Мое безумие (СИ)

– Кир, ты придешь? – просительные интонации Милы, звучавшие в телефоне, напрягали меня. Мила праздновала свой день рождения. И появляться там в качестве ее парня мне совсем не хотелось.

– Пожалуйста, Кирилл, приходи, будет весело, море народу, Вик обещал, что приведет хорошего ди-джея.

Вик! И я соглашаюсь.

Проталкиваясь сквозь толпу уже нетрезвого народа, я спешил за Виком. Как и обещала Мила, народу было действительно много. И я периодически вылавливал взглядом мелькавшего то тут, то там Вика. С намертво приклеившейся к нему Рыжей. Но сейчас Вик, рыбкой скользя между танцующими, уходил один, и я решил воспользоваться шансом. Выскользнул следом за Виком на задний двор клуба, где проходила вечеринка. Но тут уже никого не было. Чертыхнувшись, побрел вдоль стены, возвращаться в щедро сдобренное алкоголем танцующее море людей не хотелось. Заворачивая за угол, я остолбенел, глядя на страстно целующуюся парочку. Вик и тот мелкий парень, на которого в прошлый раз я даже не обратил внимания. Вик, прижимая мелкого к стене, с рыком впивался в его губы, красноречиво сжимая его ягодицы. Резко развернув его, он заставил парня прогнуться. И тот, опираясь о стенку руками, выгнулся, прижавшись пятой точкой к паху Вика, и потерся, красноречиво постанывая. Парочка была так распалена, что не замечала вокруг ничего: ни мороза, чувствительно пощипывающего щеки, ни меня, находящегося в глубочайшем осадке. Я не мог сдвинуться с места и с лихорадочным, стыдно-жгучим интересом смотрел за любовниками. А Вик, сдернув штаны с парня, не церемонясь, одним толчком вошел в слабо вскрикнувшего парня. Тот прогнулся еще больше, хотя это казалось уже невозможным, и выстанывал просьбы сильнее... Глубже... И Вик, рыча, вбивался в парня. Вскоре, не выдержав накала, парни почти одновременно кончили. Я отмер и, отшатнувшись, помчался в клуб. Залетев в мужской туалет и едва захлопнув дверь кабинки, сдернул с себя джинсы и, прикрыв глаза, сжал руку на члене. Яркие фрагменты сцены, мелькающие перед глазами, довели меня до финала почти сразу, и я с протяжным хриплым стоном сполз по стенке, ноги не держали. Отдышавшись, привел одежду в порядок, уничтожив следы выплеснувшейся похоти. Сполоснул разгоряченное лицо холодной водой и вернулся в зал. Вик уже был там. Он сидел с Рыжей за столиком рядом с Милой и, судя по жестам, они ссорились. Рыжая, вскочив, залепила Вику пощечину и, подхватив сумку, вылетела из зала. Понаблюдав эту сценку, я решил приблизиться. Неужели Рыжая тоже что-то знает? Я наблюдал, как Вик целенаправленно напивается. Мила, качнув в сторону Вика головой, обратилась ко мне:

– Отвези его домой, Кир, пока он тут цирк не устроил. Прошу.

Меня просить дважды не надо. Подхватив под руки несопротивляющегося Вика, я повел его к выходу. В такси Вика срубило окончательно, и я буквально на руках занес его в подъезд и, прислонив спиной к стене, стал обыскивать в поисках ключей.

– Ты чего меня лапаешь? – абсолютно трезвый и насмешливый голос никак не вязался с количеством выпитого алкоголя. – Дорвался?

– Где твои ключи? – я выпустил Вика, и тот незамедлительно съехал по стене вниз.

– Найди.

Я поднял парня и снова принялся обхлопывать его карманы. Мда. Осталось только одно место, где я не проверил. Боже, помоги мне не сорваться и не изнасиловать его прямо тут. Я запустил руки в задние карманы джинсов. Вик поднял голову, смотря прямо в глаза, оплел талию руками и крепче притянул меня к себе. Я замер, так и не вытащив ладони из карманов. Вик, не отрывая взгляда, медленно провел кончиком языка по верхней губе. От него пахло коньяком и лимоном. Все! Большего я вынести не мог! Я впился в губы Вика с долго сдерживаемым стоном. Мои губы будто в бешеном исступлении впивались в губы парня, тот, вздрогнув, отвернулся, уклоняясь от поцелуя. Я покрывал поцелуями глаза, щеки, шею Вика. Наконец дотянувшись до его волос, я погрузил в них пальцы, ощущая их мягкость. Лаская, я прижимал Вика все крепче. Меня трясло от желания и страха того, что меня сейчас оттолкнут. И я пытался урвать хоть кусочек счастья. Что это со мной? Должно быть, безумие? Тело Вика было напряжено, как струна, я на секунду замер, отстраняясь, думая, что противен Вику, но тот со стоном притянул меня к себе и сам впился в губы, отвечая. Воздух вокруг как будто сгустился и заискрил. Я растворялся в ощущениях, которые огненной спиралью удовольствия скручивались внизу живота. Грудь же наоборот распирало от счастья так, что, казалось, ребра не выдержат напора и треснут. Эти губы... Божественные губы... Мягкие, податливые, требовательные и нежные одновременно. Сладость. Его язык дразня скользнул по моим губам, втягивая меня в еще более глубокое безумие. Как я мог не любить поцелуи раньше? Да меня просто так никогда никто не целовал. Мне не хватало дыхания. Вик разорвал поцелуй. Я прижал к себе Вика, еще крепче вдыхая его аромат. И в этом вдохе слились изумление, благоговейный восторг, граничащий с ужасом. Я прижимался к нему все плотнее, стараясь быть как можно ближе к этому чуду. Я не понимал, что со мной происходит, не помнил, что со мной было, но знал точно одно – ничего сладостнее со мной не случалось. Но внешний мир начал проникать извне. Я услышал, как внизу хлопнула входная дверь подъезда и кто-то, тяжело дыша, стал подниматься вверх по лестнице. Вик отстранился от меня, вытащил ключи и, открыв дверь, не поворачивая головы бросил:

– Забудь, не было ничего. И быть не могло.

Перед моим носом захлопнулась дверь. Я отшатнулся к противоположной стене. Невыносимая физическая боль согнула пополам. Нет! Как же так? Ничего не было? Забыть? Он не может так поступить! Я обессилено сполз на пол. Мимо с ворчанием про алкашей и наркоманов плелась тетка. Но у меня не было сил встать. Я тупо смотрел на закрытую дверь, и щеки обжигали дорожки соленых, горьких, злых слез. Остатки гордости заставили соскрести свою тушку с пола и уйти домой.

Этот парень сведет меня с ума. Я твердо был уверен еще минут десять назад, что при встрече посчитаю ему ребра, и это – как минимум. Сейчас же у меня дрожат руки как у припадочной истерички, и где-то в подреберье занозой свербит страх. Я одновременно пытаюсь остановить кровь из рассеченной брови и из носа, успокоиться сам и успокоить Милу, шмыгающую носом. И не смотреть на залитую кровью футболку Вика. Господи! Почему так много крови?! Мила позвонила мне, когда я уже ложился спать. Из ее сбитых, тонущих в плаче фраз я выудил только два слова – "Вик" и "избили". Как я выудил у нее адрес и как сюда добрался, это я уже смутно помню. Сейчас главное не это. Главное – остановить кровь и уговорить упертого Вика поехать в больницу.

Я сидел на кухне у Вика. Сигарета медленно тлела в моих трясущихся пальцах, меня накрывал отходняк. Голова болела от разнокалиберных эмоций, которые в бешеном фейерверке пронеслись за прошедший час. От страха за Вика до злости на него же – он сам целенаправленно и сосредоточенно нарывался на неприятности. От желания съездить ему по физиономии за все его выкрутасы до зацеловать разбитые губы. Его нельзя бить... Нельзя. Это как вандализм, разрушение чего-то прекрасного, но он и святого доведет, не то что до точки кипения, а до точки моментального перехода в парообразное состояние. Я сполз с подоконника и поплелся в комнату. Там, все еще всхлипывая во сне, спала Мила. Рядом, утыканный ватными тампонами и компрессами, затих Вик. Правильнее было бы уйти. Я сделал уже все, что мог. Но я тихонько вытянулся рядом с Виком и подгреб его себе под бок. Мне просто необходимо было слышать, что сейчас с ним все хорошо. Вик, открыв глаза, посмотрел на меня. Только не отталкивай меня! Прошу! Давай выйдем на тропу войны завтра? Между нами снова будет «ничего не было и быть не могло». А сейчас ты мне нужен даже больше, чем я тебе. Я, как собака, пытался все это вложить во взгляд. Произнести? Нет... Не в этой жизни. Но Вик, видимо, понял. Он еще ближе прижался ко мне, обнял и, уткнувшись в ключицу, затих. И даже сейчас от него пахло чем-то конфетно-фруктовым. А мое сердце словно прыгало на татами, взрывалось от болезненной радости. Я, обнимая свою драгоценность, боялся даже пошевелиться, чувствовал себя драконом, чахнущим над златом. И мне плевать было на то, что рядом спит Мила. Плевать было на то, что она подумает, проснувшись и увидев нас.