Райский уголок. По велению сердца

— Зачем ты произнес слово, которое я не понимаю? В нем есть что-то нехорошее, я чувствую это.

— Оно означает — распутница, — сказал он, будто плюнул ей в лицо.

Она запрокинула свою изящную головку, одарив его ослепительной улыбкой.

— Что-то в этом роде я и подумала. Это уже кое-что. Ну, а теперь признайся, ты хочешь меня — пусть только для того, чтобы причинить мне боль, но хочешь, не так ли?

— Ты просто сумасшедшая.

— Все мы сумасшедшие.

Она расстегнула его неопрятную, из грубой ткани рубашку, скользнула под нее руками, поглаживая спину, слегка касаясь ее острыми ногтями и доводя его до неистовства. И тут он взорвался. Он повалил ее, схватив грубыми руками, повернул и силой заставил подчиниться, опустив ее не на постель, а на пол, на руки и колени. И на сей раз, уже не подавляя свой гнев, он действительно причинил ей боль. Он овладел ею быстро, не заботясь о том, чтобы быть понежнее, а потом бросился от нее прочь. Он оперся руками о стол, опустил голову, не в силах справиться со своим дрожащим телом и учащенным дыханием. Позади себя он услышал движение.

— Гидеон?

Он обернулся. Она уже лежала в его постели в той же позе, что и тогда, когда он вошел в комнату.

Она улыбалась порочно-плутовски и маняще.

— Иди ко мне.

Он ошеломленно покачал головой и потянулся к бутылке.

— И прихвати ее с собой. Это замечательная штука, жаль тратить ее понапрасну. У нас впереди вся ночь, Гидеон. Ночь любви. Иди сюда. — Она увидела, как гнев в его глазах уступает место изумлению, затем в них неожиданно затеплилась скупая искорка смеха. И поняла, что одержала победу. Во всяком случае, на сей раз. Стоит ли думать о том, что будет завтра?

Глава девятая

Как бы в благодарность за ее терпение и те страдания, которые ей пришлось пережить в связи с неожиданной смертью Салли, судьба смилостивилась над Дафни. На четвертом месяце беременности ей неожиданно стало легче. Она ощутила прилив сил, тошнота почти исчезла. Доктор, которого пригласил Амос, узнав об этом, дал вполне оптимистичный прогноз. Дафни хорошо понимала, что уже немолода для вынашивания ребенка, но она обладала крепким здоровьем и было окружена вниманием и прекрасным уходом. Несмотря на то, что с ней произошло прежде, доктор не видел причин, по которым ее беременность не могла бы разрешиться благополучно. Ее отношения с Тоби также заметно улучшились после того дня, когда он, потрясенный смертью Салли, ушел из дома.

В ту самую ночь, когда он вернулся домой избитый, в синяках, отвратительно пахнущий виски, Тоби впервые был так откровенен с ней, даже позволил себе расплакаться. Многое из того, что он говорил тогда, было несущественной чепухой, которая мало или почти ничего не значила для нее. Да ему и не требовалось от нее ответа. Скорее, ему было необходимо, чтобы его выслушали. Что она и сделала — тихо, молча и терпеливо. Но одно она твердо запомнила, и часто размышляла над этим. За его искренней болью и страданием скрывалась мысль, которая не давала ему покоя. Сожаление о том, что время, которое могло быть использовано для примирения, безвозвратно потеряно. И еще Тоби тогда говорил о предательстве. Как показалось Дафни, он по-прежнему не мог принять право молодой Салли Смит выйти замуж за любимого человека и оставить мальчика, которого она заботливо воспитывала и лелеяла, в приюте для сирот, хотя бы и в самом лучшем. Теперь Дафни начала понимать, что Тоби не умел прощать легко, если вообще умел прощать.

Дело Андерскоров процветало. И здесь Тоби не отказывался от ее участия. Он внимательно выслушивал и обдумывал все, что она говорила, охотно откликался на ее идеи и предложения. «Бэконтри» преуспевал. Еще один новый магазин начал работать в Энфилде. В тех магазинах, на полное переоборудование которых у них пока не хватало средств, открывали новые отделы по продаже электротоваров и бытовых приборов. Как и предсказывал Тоби, потребность в товарах постепенно увеличивалась, и не было никаких признаков того, что она пойдет на убыль. И это несмотря на все возрастающую безработицу и разговоры о тяжелых временах, которые якобы ожидали экономику, а также американскую порочную систему ссуд, представляемых потерпевшим поражение в войне европейским государствам, чтобы те, в свою очередь, были в состоянии вернуть долги странам-победительницам, экономика которых была подорвана в не меньшей степени.

Тоби и Дафни взяли за правило каждое утро за завтраком обсуждать состояние дел своей компании. В основном, разумеется, говорил Тоби. Дафни время от времени вносила разумные замечания, основываясь на своем более длительном опыте работы. По большей части Тоби не выказывал особых восторгов по поводу ее предложений, хотя она знала, что позднее он тщательно их проанализирует. Но даже Тоби пришлось признаться, что на него произвела большое впечатление ее первая статья в популярном национальном журнале для женщин. Дафни убедила редактора напечатать вслед за ней еще одну — о современном оборудовании, приспособлениях и осветительных приборах, необходимых для дома. Тоби с ликованием потирал руки и считал, сколько раз она употребила фразу «которые можно приобрести в магазинах компании Андерскор по всей стране». Он радовался этому как мальчишка.

— Здорово, старушка! Просто замечательно! Это настоящая сенсация! — Он бросил журнал на стол рядом с газетой, заголовки которой гласили о том, что все предположения экспертов с Уолл-стрит о надвигающемся экономическом кризисе оказались ничем иным как очередным «мыльным пузырем», который в конце концов лопнул.

— Великолепно! Свежие новости прямо к завтраку для наших клиентов.

— Как ты думаешь, — слегка нахмурившись, несмотря на удовольствие, которое ей доставила его похвала, спросила Дафни, разворачивая газету, — каким образом это повлияет на наши дела?

Тоби пожал плечами.

— Кто знает? Спрос действительно начал несколько спадать. Это должно было произойти. Рынок — неустойчивая штука. Думаю, все образуется. — Отодвинув свой стул от стола, он позвонил в колокольчик, стоявший у его тарелки. — Я ухожу. Через полчаса в офисе у меня назначена встреча с Амосом и Беринджером. Ты не возражаешь, если я его возьму с собой? — Он потянулся за журналом. — Нужно будет показать его им, особенно этому старому скряге Беринджеру. — Он повернулся к Паркер, которая, войдя в комнату, сделала неуклюжий книксен. — Паркер, пожалуйста, подайте мне пальто, шляпу и перчатки.

— Да, сэр.

— Разумеется, возьми его. — Дафни поцеловала мужа, как обычно слегка коснувшись губами его щеки. — Передай привет папе. Напомни ему, что сегодня мы ждем его к обеду. Он в самом деле становится совсем забывчивым.

Хотя Амос Андерскор даже сам себе не всегда признавался в этом, однако чувствовал, что возраст наконец начал давал о себе знать. Все чаще и чаще он вынужден был полагаться на Тоби и Дафни. Оставаясь бодрым для своих лет и сохраняя прежнюю живость ума и проницательность, он, тем не менее, быстро уставал, и частенько замечал, что память все чаще подводит его.

— Непременно.

С самодовольным видом Тоби надел фетровую шляпу, слегка сдвинув ее набок, и натянул мягкие кожаные перчатки. Дафни с улыбкой смотрела на него, сознавая — впрочем, как и он сам, — какой элегантный молодой джентльмен стоял перед ней. Ее память вновь вернулась к той ночи. Она вспомнила, как он выглядел тогда, несколько недель назад, на лестнице, с поникшими и содрогающимися от рыданий плечами и мокрым от слез лицом, покрытым синяками. Она также вспомнила, как он повернулся к ней и устало опустил голову на ее плечо, как они лежали и разговаривали на просторном, хранящем многие тайны теплом супружеском ложе. Она подошла к окну и, посмотрев вниз на улицу, увидела, как он легко сбежал по ступеням на тротуар и не оглядываясь пересек дорогу.

Дафни долго стояла, глядя невидящими глазами на автобусы, автомобили, повозки, людей, спешащих по утренним улицам навстречу заботам нового дня. К ее удивлению, она постепенно налаживалась, ее супружеская жизнь. Правда, без особых страстей, горячих признаний в любви или хотя бы имитации их, без глубокой привязанности — то есть всего того, что, казалось, должно было сопровождать супружество, тем более на первом году. Но кое-что все-таки было. Был заложен фундамент, на основе которого можно строить прочное здание. И сейчас было еще рано говорить, каким оно будет.