Звезды без глянца

— Да. Это очень разумно, — промямлила я, решив пока не упоминать про те десять процентов самых влиятельных воротил в этом городе, которые считают, что запятые и вообще всякие лишние буквы только лишний геморрой.

— Так вот, я хочу услышать от тебя, Элизабет, собираешься ли ты взяться за ум и показать наконец свою преданность делу.

Боже, теперь она начала меня пугать по-настоящему! У нее черные волосы и резкие смены настроения — неужели она и в самом деле ведьма? И знает, что я хочу уйти? Она меня раскусила?..

— Преданность… ну…

— Позволь мне рассказать тебе кое-что о преданности. — Она подалась вперед и водрузила подбородок на свои костлявые руки. — Тебе нравится в Агентстве, Элизабет?

— Да, — соврала я.

— Да? Ну тогда тебе можно только позавидовать. — Она одарила меня своей недоброй улыбкой, а потом изрекла мудрость: — Я работаю в этом месте уже пятнадцать лет и ненавижу каждую минуту, проведенную здесь. Меня столько раз обходили, что больше меня никто не уважает. Я вижу, как эти тупые недоноски появляются здесь и в мгновение ока становятся партнерами, даже не успев вырасти из подгузников. Самодовольные всезнайки, которые даже не видели, как снимают фильм!

Тут до меня дошло: она не принимает свои антидепрессанты, вот в чем все дело. Но при чем тут я?

— Я была замужем, знаешь ли. За хирургом. Он любил меня и хотел иметь детей, но стоило мне забеременеть — и каждый раз было не время. Видишь ли, в этом городе всегда не время. Потому что знаешь: уйдешь в декрет, и один из твоих коллег-мужчин с удовольствием возьмет на себя заботу о твоих клиентах и в конце концов уведет их у тебя, а ты, вернувшись, обнаружишь пустой офис и розовую комбинацию. Но видишь ли, теперь я хочу ребенка, я могу его себе позволить, у меня есть преданные клиенты. Только… — Она глотнула сока. — У меня больше нет мужа. И мой гинеколог говорит, что вероятность забеременеть у меня пятнадцать процентов.

Я взглянула на нее, и мне захотелось ей посочувствовать. Пожалеть о ее участи — ведь ее единственное преступление в том, что она успешная женщина. Или что-то в этом роде. Я уже открыла рот, но она меня опередила:

— От тебя, юная леди, не исходит никакой инициативы. Твой обзор — дешевка с претензией, тебе не хватает вежливости, когда ты общаешься по телефону, и, что меня больше всего поражает, ты не проявляешь никаких очевидных талантов. — Это было сильно, особенно если учесть, что на вчерашнем еженедельном собрании она дословно процитировала как минимум четыре комментария из моих обзоров. И уж кому, как не мне, это знать — я ведь была там и вела протокол. — Так вот, по-моему, тебе нужно пойти и провести переоценку ценностей. Ты согласна? — И она улыбнулась своей улыбкой в стиле зловещих мертвецов.

Это был намек, что мне пора уходить. Так я и сделала, чудом не перевернув ничего на своем пути, несмотря на то что мои глаза застилали слезы.

— Господи, Элизабет, не бери в голову! Это же просто жопа на колесах, — сказала Лара в утешение, бросая мне упаковку салфеток «Верджин-супер-класс», когда я шла с опущенной головой.

— Но она права, — сказала я, яростно стирая слезы кулаком. — Я не справляюсь. Я не подхожу для этой работы. Я ни на что не гожусь.

— Ну да, конечно, а она тут президентом компании работает последние пять лет. — Лара закатила глаза. — Элизабет, у нее только три клиента, они остаются, потому что считают ее лесбиянкой и думают, что если их будет представлять женщина с нетрадиционной ориентацией, то это политкорректно. В духе здешних обитателей. Она ненавидит себя. Поэтому и на тебя нападает. Тебе надо положить этому конец.

— Я не уверена, что смогу, — сказала я. — Я все выходные корпела над этим обзором. Прочла шестнадцать сценариев. Света белого не видела — сидела в квартире и читала. Я сделала все, что могла, но оказалось, что этого недостаточно.

— Господи, Элизабет, ты что, ничего не понимаешь? Эта женщина сумасшедшая. Гребаный Шекспир и тот не осилил бы столько обзоров, сколько она требует. Пошли ее в задницу.

И я поняла, что Лара, наверное, права. Выражалась она резко, зато точно. Хотя по своей манере говорить она начинала напоминать мне Скотта, но такое может произойти, когда работаешь с кем-то столь долго.

— Все, я «завязала», — сказала я, запихивая салфетки в сумку, а заодно тыря из шкафа пачку дорогой бумаги «Конкуэрор» и размышляя о том, устроится ли моя младшая сестра на софе или захочет спать вместе со мной, как в старые добрые времена. И, стерев из головы образ Виктории, я выключила компьютер и отправилась домой. На целых полчаса раньше, но положа руку на сердце — кому какая разница? Мне — никакой.

Когда я пришла домой, Мелисса уже ждала меня в холле. Она сидела на огромном рюкзаке цвета хаки, читая книгу Кристофера Хитченса, а рядом с ней стояла банка апельсиновой газировки.

— Мелисса, Боже мой! — Я побежала к ней, не обращая внимания на сумку со сценариями, которая больно била меня по бедру, а она поднялась и распахнула объятия.

— Лиззи! Как же я рада тебя видеть!

Мы обнимались так долго, что стали как одно целое. Я уже столько времени не обнимала любимого человека, что никак не могла от нее оторваться.

— Может, пойдем в дом? — Мелисса засмеялась, мы наконец-то расцепились, и я извлекла ключи с самого дна своей сумки. — Ты так изменилась. — Она, мне показалось, была шокирована моим новым обликом.

— A-а, волосы?.. — Я неуверенно усмехнулась.

— Да все. — Она покрутила меня, чтобы хорошенько рассмотреть. — Ты такая лоснящаяся, такая привлекательная, такая… в стиле Лос-Анджелеса, я бы сказала.

Про себя я очень обрадовалась, что Мелисса так сказала, хотя и подозревала, что ее слова не такие лестные, какими я их восприняла.

— А ты выглядишь просто потрясающе, — сказала я, положила одну руку ей на плечо, а другой стала открывать замок. — Мел, ты не представляешь, как я рада тебя видеть!

Мы бросили мешок Мелиссы около двери, в душ она идти отказалась.

— Ты знаешь, я привыкла подолгу обходиться без душа, — сказала она, обведя взглядом квартиру и высунув голову из окна. — И потом, душ — такой неоправданный расход воды. Люди на Западе об этом даже не задумываются. Поразительно.

— Ты права, — сказала я и поспешила выключить воду, которую оставила на кухне — смывала с раковины томатную пасту.

— А ты не хочешь стать добровольцем? — Она пришла в кухню и стояла на пороге, пока я готовила обед. — Здесь, в Лос-Анджелесе, так много бедных. Это просто шокирует. Ты можешь столько всего сделать — я тебе даже завидую. Настоящий проект, за который можно взяться. — Она смотрела на меня широко открытыми глазами.

— Нет, то есть я собираюсь. Я подумываю принять участие в программе «Старшая сестра», но все никак руки не доходят. Ты понимаешь, этим детям нужно отдавать очень много времени, так что пока я окончательно не улажу все с работой и не решу наконец, хочу ли я оставаться в этом городе, то не думаю, что стоило бы что-то начинать.

— Разумно, — кивнула Мелисса.

Я вздохнула, вывернувшись из ситуации, и постаралась не думать о бедных детях с умоляющими глазами.

— Ну, расскажи мне о Сьерра-Леоне! — попросила я позже, налив Мелиссе бокал красного вина, и стала с жадностью уплетать пасту, которую на радостях переварила, — мне очень хотелось ее накормить. Мы сидели на крыше дома, в котором была моя квартира, солнце бросало розово-абрикосовые блики на океан, и впервые за все время я ощущала в душе полный покой. Меня устраивало мое решение уйти с работы и то, что моя сестра рядом со мной. Она была такая энергичная, так вдохновляла меня, что я чувствовала: там, впереди, для меня весь мир, которому я могу помочь. Зачем же я пропадаю здесь?

— Боже, с чего начать? — Она засмеялась и подняла бокал, чтобы сделать глоток. — Ну, все было замечательно. В самом деле. И ужасно тоже, как ты понимаешь, Лиззи. Но клянусь, за всю свою жизнь я никогда не делала ничего более прекрасного.

— Это лучше, чем даже когда мы сбежали и провели ночь в парке на скамейке? — пошутила я, желая получить доказательство, что мы по-прежнему сестры, которых связывают любовь и общие переживания. Но когда она стала рассказывать о своей жизни, о схватках со смертью, о том, как ночевала под открытым небом под охраной солдат, об ужасах, которые ей пришлось пережить, я поняла, что она изменилась с тех пор, как уезжала в феврале.