Вензель твой в сердце моем...(СИ)

— Закуро, скажи, — прошептали ее губы, и демонесса опустилась на колени. Тонкие руки обвили его шею, а губы коснулись бешено пульсирующего виска, — почему ты не сдаешься? Мне интересно. Скажи. А я никому не открою твой секрет…

— Лживая тварь, — усмехнулся Раб и резко откинул голову.

Удар. По пухлым алым губам побежала капля крови. Как сладко…

— Это было забавно! — рассмеялась женщина, стирая кровь с губ. — Но мы ведь не хотим, чтобы столь ценная влага, как моя отравленная Адом кровь, пропала даром, правда, мой дорогой?

Белые пальцы скользнули по смуглой груди, вживляя в тело Раба очередную порцию яда. Ладони, притворившись нежными, стирали бегущие по загорелой коже капли пота. Так возбуждающе… но только не в бассейне из магмы.

— А еще говоришь, что я тебе неинтересен, — прохрипел Закуро.

Боль. Адская, нестерпимая, ужасающая. Хруст костей, ломающихся и дробящихся. Бурление вскипающей крови. Рваное дыхание, опаляющее потрескавшиеся губы. Так чарующе…

— Нет, ты неправильно понял, глупый! — рассмеялась демонесса. — Ты мне очень интересен. Как подопытный кролик. Но ты смертный, а потому как мужчина ты меня интересовать не можешь. Ведь ты не демон.

«Но так похож», — промелькнула в ее сознании глупая мысль.

— Ты просто никчемная…

— Ой, не надо! — перебила женщина своего грешника. — Я не ночная бабочка: мне за это не платят! Но почему бы не развлечь себя время от времени? Вот только не с тобой, потому что ты не демон.

— А тебе хотелось бы, чтобы я им был? — ухмыльнулся мужчина.

«Да», — ответил разум. Но язык промолчал.

Ее щека прижалась к его виску. Кончики пальцев заскользили по обнаженной мужской груди, царапая ее острыми когтями. Ее дыхание, морозное, как лед, холоднее жидкого азота, серебрило его виски, превращая пот на алых прядях в лед. Прямо в ванной из лавы…

Демонесса обняла Раба со спины и прошептала:

— Нравится, Закуро? Нравится боль? Вот что такое «любовь» демоницы. Это страсть, желание и боль. Вечная боль, которую ни один смертный не перенесет. Мои поцелуи жалят ядом, мои когти пронзают плоть любовника, мое дыхание замораживает легкие. Вот что такое наша любовь. И ты, простой смертный, захочешь обратно в эту чудесную ванну, если я соглашусь провести с тобой ночь. Ведь кровосмешение подарит тебе всю боль, что ты испытываешь сейчас, и еще бесконечную агонию сверх того.

— А я не из пугливых, — рассмеялся Закуро хрипло.

Кап. Пшш. Бабах. Трр. Хрусть. Тщщщ.

И океан из мук. Почему же он такой сильный? Почему он не сдается? Почему?

— Ты такой странный, — заморозило его висок ее дыхание.

Рывок. Белые пальцы дернули за алые волосы, и мужчина вынужденно запрокинул голову. Алые глаза встретились. И поняли, что не сдастся ни Раб, ни Госпожа. Никогда. Сколько бы мук не пришлось пережить.

«Не хочу отпускать», — промелькнуло у нее в голове. Ведь он почти как демон, он сильный — по-настоящему сильный. Он груб. Он жесток. Он надменен. Его усмешка стоит миллиона ухмылок смертных. Но он всё же не совсем демон. И главное его отличие — он умеет любить… Страсть, желание — какие нужные ей низменные чувства! А любовь глупа! Но почему же она так манит? Почему та искорка света, что осталась в его душе, так притягивает ее — притягивает даже больше всей живущей в нем тьмы? Почему? Возможно, потому, что она и сама была рождена во грехе. От демона и смертной женщины. А значит, она всё же умеет любить. Вот только не знает об этом. Не понимает. Но чувствует.

— Закуро. Ты Нечто.

— Ну, ты почти такая же.

И две ухмылки.

Рывок. Еще один. Но на этот раз пухлые губы впиваются в потрескавшиеся, и ледяное дыхание сливается с обжигающим. Две противоположности — но сколько же в них общего! Холод, разрывающий легкие на части. Мучительно-сладкий поцелуй с металлическим привкусом. Боль, что испытывает она, демонесса, от прикосновения к смертному. Им ведь нельзя быть вместе. Но правила существуют для того, чтобы их нарушать. А в Аду нарушение правил — это даже почетно! А боль она вытерпит. Потому что она даже сильнее него. Но порой ей кажется, что это не так.

— Мой, — хриплый шепот в искусанные острыми демоническими зубами мужские губы.

— Моя, — животный рык самца, поймавшего добычу.

— О нет, дорогой. Я твоя Госпожа. Тебе не вырваться из этой купальни. И мы будем вместе вечно. Но именно здесь. А я продолжу с тобой играть — это моя работа. Я подарю тебе бесконечность боли.

— И любви? — ухмыльнулся мужчина, зарываясь пальцами в черные локоны нависшей над ним женщины.

— И не надейся. Только страсти, — рассмеялась она.

— Тогда я тоже подарю тебе боль, дура!

Странный смех сорвался с истерзанных губ. Мужчина резко дернул демонессу за руки, и она упала на раскаленную застывшую лаву. Не ожидала? О нет. Как раз ждала. Потому что они оба сильные. И потому что они оба умеют наслаждаться жизнью, даже если она полна мук. И даже если, по сути, они и не живут…

«Пшшш», — сказала тонкая бледная кожа ее ладоней, вмиг обуглившись.

— Ха-ха, думаешь, сможешь меня подчинить? — рассмеялась женщина, вставая босыми ступнями на твердую магму. Эти ноги вечность бродят по серому песку. Им ничто уже не страшно — никакая боль. Потому что пепел этот — прах. Прах демонов, погибших, нарушив главное правило. «Не люби». И он впивается в ноги собратьев, постоянно напоминая им о том, что любить нельзя. Если ослушаешься и признаешься в любви, обратишься в пыль. Но сколько же их, таких, уже было, что сказали эти страшные слова — «я люблю тебя»?..

— Почему нет? Я люблю подчинять, — протянул Закуро.

— Нет, мой дорогой. Что бы ни произошло, я всегда буду мучить тебя. Потому что я здесь Госпожа. А ты лишь мой Раб. Иначе быть не может. Иначе — это нарушение правил, иначе — тебе сменят инквизитора. Хочешь?

— Хммм. Раб, говоришь? — в алых глазах грешника заплясали дьяволята. — Но раб ведь может быть Серым Кардиналом и исподтишка править Госпожой.

— Вариааант, — протянула женщина и рассмеялась. Надрывно, весело, с азартом. — Это будет весело, Закуро! Ты такой хитрец!

— Но это не любовь?

— Нет. И никогда ею не станет.

— Посмотрим. Либо ты сломишь меня, и я окажусь в колесе Сансары, либо я сломлю тебя, и ты признаешься мне в любви. Как тебе такое пари?

— Это будет любопытно, — кивнула она, сложив руки на груди и глядя на своего грешника сверху вниз. А лава жгла, уничтожала, терзала босые ступни с черными коготками.

«Тебе не сломить меня, — подумала демонесса. — Ведь я не хочу умирать. Я хочу быть с тобой. И мне не сломить тебя. Потому что ты не хочешь оживать. Ты хочешь быть со мной. А потому, Закуро, у нас впереди вечность. Вечность вдвоем. Но ты об этом никогда не узнаешь. Потому что это не любовь. Это лишь страсть. И мы оба способны как разочароваться друг в друге, так и предать друг друга. Ведь мы оба — демоны. И плевать на происхождение».

Тонкий укол. Прямо в сердце. Почему ей вдруг стало так больно? Нестерпимо больно. Почему сердечная мышца заныла вместе с черной душой от мысли, что она не любима, что ее предадут, и что она сама предаст?.. Возможно, потому, что она осознала всю лживость этих слов? По крайней мере, по отношению к себе. Но в его душу она заглянуть не может. И знает лишь, что он согласен на вечные муки только для того, чтобы быть рядом с ней. С безумно сильной и отчаянно-жестокой женщиной, каких на Земле не найти…

— Продолжим, дорогой.

— Почему нет, «дорогая»! Только, может, подаришь мне уже настоящую боль, а не эти жалкие объедки, а? Или слабо?

— Меня на «слабо» не взять, — рассмеялась она, садясь перед ним на застывшую лаву. — Но я и впрямь подарю тебе океан боли… и наслаждения.

— Тогда чего ждешь? Приказа? — измученные пересохшие губы, покрывшиеся коричневой коркой из запекшейся крови, искривила ухмылка.

— Нет. Хочу поиграть подольше, — протянула демонесса. — Ведь у нас впереди много времени.

Алые глаза встретились, как и израненные пальцы. Два сердца ударили по ребрам в такт. Два дыхания превратились в одно, смешивая жар и мороз и рождая тепло. Раня. Терзая. Издеваясь. Но маня.