Мужчина достойный любви

Рейли оторвался от нее. Раскрытые ее губы обдул легкий ветерок его дыхания. Мелисса раскрыла глаза.

И точно так же, как убранная с губ его ладонь показала ей, как реальна была их физическая близость, так и его отстраненность дала ей понять, как затронул все ее естество его поцелуй. Ее реакция опоздала на секунду; сердце бешено заколотилось, а воздуха в легких стало остро недоставать.

Он ничего не говорил. Глядя поверх головы Мелиссы, он изучал каждое из окон здания и с удовлетворением убедился в том, что их никто не видел. Легким кивком он указал на кухонный вход.

— После вас, мисс.

Значит, после столь откровенного, жгучего, страстного поцелуя он ожидает, что они опять устроят друг для друга шараду в стиле «мы просто друзья»? Да ни за что! Ибо она и за миллион лет не забудет, каков он на вкус.

Гравий хрустел у нее под ногами, когда она шла к черному ходу. Она остановилась у старинной каменной арки и прижалась к холодному, неотесанному камню.

— Знаете, нам надо обо всем этом переговорить.

— Если вы считаете нужным, мисс.

Глаза ее вспыхнули от его подчеркнутой холодности.

— Конечно, я считаю нужным. — Тон был взят неверно. — То есть, я бы никогда не сказала, что нам нужно что-то обсуждать, если бы это было не так. Есть вещи, которым надо прямо смотреть в лицо.

— Как я уже сказал, мисс, если вы считаете нужным, мы поговорим. — И он оставил ее одну на каменных плитах двора.

Поставленная в тупик, взбешенная, возбужденная до предела, Мелисса расхаживала взад-вперед по комнате. Она обязана переговорить с ним, а он сделал это невозможным. Согласно его весьма хитроумному заявлению, разговор будет означать, что он ей небезразличен. Так что же ей остается делать: следующие четыре дня подавать ему знаки руками?

И когда внизу высокие часы с маятником пробили одиннадцать, она зашла в соседнюю комнату посмотреть спит ли Аврора. Очередная серия застольных рассказов Реджи загнала девочку в беспробудный сон.

Мелисса вспомнила о хвастливом драконе из любимой вечерней сказки Авроры. Как и этот дракон, ее желания ссохнутся и лопнут, как только она вступит с ними в схватку. Они с Рейли переговорят. Они избавятся от глупой привязанности друг к другу, что бы ни лежало в ее основе: возбуждение или похоть. Любовь к этому не имеет никакого отношения.

Двигаясь в направлении узенькой лестницы для прислуги в дальнем конце холла, она горько усмехнулась и ринулась вниз, прямо в логовище дракона.

От наполненной кипятком мойки поднимался влажный пар, а нижняя часть окна запотела. Лопались мыльные пузыри, а из радиоприемника раздавался гул толпы: шел репортаж с матча. Передавали конец футбольного состязания между «Лидсом», ведшим с преимуществом в два гола, и «Манчестер Юнайтед». «Толпа неистовствует», — звучал голос комментатора.

Рейли улыбнулся про себя и положил очередную тарелку в сушку. Хотя много лет назад по просьбе шеф-повара лорд Дарби приобрел посудомоечную машину, иногда выдавались вечера, когда Рейли хотел занять себя простыми делами. Эти последние несколько дней он облазил имение вдоль и поперек, чтобы убедиться, что все на месте, если вдруг Реджи захочется устроить для графини очередной обход поместья или интимный, но заранее обеспеченный едой и напитками пикник.

Рейли усмехнулся. Трудно поверить, но именно на него была возложена роль по обеспечению всех деталей ухаживания. Что он знал о женщинах? Слова, которые прокричала ему Клара в тот день в графстве Армаг, подвели черту под его приязнью к ним: «Ты не отсюда! Что ты знаешь об этом, бессердечный выродок? Убирайся!»

Может быть, она имела в виду политику, неразрешимые проблемы Северной Ирландии. Может быть, она говорила о мужчинах, как общности, противостоящей женщинам. Похоже, существовало нечто, что не в состоянии была привести в норму даже любовь в неограниченных количествах.

Он прополоскал тарелку с золотой каемкой и поставил ее рядом с подружкой. А когда он погрузил руки в мыльный раствор, то пальцы заскользили по бледной фарфоровой поверхности. И перед глазами встал образ Мелиссы.

Он взял щетку и стал яростно счищать засохшую на краешке горчицу. Рука его вдруг замерла. А волосы на затылке встали дыбом. В незамутненной части оконного стекла, наверху, он увидел ее отражение. Она стояла на пороге, не решаясь войти, точно она, как и он, чувствовала опасность. Он привел дыхание в порядок, дав себе долю секунды на размышление.

— Добрый вечер, мисс.

Она втянула плечи и вошла в кухню, блефуя, будто все ей нипочем.

— Я и не предполагала, что вы меня видите.

Он отложил в сторону щетку и вытер руки посудным полотенцем.

— Вы ищете шеф-повара, мисс? Хотите перекусить?

— И это после вечернего пиршества?

— Шеф-повар очень гордится тем, как она приготовила бараньи ребрышки.

Мелисса рассмеялась. Ему нравился ее смех. Он напомнил ему их собственный пикник на открытом воздухе, когда они стояли у вертолета, а Реджи ухаживал за Хеленой в то время, как Мелисса внимательно следила за девочкой. Теперь представлялось, будто это случилось в другой жизни, когда Мелисса еще не знала, что с ним надо быть настороже и что надо исподволь справляться с эмоциями, которые оба старательно прятали.

Кухня представляла собой длинное помещение с низким потолком, а белый оштукатуренный потолок казался темнее из-за массивных дубовых балок. Она неспеша прошлась по ней, задержалась у обеденного стола для прислуги, постучала пальцами по истертой от времени сосновой столешнице. Рейли понятия не имел, как это получается, что простое женское движение вроде прикосновения к столу делает эту женщину столь нерешительной и уязвимой. И почему эта уязвимость, эта женская нерешительность делают ее для него еще более привлекательной.

Он наблюдал за тем, как Мелисса переводит взгляд с буфетов на плиту, вбирая в себя все, за исключением его осторожного взгляда. Она кивнула в направлений мойки:

— Я думала, что в доме такого размера эту работу делает кто-нибудь другой.

Он высвободил полотенце, которым был обмотан его кулак.

— Я люблю делать это сам. Меня научила этому мать. Она была муниципальной медсестрой.

Мелисса вздернула голову, на лице у нее было написано откровенное любопытство, она готова была его слушать, тем более, что разговор зашел не о них.

Он выдержал ее взгляд, понимая, что еще очень мало сообщил о себе. Но рассказывать дальше, — означало перейти черту, которую он провел для себя сам, появившись в этом доме. Она же была гостем. У него с нею деловых отношений не было. И он переступил черту, даже не оглядываясь.

— Муниципальная медсестра занимается местными жителями своего округа, людьми, которые вышли из больницы, но все еще нуждаются в уходе. И когда она задерживалась допоздна, отец готовил, а я убирал со стола и мыл посуду.

— Похоже, вам это нравится.

— После долгого дня этим приятно заниматься. Отличный способ не задумываться. — Над тем, что бывает лучше. Когда в дом возвращается женщина, которую ты любишь. — Вы уверены, что я ничем не могу вам помочь? Скажем, подать чашку чаю? — Для этого надо вскипятить воду, заварить чай, и тогда она вынуждена будет остаться.

Мелисса улыбнулась, говоря всем своим видом: «Нет, спасибо», и пристроила обтянутый джинсами зад на краешек стола. В голубых джинсах и простой шелковой блузке с глубоким вырезом она выглядела прекрасно и удивительно молодо. Волосы она низко собрала на затылке ниспадающей ленточкой. Но отдельные тоненькие прядки падали на ее красивое овальное лицо — озорные и своевольные.

Широкая улыбка заставляла его забыть о противоречивости ее натуры. Мелисса оперлась о край стола обеими руками и по-заговорщически подалась вперед.

— Знаете, чего бы мне на самом деле хотелось?

— Да, мисс?

— Побольше узнать о вас.

— Боюсь, что вам будет скучно.

Она зажала руки между колен.