Пусть говорит ветер (СИ)

— Мерлин, Гермиона, зачем? Ведь он бывший Пожиратель смерти. Один из самых верных идее. И ты хочешь, чтобы его оправдали? Выпустили из Азкабана?

— Я не говорю об освобождении. Просто Гарри, ты… ты не знаешь, что творится с Драк… с Малфоем. Люциус его отец, и какие бы промахи в жизни он не совершил — для своего сына мистер Малфой останется идеалом и авторитетом.

— Тогда чего же ты хочешь?

— Помнишь свою первую встречу с дементором в поезде? Свои чувства? А потом? Когда вы с Сириусом вступили в неравную схватку с ними… Гарри, ты ведь выступал за поддержание законопроекта, когда по окончании Войны Министерство рассматривало проект об отказе от услуг дементоров при Азкабане? Ведь это так?! Ты же понимаешь, что поцелуя дементора не заслуживает никто, каких бы страшных дел он не натворил при жизни.

— Говоришь глупости! — удар ладони по столу прервал пламенную речь Гермионы, — Даже Волан-де-Морт, заслужил бы помилование? После всего? Гермиона!

— Ты сам несешь околесицу! Его душа — предметы, за которыми мы гонялись по свету. С тобой. Большую часть времени вдвоем. И позволь напомнить, что я одна не потеряла в тебя веру, даже когда Рон покинул нас. И теперь я прошу лишь малого — поверить мне. Что никто, повторяю, никто не заслуживает поцелуя дементора!

— Что я могу сделать?! — голос Гарри срывается на крик, — Министр отклонил законопроект! Ты сама это знаешь, и что я теперь могу сделать, даже если хотел бы помочь тебе!

— Воспользоваться связями. Своими или мистера Уизли! Но только, Гарри, прошу! Помоги обжаловать приговор или добиться повторного слушания дела.

— Если предположить такой безумный исход, что я мог бы помочь добиться повторного слушания, кто выступит в его защиту?! От Малфоя отвернулись все!

— От него не отвернулся сын. Малфоя ждет жена. И я буду за него бороться.

Лицо Гарри исказила гримаса. И Гермионе показалось на миг, что его, как в старые времена, тревожит боль в шраме. Но вдруг лицо друга разгладилось, и он погрузился в размышления, перестав замечать ее.

— Гарри, — позвала Гермиона тихо. Молчание и так слишком затянулось и, понимая, что она ничего не добьется, Гермиона поднялась, чтобы уйти, — Гарри Поттер, — и ее рука тихо опускается на плечо друга, и от этого прикосновения оцепеневший мужчина приходит в себя.

Снова они стоят друг напротив друга. Глаза в глаза. Рука в руке.

— Хорошо. Я сделаю все возможное, ибо ты единственная, кто не предал меня, и тебя оставить я не имею права, — голос звучит тихо и смиренно, а Гермиона освободив руку, старается покинуть его, как можно тише. Она сама понимает, как тяжело будет Гарри пойти против своих принципов и защитить злейшего врага… даже если об этом просит она.

========== Часть 3 ==========

И если станет жить невмоготу,

Я вспомню давний выбор поневоле:

Развилка двух дорог — я выбрал ту,

Где путников обходишь за версту.

Все остальное не играет роли.

Р. Фрост

***

Увы, бюрократия живет, процветает и в магическом мире. Со времен, когда Гермиона дрожащей рукой разворачивала письмо от Гарри, в котором лучший друг сообщал, что дело Люциуса Малфоя отправлено на пересмотр, и она, Гермиона, включена в список основных свидетелей, прошло уже три месяца.

Гермиона поделилась этой новостью с Драко в тот же вечер, и улыбалась от счастья, глядя, как смягчается его лицо, когда он строка за строкой разбирает узловатый почерк Гарри.

Она ждала нетерпеливо и, ужасаясь в осознании того, как ей придется лгать Визенгамоту, а лжесвидетельство классифицируется преступлением и карается Азкабаном. Но страхи девушки рассеивались, стоило только взглянуть в глаза Драко.

Со слов любовника она знала, что так же нетерпеливо ждет заседания Нарцисса Малфой. Гермиона одновременно раздражалась, слыша имя этой женщины, но не могла возразить, когда Драко покидал стены Хогвартса на все уик-энды, чтобы навестить мать. Она не видела его по субботам и воскресеньям, зато остальные дни… точнее ночи, они делили одно одеяло на двоих.

И это стоило любых преступлений и самой страшной лжи — шелк его чуть более длинных, чем обычно, волос на плече. Она готова сказать что угодно, под ласкающими тело руками, но отказываясь признаваться себе в том, что Малфой стал неотъемлемой частью каждого дня. «Он просто хорош в постели, — уговаривала себя девушка, — да и сравнивать мне не с кем». И она засыпала в теплых руках, под уютный треск сгорающих в камине поленьев.

Слушание назначили на двадцать седьмое июля, и Гермиона радовалась только одному — без треволнений они с Драко успеют сдать все выпускные экзамены. Но она ошибалась насчет юноши. Чем ближе подходил день суда, тем более рассеянным и неловким он становился. Закончилось тем, что Гермиона, рискуя своим высшим баллом и репутацией, написала за него письменную часть экзамена по Зельеварению, а двумя днями позже почти полностью заполнила его таблицы по Нумерологии, едва уложившись в отведенное время.

Последняя суббота июля встретила Гермиону, облаченную в строгую парадную мантию у входа в Министерство. Драко чуть отстал: им не пристало появляться вместе, приковывать к себе лишнее внимание.

Пересекая атриум, девушка заметила, что со времен ее последних визитов в Министерство ничего не изменилось. Фонтан, где в оскорбительной позе увековечен домовой эльф — как символ поражения в ее юношеской борьбе с несправедливостью.

Сейчас новый поединок.

Гермиона поправляет воротничок блузки, и до нее доносится легкий аромат Драко. Эту ночь они снова провели вместе, и после этого она никогда не принимает душ. Ей нравится его запах на своей коже. Так теплее и безопаснее. Так отчаяннее и убедительнее она будет врать, вспоминая о руках своего мужчины.

Смешиваясь с толпой опаздывающих на работу колдуний и волшебников, Гермиона не испытывала тревоги. Внутренний голос подсказывал, что несмотря на аморальность поступка — она все делает правильно. Только потеряв собственную семью, Гермиона поняла, насколько важно, чтобы люди, связанные кровными узами всегда были вместе. Эта нерушимая связь так вероломно разорвана ей самой и, возносясь в воспоминаниях к тому дню, когда своими руками отняла у родителей память, Гермиона поняла, что никогда не сделала бы этого теперь. Ведь даже если бы она погибла в той Войне, родители бы оплакивали ее, приходили бы вместе на ее могилу, держась за руки, они понимали бы, сколь важны друг для друга. Ребенок — это основа любви, ее сердце, ее кровь. Не имея возможности признаться в том, что она дочь мистера и миссис Грейнджер, Гермиона все же следила за их жизнью, с ужасом понимая, как мало общего у них осталось сейчас. Но вера девушки относительно того, что Малфои должны воссоединиться, крепла с каждым днем, особенно теперь, когда она узнала, что ее собственные родители разводятся.

Миссис Грейнджер всегда любила путешествовать, а отец любил работу и дом. Раньше летом Гермиона сама сопровождала мать в поездках на родину во Францию, а теперь маме необходимо освободиться, чтобы вернуться на землю предков, к корням. Уже в одиночестве.

Преодолев расстояние до зала суда на скрипучем лифте, Гермиона вошла в сырое подземелье — место заседаний Магического суда, решительно расправив плечи. Нарцисса и Драко уже сидели на своих местах, рядом с камерой, куда должны были привести подсудимого.

Гермиона садится в стороне от присутствующих Малфоев. Холоден взгляд Нарциссы, женщина напряжена, выжидает. Но тут же теряет интерес к Гермионе, как только в зале Суда появляется ее муж. Люциуса Абраксаса Малфоя вводят через маленькую, неприметную дверь в северной стене. Руки скованы тяжелыми наручниками. Его ведут под конвоем, крепко держа за тощие локти, скрытые в трубах рукавов грязной тюремной робы. В этом нет необходимости: мужчина, очевидно, так слаб, что едва передвигает ноги.

Гермиона помнила, как дурно он выглядел во время их последней встречи, после первого срока заключения в тюрьме, но вид нынешнего Люциуса Малфоя вызывал такой острый укол жалости, что Гермионе пришлось опустить глаза. И когда она осмелилась поднять их вновь: взгляды Люциуса Малфоя и Гермионы Грейнджер встретились.