. Господи милосердный, помоги мне. Пусть ребенок родится живым и здоровым. Она неистово призывала каждую частичку своего тела и разума сосредоточиться на этой молитве. Живым и здоровым. Ей больше ничего не нужно. Ничего.

— Мадам, могу я убрать со стола?

Она обернулась с приятной улыбкой на лице:

— Разумеется, Паркер.

Он должен родиться живым и здоровым. На этот раз должен.

Сидя в вагоне поезда, за окном которого проносились сельские пейзажи графства Кент, уже позолоченные осенью, Рейчел Пэттен, в отличие от Дафни, не призывала на помощь Господа. Наоборот, она раз за разом поминала дьявола, в тысячный раз ругая себя за глупость. Идиотка! Как она могла позволить, чтобы такое случилось? Как могла быть такой неосмотрительной? Она, которая всегда безумно боялась этого.

Длинная цепочка вагонов, покачиваясь, изогнулась на крутом повороте. Прелестные сельские пейзажи, окрашенные в зеленые, золотистые и коричневые тона, мелькали за окном. Сады, поля, парки с аккуратно постриженной живой изгородью и пересекающимися, извивающимися дорогами сливались в огромный разноцветный лоскутный ковер.

Рейчел прислонилась к спинке своего сиденья, устало откинув голову и закрыв глаза. Последние дни — вернее, последние две недели — с тех пор, как она начала подозревать, что с ней произошло нечто невероятное, превратились для нее в кошмар. Поначалу она не обращала внимания на первые признаки, но теперь сомнений быть не могло. Три дня назад она долго сидела в почти кипящей ванне, потом выпила бутылку джина. Но ее по-прежнему тошнило. Она так плохо себя чувствовала, что, казалось, могла умереть. Ей даже хотелось умереть. Рейчел до сих пор бросало в пот от воспоминаний. Но все бесполезно. Ничего не произошло. Это чудовище внутри крепко вцепилось в нее. Она должна от него избавиться. Должна. Она слегка дрожала, несмотря на теплые солнечные лучи, которые сквозь оконное стекло согревали ее лицо. На следующий день после безжалостной, но тщетной попытки с джином и горячей ванной она обзвонила одну за другой своих сомнительных знакомых, пытаясь навести справки косвенным путем. У нее есть подруга, говорила она. И эта подруга оказалась в беде. Ей необходимо срочно помочь. Наконец ей сообщили долгожданный адрес. Вчера она побывала там, в высоком мрачном доме на Сохо-стрит. Ей сделали необходимые предупреждения, назначили время и сообщили цену. Теперь ей требовались только деньги и мужество, чтобы пережить это.

Рейчел открыла глаза и повернула голову, когда поезд остановился на маленькой сельской станции. По деревянной щелястой платформе бродили утки. Небольшое ветхое строение, служившее комнатой ожидания, было увито ползущими растениями с цветами, напоминающими розу. Невероятная, до нелепого мирная картина. Неужели кто-то действительно живет такой жизнью?

В юности Рейчел изредка бывала в этих местах, и с тех времен помнила, что следующая станция будет Рамсден Холт. Она заерзала на месте, нервно заламывая обтянутые перчатками кисти рук. Должно быть, она сошла с ума, совсем спятила, если решила обратиться к матери, которую не видела и с которой не говорила вот уже много лет. Ей просто надо выйти из вагона, перейти на противоположную платформу и взять билет на ближайший поезд до Лондона.

И что тогда? У кого еще она могла попросить денег, которые ей так нужны, и притом срочно. Каждый день, каждая минута была драгоценной. Она не могла позволить себе обратиться к отцу. Ее сумасбродство, ее нелепые выходки давно стали камнем преткновения в их отношениях. К тому же ей не приходила на ум никакая разумная причина, которая объяснила бы, зачем ей такие деньги. Как бы то ни было, она любила отца всем сердцем и, зная его, ни за что в жизни не могла бы воспользоваться его деньгами, чтобы сделать нечто, не соответствующее принципам, которых он придерживался и в которые верил. То же можно было сказать и в отношении Фионы — она не была уверена в том, что Фиона, узнав о ее намерениях, не побежит к Бену, чтобы попытаться остановить ее.

Разумеется, у нее были друзья, у которых водились деньги, но их дружба ни в коей мере не заходила так глубоко, чтобы на нее можно было положиться. То, что она собиралась сделать, было уголовным преступлением, и Рейчел отлично сознавала, как опасно в этом случае доверяться этим людям, несмотря на их дружеские отношения. Всю ночь она проворочалась в постели, строя планы и отказываясь от них, понимая, что с каждым днем ситуация становилась все более сложной. И тут ей пришла в голову эта мысль: кто может понять ее лучше, чем женщина, которую вынудили родить ребенка, нежеланного для нее? Ребенка, от которого она отказалась, которого оставила, как оставила и мужа, без оглядки и без сожалений. Должна же у Шарлотты Пэттен быть совесть? Может быть, даже она иногда чувствует себя виноватой или ее мучает чувство раскаяния? Наверное, она не откажется от возможности помочь покинутой ею дочери, чтобы вновь не случилось несчастье и не появилось нежеланное и никому не нужное на этом свете дитя?

Но сейчас, при ярком дневном свете Рейчел начали одолевать сомнения. То, что казалось вполне рациональным и разумным по ночам, полным отчаяния, уже не выглядело столь убедительным днем.

Тем не менее, она приехала сюда и должна действовать. Мать может отказать ей. Однако сохранялся ничтожный шанс на то, что она скажет «да». И именно за этот шанс она должна ухватиться.

Поезд, с шипением выпуская пар, остановился на станции. Рейчел поправила шляпу, поднялась и с улыбкой подождала, пока пожилой джентльмен, который всю дорогу бросал на нее оценивающие взгляды, галантно открывал перед ней дверь, коснувшись рукой своей шляпы в знак почтения. Пробормотав в ответ слова благодарности, она вышла на платформу. Поезд пронзительно свистнул, лязгнул буферами и плавно покатился по блестящим рельсам. И только длинный шлейф дыма, точно прозрачная лента, протянулся вслед за ним. Рейчел стояла на платформе одна, все еще пребывая в нерешительности. В Оак Коттедж не было телефона. Она не сообщила о своем прибытии, и ее там никто не ждал. Она могла с тем же успехом сесть на встречный поезд и вернуться.

— Могу я помочь вам, мисс? — Дородный, средних лет мужчина в форменной фуражке вышел из крохотной билетной кассы, чтобы взять посылку, доставленную поездом. Его объемистый живот украшала массивная цепочка от карманных часов, свисающая из кармашка жилета. Он с любопытством рассматривал ее.

— Э-э-э… да. Я… я направляюсь в Оак Коттедж. К миссис Пэттен. Только не припомню…

Он широко улыбнулся.

— За мостом, мисс. Через маленькую калитку и налево. До Оак Коттедж, я бы сказал, примерно полмили. Не больше.

Благодарно улыбнувшись, Рейчел направилась в указанном им направлении. Она чувствовала на себе его взгляд, когда поднималась по деревянным ступеням небольшого мостика для перехода через железнодорожные пути. Сегодня утром она одевалась особенно тщательно. Ей очень шло бледно-голубое льняное платье с белой отделкой, в сочетании с жакетом из набивного льна. Белая шляпа, затеняющая ее глаза, была отделана голубой лентой более насыщенного, чем платье, тона. Элегантные перчатки гармонировали по цвету с лентой. Небольшая сумочка и стянутые ремешками туфельки дополняли ее изысканный туалет. Она выглядела прелестно, несмотря на бледность, покрывавшую ее лицо. Но чувствовала она себя ужасно.

Дорога была узкой и изрытой колеями, без привычных тротуаров. Она шла не спеша, впитывая в себя покой и красоту окружавшей ее сельской местности, и стараясь унять неспокойное сердце, громкие удары которого болью отдавались в груди.

Дорога свернула в сторону от железнодорожного пути и, миновав пару фермерских коттеджей, углубилась в лес, теперь уже более похожая на тропу. Кроны деревьев смыкались над головой Рейчел, образуя густой зеленый шатер, сквозь который едва пробивались солнечные лучи. Откуда-го доносился шум воды. В том месте, где дорога вновь выходила на залитое солнцем пространство, она пересекала небольшую речушку, неподалеку от которой, чуть ниже дороги, расположился аккуратный домик. Он был окружен садом в ярком осеннем убранстве, и в нем царил безукоризненный порядок. Входная дверь дома была открыта навстречу солнечному свету и теплу. Возле цветочной клумбы, и без того уже безупречной, возилась женщина в поисках сорняков; она была в переднике и старомодной дамской шляпе, защищавшей от солнца ее голову и шею. Она была среднего роста, тощая, с густо усеянным веснушками лицом. У нее были рыжеватые волосы. Такого же цвета ресницы бахромой окружали глаза. Она разогнула спину, смахивая пыль с рук. Неглубокая морщина пролегла на ее лбу.