Вкус запретного плода

— Послушайте, Джеф, если такое случится во время эфира, не волнуйтесь. Помощник режиссера подскажет вам. Не беспокойтесь. Только не надо застывать на месте.

— Скажите Брюстеру — пусть успокоится. Со мной все будет в порядке, — выпалил в ответ Джеф.

— Ему платят за то, чтобы он волновался. Управляющие — это евреи рекламного бизнеса. Одна ошибка, и им приходится собирать вещи и отправляться в путь.

— Чтобы спастись от pogrom’a, — вставил Джеф.

Берни, похоже, испытал приятное удивление.

— Вы — славный парень, — сказал он, словно только что сделал это открытие.

Потом он добавил доверительным тоном:

— Слушайте, я избавлю вас от этого типа на следующие четыре дня. Вы сыграете отлично.

Но, несмотря на все ободрения, когда они перебрались в студию, дела пошли даже хуже. Наличие нескольких камер постепенно развалило игру Джефа.

Утром второго дня он напрочь забыл слова; Берни пришлось прервать репетицию и устроить десятиминутный перерыв.

Очевидно, весть об этом вылетела за пределы студии. Карл Брюстер появился до перерыва на ленч. У него были свои шпионы в аппаратной. Через десять минут после прибытия Брюстера приехали Фредди Фейг и Спенсер Гоулд. У Фредди также были свои люди среди технического персонала. Во время перерыва Фредди и Спенс вошли в студию. Одновременное появление на репетиции двух кобр было сигналом тревоги. Джеф знал, что причина заключалась в его плохой игре.

Когда репетиция возобновилась, Фредди и Спенс смогли тихо обсудить ситуацию. Они сошлись в том, что необходимо позвонить Доктору. Он должен прилететь сегодня! Нельзя упускать время.

К концу следующего дня Доктор вошел в студию. Все осознали важность постановки и степень опасности.

Когда репетиция закончилась, Доктор пригласил Джефа пообедать, но актер отказался. Они договорились выпить в отеле, в баре «Дубовая комната».

Коун не упоминал имя Шарлен, он говорил только о постановке. Он коснулся вскользь неожиданных трудностей, напомнил, сколь большие надежды связаны у всех с телеспектаклем, сказал, что друзья Джефа проявляют большой интерес к этой работе. Многие актеры — члены Гильдии ждали начала телевизионного цикла постановок с участием Джефферсона и ролей в них.

Доктор давал понять, что субботний вечер должен оказаться удачным. Это необходимо не только Джефу и ТКА, но и всем актерам, режиссерам и сценаристам, поверившим ему.

Джеф слушал Коуна; бремя ответственности возрастало, как и напряжение. Почувствовав это, Доктор сказал:

— Джеф, помни — если все пройдет хорошо, это разрешит все другие твои проблемы.

Это был единственный намек на Шарлен. Доктор знал, что его хватит для стимуляции Джефа. Хлопнув актера по спине, он отправил его к Шарлен.

В лифте Джеф сказал себе: «Этот маленький человек обладает странным свойством. Он оказывает сильное влияние даже тогда, когда не веришь ни единому его слову». В душе Джефа по-прежнему присутствовал страх, но актер стал легче переносить его. Джефу даже показалось, что с ним можно справиться.

7

Утро субботы выдалось пасмурным, холодным. Джеф встал раньше, чем было необходимо. Шарлен продолжала спать на своей половине постели. Он тихо оделся и пешком отправился на студию. Он пришел туда первым из всей труппы. В гримерной было холодно, неуютно. Когда костюмер принес ему горячий кофе, актер не стал пить его, лишь подержал бумажный стакан в руках, чтобы согреть их.

Наконец в комнате ожил громкоговоритель. Берни объявил:

— Труппа, на сцену! Вся труппа — на сцену, пожалуйста!

Они собрались возле банковского сейфа. Впервые Берни не стал повышать голос. Он заговорил тихо, обращаясь главным образом к Джефу.

— О’кей, ребята. Это Der Teg. День «Х» для Берни. Сегодня я должен волноваться. Вы все знаете ваши слова, передвижения, интерпретации. Но мне предстоит беспокоиться о том, сумеет ли каждый болван-оператор в нужный момент оказаться на своем месте. И если один из них ошибется, я должен буду мгновенно спасти положение. Так что сегодня проявите немного сочувствия к Берни. Сегодня злому, противному маленькому херу предстоит пройти через ад. Помолитесь за меня. И поблагодарите судьбу за то, что вы — актеры, а не режиссеры.

Взяв все напряжение, риск, вину на себя, Берни ослабил напряжение актеров, в первую очередь Джефа.

Он сделал в точном соответствии с указаниями Доктора.

Джеф активно работал весь день. Когда пришло время ленча, Берни обнаружил один неудачный ракурс. Он попросил Джефа, который охотно шел на сотрудничество, дважды сыграть сцену. Проблема была снята. У Джефа не осталось времени на ленч, но он обнаружил на столе в гримерной горячий бульон и сэндвич. Пока он ел, в комнату зашел Доктор с пачкой желтых конвертов. Ирвин Коун позволил себе вскрыть их. Там были телеграммы от друзей Джефа, актеров, других гильдий, от секретарши Доктора Элизы, двух писателей, участвовавших в слушаниях комиссии конгресса, даже от Ли Манделла из Вашингтона — юрист сообщал, что сегодня вечером вся его фирма будет смотреть телеспектакль.

Весь мир, сказал Доктор, надеется и верит в успех Джефа. Доктор сиял.

— Ты был просто великолепен, Джеф! Вся труппа говорит, что они не видели, чтобы голливудская звезда так выкладывалась для одной постановки. Еще несколько часов, и все закончится. Ты сыграешь роль и освободишься. Тебя ждет состояние. И совершенно новая жизнь!

Он усадил Джефа на кушетку.

— А теперь полежи. Отдохни немного. Никто не заслужил это больше тебя. Мы позовем тебя, когда ты понадобишься.

Похлопав Джефа по плечу, Доктор ушел.

Когда Джеф снова появился перед камерой, Доктор отвел Фредди и Спенса в сторону.

— Все получается. Берни займет его до эфирного времени. Нельзя оставлять Джефа наедине с его мыслями.

— Но он холоден, он не отдает себя, — простонал Фредди.

— Отдаст, отдаст, — сказал Доктор. — Фредди, твоя задача — после спектакля увести из студии Карла Брюстера, чтобы мы с Джефом смогли снять те другие куски.

— Не беспокойтесь. Я заказал стол в «21». По окончании трансляции ему так захочется выпить, что у меня не возникнет проблемы.

— Хорошо! Карл будет мне мешать; я постараюсь сделать так, чтобы Джефферсон был раскованным, простоватым, приветливым для своей роли ведущего.

Они закончили последнюю репетицию в костюмах. Берни отпустил труппу и повернулся к Доктору, Фредди, Спенсеру и Брюстеру.

— Все о’кей, боссы? Замечаний нет? Неожиданных озарений?

— Все хорошо, — мягко произнес Доктор. — Все хорошо, Берни.

Фредди и Спенс согласились с ним. Только Брюстер был недоволен.

— Вы называете это игрой? — спросил он. — Джефферсон похож на зомби. Для такой игры не стоило приезжать из Голливуда!

— Он сыграет хорошо! — заявил Доктор. — Он бережет силы для эфира.

— А если во время трансляции обнаружится, что ему нечего было беречь, что тогда? — спросил Брюстер.

— Что вы от нас хотите? — парировал Доктор.

— Сделайте что-то, скажите что-нибудь. Пусть кто-нибудь поговорит с ним!

Брюстер не то приказывал, не то умолял.

— Вы хотите поговорить с ним сейчас? Вы хотите отправиться в гримерную и устроить ему разнос за двенадцать минут до эфира? Пожалуйста! Ради Бога! — предложил Доктор, отлично зная, что управляющие рекламных агентств сами ничего не делают. Они только советуют или просят других сделать что-то. В некотором смысле они — евнухи.

— Я считаю — мы не должны волновать его. Он — профессионал с большим чувством ответственности. Когда придет время, он поднимется на должную высоту.

Доктор повернулся к Берни.

— Он в ваших руках. Если вы чувствуете, что с ним надо поговорить, сделайте это. Если, по-вашему, его лучше оставить в покое, не ходите к нему.

Берни заколебался, потом нажал клавишу.

— Труппа, внимание!

Усталые, волнующиеся актеры покинули гримеров и парикмахеров и собрались послушать Берни.

— У нас есть отличный спектакль. Мы укладываемся точно в нужное время. Нам не надо тянуть или спешить. Если мы снизим темп, помощник режиссера вас поторопит. Если мы увеличим темп, он сдержит вас. В остальном мы готовы. Поверьте мне — я повидал на своем веку немало трупп. Вы готовы! В этом есть заслуга мистера Джефферсона. Я никогда не видел, чтобы звезда так напряженно готовилась к спектаклю. Я хочу выразить ему сейчас, в присутствии вас всех, мою благодарность. Я бы хотел, чтобы вы слышали, что говорили в аппаратной после генеральной репетиции. Восхитительно! Просто восхитительно!