Мое безумие (СИ)

– Кир, – мелкий растерянно обернулся ко мне. – Это дизайн Вика.

– Это плохо? – мама с недоумением переводила взгляд с мелкого на меня.

– Почему же, – я с трудом «держал лицо». – Наоборот. Я немного знаком с ним. Может, договоримся.

Мама расцвела, чмокнув меня, закружила по комнате:

– Кир, это же идеально. Идеально!

– Да уж, это его фирменный стиль доводить все до абсолюта, – расцвел мелкий, глядя на неприкрытую детскую радость взрослой женщины.

Я старательно улыбался. Не сбежать. Невозможно. Все мои старания перечеркнуты эфемерной фантазией Вика. Парадоксально. Я буду жить в его придуманном мире? И я пока не знаю, что я чувствую. Я счастлив? Да! И мне больно. Безумно больно.

Мне повезло. Мама настолько увлеклась идеями Вика, что буквально утопая в журналах по дизайну сама с энтузиазмом взялась за оформление новой квартиры. И в нашем доме его имя стало почти культовым. Оно звучало везде. За завтраком, во время обеда... Она часами могла обсуждать по телефону детали. И пропадала по выходным в мебельных салонах, на строительных рынках вместе с ним. Я ей завидовал. И как губка впитывал все, что связано с ним. Но лучше нам не пересекаться. Я так в этом уверен, что отдал на откуп маме оформление своей комнаты. С одной стороны, я боялся встречи с Виком, с другой, мне очень было интересно, что он сделает для меня. И вот настал тот великий день, когда в предвкушении мы с отцом застыли перед новенькой, блестящей дверью. Мама в волнении никак не могла попасть ключом в замочную скважину. Наконец мы переступили порог новой квартиры. И я пошел бродить по квартире, пытаясь угадать, где и в чем были идеи Вика. Свою комнату я оставил на десерт, оттягивая момент. Почему-то я уверен, что Вик сделал в моей комнате все сам. Почему? Может, мне хотелось на это надеяться? Моя комната. Я смотрел на холодную бело-голубую гамму, кое-где разбавленную красными мазками, и чувствовал горькое разочарование. Слишком все безлико. А чего, собственно, я ждал? Комната идеальна с точки зрения парня. Удобная кровать, функциональное незагроможденное пространство, удобная рабочая зона. Но! Где же тут я? Где Вик? Я плюхнулся на кровать. Уставился в потолок. Свет зажигать не стал. Незаметно для себя я заснул. Проснулся оттого, что кто-то улегся рядом. Мама, пристроившись под боком, затихла.

– Волшебно.

– Что? – поздний сон нудной болью давил на виски.

– Не зря я доверила твою комнату Вику, это действительно волшебно.

Я, в недоумении приоткрыв глаза, покосился на мать.

Она, не отрываясь, с улыбкой полного блаженства смотрела на потолок. Она у меня малость чокнулась с этим ремонтом, что ли? Я с опасением за ее рассудок глянул на потолок и замер. На потолке мерцали звезды, создавая иллюзию ночного неба; млечный путь, шикарный хвост кометы, загадочные туманности были до невозможного реальны. Я, уставившись в звездное небо, мог только прошептать:

– Спасибо.

– Кир, сын, ты просто обязан привезти Вика. Я хочу познакомить с этим чудом гостей. Они меня уже и так измучили вопросами, кто нам такую красоту создавал, – голос мамы заглушал шум праздника. – Постарайся, – и она отключилась. Абсолютно не расслышав мои жалкие доводы против.

Я, зло выругавшись, развернулся в неположенном месте, рванул к дому Вика. Кое-как втиснув машину в забитом машинами дворе, я с раздражением нажимал на кнопки домофона. Замок щелкнул, домофон безмолвствовал, не поинтересовавшись, кто же там внизу. Я, пожав плечами, влетел на седьмой этаж. И замер перед дверью. Так, вдох-выдох. Ты просто передаешь просьбу матери и уходишь. Уходишь, что бы он не ответил тебе. Я не успел поднять руку, чтобы постучать. Дверь распахнулась. Вик застыв на пороге, втащил меня в квартиру.

– Надо же, Казанова. Сам пришел? Отблагодарить? За мой космос тебе? Тебе нравится? Нравится? Я думал о тебе, когда делал это. – Вик лихорадочно задавал вопросы, частил.

Ненормальная агрессивная веселость ввела меня в ступор. Он, как волчок, крутился вокруг моей опешившей тушки. Наблюдая за его лихорадочным перемещением, я хмурился. Что-то тут не так. Поймав за руку, я резко дернул его к себе. Обхватив подбородок ладонью, заставил поднять голову и посмотрел в глаза. Ненормально расширенные зрачки, частый, просто бешеный пульс под моими пальцам. Вик был явно под кайфом. Черными от расширенных зрачков, лихорадочно блестевшими глазами он впился в мои глаза. Гипнотизируя. Медленно кончиком языка он обвел сухие губы:

– Поцелуй меня, Казанова, – его голос прогнал по моему позвоночнику дикую стаю мурашек.

– Нет! – я выпустил его из рук и качнулся к двери.

– Почему? – Вик стянул с себя одним движением футболку. – Ты меня больше не хочешь?

Я жадным взглядом впивался в его обнаженный торс. Борясь с безумным желанием прикоснуться к нему. Он сделал шаг ко мне навстречу. Утопая в желании, я еще смог подумать о том, что это не Вик, это наркотик. Но все разумное рухнуло в пропасть, как только он мягко обхватив ладонями мое лицо, прикоснулся к губам. Вкус апельсина. Насыщенный, острый и невыносимо томительный. Я пил его, не прекращая. Плавился под руками Вика. Телефонный звонок выдернул меня на минуту из наркотического опьянения. Нашарил непослушными руками телефон.

– Мам, я не приеду сегодня. Утром поговорим.

Я не слушаю недоумение мамы, забываю о том, что меня там ждет моя девушка. Разве можно думать о чем-то, помнить о ком-то, когда ко мне прижимается, урча и лаская, Вик? Мои вещи в беспорядке валяются в прихожей, я подхватываю Вика на руки, прижимаюсь к нему еще плотнее. Он оплетает мою талию ногами, и я на негнущихся ногах иду к кровати. Бережно укладываю свою драгоценную ношу и с благоговейным трепетом застываю, созерцая его. Это сон? Это бред? Или он и правда тут, разметался на постели, стонет и тянется за лаской моих рук и губ? Если это бред, я хочу жить так, в этом сладком непрекращающемся бреду. Я не могу оторваться от него, выцеловывая каждый миллиметр его кожи. Обрисовывая пальцами каждый изгиб его тела. Меня сейчас от него могут оторвать, только убив. Но надолго Вика не хватает, извернувшись, он опрокидывает меня на спину и усаживается сверху. Зафиксировав мои руки над головой, склоняется к губам. Целуя, покусывая, выстанывая, он трется возбужденным пахом о мой не менее возбужденный член. Прокладывая горячую дорожку из поцелуев, добирается до мочки уха, цапнув ее, тут же зализывает укус, вырвав из моего горла хриплое рычание. Оставив ухо, спускается по шее к груди. И тут его язычок выписывает узоры вокруг сосков. Я выгибаюсь ему навстречу от острого удовольствия, он прихватывая зубами, ласкает кончиком языка соски.

– Даааа! – жарким шепотом вырывается из меня.

Я гуляю по самой кромке оргазма. Еще чуть-чуть, и я не смогу сдержаться, возбуждение невероятное, почти болезненное. Но мой мучитель и не думает останавливаться и прокладывает горячую дорожку ласки все ниже. Выписывая иероглифы на коже живота кончиком языка, заставляет меня метаться почти в бредовом состоянии, умоляя. Соскользнув ниже, Вик развел в стороны мои ноги и, улегшись между ними, замер. Я приподнялся на локтях и посмотрел на него. Как будто только этого и дожидался, он, смотря мне прямо в глаза, потянул молнию джинсов вниз. Я нервно сглотнул. Это самая эротическая картинка, которую я видел за всю свою жизнь. Парень, лежащий между моих бесстыдно раздвинутых ног и медленно расстегивающий джинсы. Вик облизнул губы, почти молитвенный стон вырвался из моих губ. Стянув одним резким движением джинсы и избавившись от белья, он встал на колени, созерцая распростертое перед ним мое тело. Мне возбуждение окрасилось новыми красками. Стало как будто глубже и беззащитнее. Я и не предполагал, что могу физически ощущать взгляд, скользящий по коже, как ласку. Вик словно оголил мои нервы.