Урод (СИ)

— Ну так помогай. В чем проблема? Или твоя Элина царских кровей, и на меньшее, чем квартира за двести сорок миллионов, не согласится?

— Моя женщина и мой ребенок самых, мать их, долбаных царских кровей! Уясни это себе, отец!

— Выбирай выражения, щенок! — Антон Робертович стукнул по столу кулаком, заставляя папки с важной документацией подпрыгивать с насиженных мест. — Обеспечивать хоромы твоим шалавам я не собираюсь. И плевать я хотел на Элину, ребенка, которого, я уверен, нет, на все плевать. Заработай сам на хотя бы собственную комнату, а потом плоди детей на каждый квадратный метр!

Алекс набросился на отца с кулаками и прижал его к креслу. Господи, не дай ему все же загреметь за решетку! С таким-то папашей это легче легкого.

— Еще только одно слово об Элине, и я размажу тебя по этому кожаному креслу, папуля. Эта женщина — все, что у меня есть, и я не разожму свои руки, даже если гребаная жизнь будет пинать меня с обрыва. Я удержу свою любовь, если надо в лепешку расшибусь, но у нее будут лучшие условия для жизни и вынашивания моего ребенка! И твоего внука, между прочим, — выплюнул он завершающий аккорд этой тирады. — Да пошел ты к черту, дедуля хренов. Без тебя обеспечу свою семью всем. А ты не смей даже приближаться к своему внуку. У меня не было отца, у моего сына не будет деда. Спасибо тебе.

Антон Робертович не мог собрать окровавленные крылья своих эмоций, что были вырваны с корнем. Если кто-то умеет так искренне играть, то он должен был получить все награды мира… Сын выбежал из его офиса, чуть ли не сорвав дверь с петель. В мультике, наверное, за ним бы увивалась струйка дыма, настолько он был зол.

Алекс поставил мысленный жирный крест на своем небольшом семейном древе. Отец отныне навсегда остался в прошлом. Крики птиц настойчивым порицанием царапали его слух. Он поднял взгляд к небу и мысленно свернул шею каждой пролетающей вороне. Ярость заискрилась в ядерном реакторе его души, предвещая катастрофу мирового масштаба, от которой никто не сможет спастись.

Паника била родниковым ключом, подрывая уверенность в своих силах. Дурак… Где он возьмет столько денег на такую квартиру? Он себе-то еле-еле может позволить снимать шалашного вида коробку со стенами, что говорить о пятикомнатной квартире в Москве, да еще и с евроремонтом. От навязчивых мыслей, которым солировали не замолкающие вороны, кликающие дождь, его отвлек звук пришедшего на телефон сообщения.

— Хм, что тут интересного, — вздохнул мужчина и открыл почтовый ящик.

Оповещение из социальной сети о том, что Элина Стриженова поделилась с друзьями новой фотографией. Должно быть, с мамой. Элина уехала на неделю к родителям в Мурманск, и Алекс постоянно накручивал свои нервы, точно склизкую лапшу на вилку, переживая за ребенка и здоровье самой Элины. От нечего делать Алекс залез на ее страничку, просто чтобы полюбоваться ее любимым лицом в какой-нибудь смешной шапке и закутанную в шарф.

Что за чертовщина?! Почему его Эля улыбалась во все свои ровненькие тридцать два зуба, стоя в обнимку с каким-то хрычем (иначе Алекс не мог назвать этого парня), который к тому же положил свою лапу на ее живот! Новый прилив злости разорвал его только успокоившиеся нервы. Алекс набрал Элину, чувствуя, как душевные силы гаснут с каждой пройденной минутой.

— Что это за мужик с тобой на фото? — как можно спокойнее спросил он, но его слова ураганом пролетели над спокойствием девушки.

— Прости, Макс. Я на минутку.

— Это музыка там играет?! Ты где, черт возьми, находишься?

— Я в кафе.

— С кем?

— Я в кафе, а не на допросе.

— По каким притонам ты шляешься с моим ребенком? — рявкнул Алекс, сходя с ума от ревности. — Что за уроды лапают твой живот?!

— Успокойся ты, — прошипела Элина, краснея от стыда выслушивать эту истерику. Невидимые провода связи начали накаляться. — Я еще тебя не спросила, с кем мне ходить в кафе и кому позволить прикоснуться к своему животу.

— Я отец ребенка!

— Кто спорит? Увы, это так.

Мужчина ошеломленно замолчал. Увы?

— То есть ты жалеешь, что у нас будет ребенок?

— Если бы не этот ребенок, не было бы нас. Так что можешь пока пользоваться этим словом.

— Пока?

Мимо Алекса переваливался на тонких лапках жирный голубь, наклевавшийся семечек и хлебных крошек. Распознав в птице врага, он угрожающе топнул, пугая голубя. Пусть это будет Макс. Вот бы ему клюв сломать и руки тоже.

— Да, пока.

— Ты уже решила, к кому уйдешь, когда родишь?

— Ну а чего тянуть. Вопрос важный. К Максу и уйду. Он моя первая любовь. Вдруг и последняя тоже.

— А я? Я не твоя любовь?

— Любовь? — Элина рассмеялась. — Ты не умеешь любить. Ну может, только своего ребенка. Но не меня.

— Не говори за меня. Я свои слова сам скажу.

— Ну скажи.

Второго голубя постигла еще худшая судьба. В него Алекс запустил попавшимся на дороге камешком, не попав, но воображению хватило, чтобы представить Макса с проломленной головой. Лепота.

— Делай ты что хочешь.

Он отключился. Бушевавшая в венах ярость пенилась отравленной кровью. Схватив камень побольше, Алекс запустил им в дерево. И еще один. И еще. Женщина, шедшая рядом, вскрикнула и поспешила прочь от этого странного мужчины. А он продолжал разбрасывать камни, пока капли дождя не похоронили тлеющие угли ревности в кострище его чувств.

***

Итак, вы теперь не хуже меня самого знаете, что я представляю собой: безумец, но последовательный в своем безумии.

Роберт Льюис Стивенсон «Клуб самоубийц. Алмаз Раджи»

Приятная теплота кашемирового платья согревала ее нежностью, словно бы это были руки любимого мужчины. Элина съежилась, мысленно топча надоедливые мурашки. Звонок Алекса опустошил ее и наполнил энергией одновременно. Одарил прохладой и обласкал теплом. Погладил и ударил.

— Черт, — прошептала девушка и, махнув рукой на кого-то эфемерного, вышла из темного закутка кафе.

Элина вернулась к Максу, который уже почти расправился со своим вишневым пирожным. Смотря на вытекающий вишневый сироп, она подумала о том, что расправился он с ним жестоко и беспощадно. Как и она сама с Алексом минутой назад.

— Наговорилась, звезда? — улыбнулся Макс.

— Забудь ты уже прошлое. Я давно не звезда. Все лампочки перегорели, больше не свечусь.

Усталость пригвоздила ее к стулу. Всего-то минуту говорили, а как будто он пропустил ее через супермощную соковыжималку. Или она сама с собой так поступила? Мы единственные люди на свете, поступающие с собой максимально жестоко. Какая она звезда… Таковой она была в школе, тогда с ней хотели все общаться. Она ставила рекорды на олимпиадах по химии и биологии. Все парни хотели таскать ее портфель до дома и до школы. А теперь…

— Вижу, какая ты замученная вернулась. На работе проблемы?

— Почти. Эта работа называется «любовный фронт».

Зачем она так повела себя? Да кто из женщин вообще сможет ответить, с какой целью они вызывают безосновательную ревность у мужчин? Просто есть вещи, которые должны быть. Ревность и желание знать, что ты кому-то необходим, из этого списка.

— Там частенько тяжело. Мы с Анькой тоже не всегда понимаем друг друга, звездочка. — Тепло улыбки друга еще одним согревающим лучиком обняло Элину, и она отпустила негатив, сковывающий ее цепями. — Не переживай, черное рано или поздно становится белым.

— Я не звездочка. Мне неловко слышать это слово. И неловко, что я пропустила твою свадьбу.

— А ведь в школе ты обещала раньше меня обзавестись печатью!

Девушка ухмыльнулась. Печатью-то она обзавелась, а семьей нет. Что дает эта краска в паспорте? Что дает марание официальной бумаги чернилами? Любовь? Безопасность? Гарантии? Если только гарантии унизительных судебных разбирательств в случае исчезновения великой любви. Печать она такая, несмываемая.

— Я и обзавелась раньше тебя ею, Максон. Да вот только неудачно. Так что мой паспорт не девственно чист.