Испорченная кровь (ЛП)

именем Сесили Кроу. Я ухмыляюсь. Её настоящее

имя Сара Марш. Она ненавидела его нормальность.

Сесили Кроу живет везде.

Она не верит в собак или кошек.

Это её первый роман, и, вероятно, последний.

Я закрываю книгу

и ставлю обратно туда,

откуда её вынули. У меня нет желания читать снова,

даже страницы по порядку. Я узнала свою мать

беспорядочным образом. Я её фарфоровая кукла. Она

немного оплакивала меня, хотя этого и недостаточно.

Не могу винить её за бегство. Я убегала всю свою

жизнь, может быть, это Испорченная Кровь. Или,

может быть, она научила меня, а кто-то научил её. Не

знаю. Мы не можем во всём винить своих родителей.

Я думаю, теперь мне всё равно. Просто так оно и

есть. Я выхожу из магазина. И оставляю её в покое.

Через три месяца после того, как вернулась

домой, я еду в больницу, чтобы увидеть Айзека. Не

знаю, хочет ли он меня видеть. Айзек не пытался

связаться со мной с тех пор, как я вернулась. Больно

признавать

это,

после

всего

эмоционального

насилия, что мы пережили вместе, но, и я, в свою

очередь, не пыталась связаться с ним. Интересно,

рассказал ли он обо всём Дафни? Может быть,

поэтому...

Не знаю, что сказать. Что чувствовать.

Облегчение, потому что мы оба выжили? Мы будем

говорить о том, что случилось? Я скучаю по нему.

Иногда мне хочется, чтобы мы могли вернуться туда,

и это просто бред. Чувствую, как будто у меня

стокгольмский синдром, но не к человеку, а к дому в

снегу.

Я тяну время, сижу в машине на стоянке около

часа, теребя резиновый чехол на руле. Я позвонила

туда чуть раньше, поэтому знаю, ч т о он здесь. Не

знаю, как буду чувствовать себя, когда увижу его. Я

держала его, пока он умирал. Айзек держал меня. Мы

пережили что-то вместе. Как подойти и пожать

чью-то руку в реальном мире, когда вы были

сплетены вместе в кошмаре?

Я распахиваю дверь машины, и она стукается о

бок уже избитого минивэна.

— Прошу прощения, — бормочу я, прежде чем

отойти.

Двери в больницу скользят в стороны, и я

з а м и р а ю , оглядывая

всё

вокруг.

Ничего

не

изменилось. Здесь всё ещё слишком холодно , фонтан

до сих пор распыляет кривой поток в воздух, который

пахнет антисептиком. Медсёстры и врачи снуют и

пересекаются, прижимают к груди дела пациентов

или же те свободно свисают в их руках. Всё это

осталось прежним, а я изменилась. Я разворачиваюсь

лицом к стоянке. Хочу уйти, остаться в стороне от

этого мира. Никто, кроме Айзека не знает, на что это

было

похоже.

От

этого

я

чувствую

себя

единственным человеком на планете. Из-за этого

злюсь.

Мне

нужно

поговорить

с

ним.

Он

единственный. Вхожу. Вот я уже в лифте, медленно

поднимаюсь на его этаж. Он, вероятно, делает обход,

но я буду ждать в его кабинете. Мне нужно всего

несколько минут. Несколько. Я быстро выхожу, как

только двери лифта открываются. Оф и с Айзека

находится всего в двух шагах за автоматом.

— Сенна?

Я оборачиваюсь. Дафни стоит в нескольких

метрах от меня. На ней чёрная больничная форма и

стетоскоп на шее. Она выглядит усталой и красивой.

— Привет, — говорю я.

Мы стоим и пару секунд смотрим друг на друга,

затем я нарушаю молчание. Не ожидала увидеть её.

Это было глупо. Беспечно. Я пришла сюда не для

того чтобы ей было неудобно.

— Я пришла увидеться с...

— Я позову его, — говорит она быстро. Я

удивлена. Наблюдаю, как женщина поворачивается

на каблуках и бежит по коридору. Может быть, Айзек

не рассказал ей всего.

Он не говорил с новостными станциями. Мой

агент позвонила мне спустя несколько дней после

того, как я вернулась, желая знать, буду ли я писать

книгу с подробным описанием того, что случилось со

мной, с нами. Если честно, не знаю, напишу ли я

когда-нибудь ещё одну книгу. Но я никогда не

расскажу о том, что произошло в том доме. Это всё

только моё.

Когда я вижу Айзека, мне больно. Он выглядит

великолепно. Не скелет человека, которого я

поцеловала на прощание. Но вокруг его глаз

появилось больше морщин. Надеюсь, что некоторые

из них оставила ему я.

— Здравствуй, Сенна,— произносит он.

Мне хочется плакать и смеяться.

— Здравствуй.

Он жестом указывает на дверь своего кабинета,

которую должен открыть с помощью ключа. Айзек

заходит первым и включает свет. Я бросаю быстрый

взгляд через плечо, прежде чем войти, чтобы

проверить, не таится ли где-нибудь Дафни. К

счастью, её там нет. Я не могу нести ещё и её бремя

поверх своего.

Мы сидим. Это не неудобно, но и не посиделки

за чаем с печеньем. Айзек садится на свой стул, но

через минуту встаёт и садится в кресло рядом со

мной.

— Ты вернулся к работе, — нарушаю я

молчание. — Не мог остаться в стороне.

— Я пытался. — Айзек качает головой. — Я

был на Гавайях и посещал психолога.

Это вызывает у меня что-то вроде смеха.

— Смело.

— Я знаю, — улыбается он. — Во время всего

сеанса я старался не говорить ей того, что сподвигло

бы её похитить меня.

Мы становимся серьёзными.

— Как ты? — спрашивает он осторожно. Я

ценю то, как Айзек принимает во внимание мои

чувства, но мы слишком разрушены для таких

нежных чувств. Впервые я отвечаю ему честно:

— Хреново.

Уголок

рта А й з е к а приподнимается вверх.

Только один. Это его фирменный знак.

— Но, полагаю, это лучше, чем быть

похищенной, — вставляет он.

Я чувствую, как меня накрывают эмоции,

интимность, неловкость. Хочу восстать против них,

но не делаю. Это очень плохо сказывается на

человеке, когда он постоянно борется со своими

чувствами. Элгин пыталась сказать мне об этом

как-то раз. Сука.

— Я слышал о твоём прогнозе...

— Всё нормально, — говорю я быстро. — Это

просто... есть.

А й з е к выглядит так, будто хочет сказать

миллион вещей, но не может.

— Я хотел навестить тебя, Сенна. Просто не

знал как.

— Ты не знал, как прийти ко мне? —

спрашиваю я, слегка ухмыляясь.

Он смотрит в мои глаза, прямо в них. С таким

сожалением.

— Всё хорошо, — успокаиваю его. — Я

понимаю.

— Что нам теперь делать? — спрашивает он. Не

знаю, спрашивает ли он о том, как мы должны жить,

или как мы должны закончить разговор. Я уж точно

не знаю, что делать.

— Мы поживем, и мы уйдём, — отвечаю ему.

— Сделаем всё, что от нас зависит.

Айзек проводит языком по внутренней стороне

нижней губы. Она чуть выпячивается вперёд и

возвращается на место. Это напоминает мне о

выпечке торта, когда вы открываете духовку слишком

рано. Я играю с неровными краями волос,

периодически поглядывая на него снизу вверх.

— У вас всё нормально? У тебя и Дафни? — я

не имею права спрашивать его, вообще никакого.

Особенно, если учесть, что Элгин сделала всё это

из-за меня.

— Нет, — отвечает он. — Как может быть? —

Айзек качает головой. — Она была понятливой. Я не

могу жаловаться, но это продолжалось месяц, а

потом они захотели, чтобы вернулась прежняя версия

меня. Они, моя семья, — говорит мне Айзек. — Но я

не знаю, как быть им. Я изменился.

Айзек всегда был честен в своих эмоциях. Я