Испорченная кровь (ЛП)

знаменита из-за чего-то ещё. Это трудно переварить;

я известна потому, что кто-то другой сделал нечто со

мной.

Прошу

моего

таксиста

подождать,

пока

отправляюсь в « Fix-It», магазин, который он выбрал.

Здание огромное. Я быстро прохожу мимо отделов

освещения и дверных ручек, пока не нахожу то, что

ищу. Проходит около тридцати пяти минут, пока два

сотрудника готовят мой заказ. У меня нет кошелька

или кредитки, только пачка стодолларовых купюр,

которую я засунула в задний карман перед выходом

из дома. Я держала их в кладовой в старой оловянной

коробке для печенья на чёрный день; суровый день,

худой день, день, когда мне просто захочется

спустить пачку наличных. Теперь, когда времени у

меня осталось не много, я решила, что пришло время

п отрати ться. Бросаю три купюры кассиру и

выкатываю свои покупки к такси. Я не разрешаю ему

помочь мне. Укладываю вс ё в багажник и

возвращаюсь обратно на переднее сиденье.

Мои ноги дёргаются весь путь обратно.

Вспышки, двери, в мою сторону летят вопросы. Я

снова прошу его заехать в гараж. На этот раз он

помогает мне, укладывает всё у двери, которая ведёт

в коридор. Я вручаю ему остальную часть заначки из

оловянной коробки.

— На чёрный день, — говорю я. Его глаза

вылезают из орбит. Он думает, что я сошла с ума, но,

эй, я отдала ему много денег. Парень уезжает до того,

как я могу изменить своё решение. Я наблюдаю, как

он выезжает, и быстро закрываю дверь гаража.

Хватаю в охапку свои покупки и включаю стерео

носком, когда прохожу мимо него. Первая песня,

которую Айзек дал мне. Громко. Я делаю ещё

громче, пока она не гремит по всему дому. Уверена,

её слышат все снаружи: вечеринка для одного

человека.

Я заношу всё в белую комнату и открываю

крышки банок ножом для масла: малиновый,

жёлтый, кобальтовый, нежно- розовый, пурпурный —

как синяк — и три различных оттенка зелёного, цвет

летней листвы. Сначала я опускаю руку в красную

краску и тру кончики пальцев. Она падает тяжёлыми

каплями, пачкает мою одежду и пол, где я сижу на

коленях. Я набираю больше, и мои руки полны

краски. Тогда я бросаю её, горсть красной краски на

моей белой, белой стене. Цвет взрывается. Он

распространяется. Это работает. Я беру больше —

беру все цвета, и пачкаю мою белую комнату. Я

окрашиваю её во все цвета Айзека, а Флоренс Уэлч

поёт мне свою песню.

А затем звонит мой телефон. Я не поднимаю

его, но когда позже слушаю сообщение, детектив

Гариссон мягкая «с» сообщает, что Сапфира мертва.

Покончила с собой. «Вот и хорошо», — сначала

думаю я, но потом у меня начинает болеть в груди.

Он не говорит мне, как она это сделала, но что-то

подсказывает, что вскрыла себе вены. Истекла

кровью насмерть. Она любила, когда её пациенты

кровоточили своими мыслями и чувствами, и

выбрала именно этот способ, чтобы уйти. Сапфира со

своим комплексом Бога никогда бы не допустила,

чтобы её осудили в суде. Она думала, что люди

глуп ы. Не достойны судить её. Я звоню ему на

следующее утро. Суда не будет. Го л о с детектива

звучит разочарованно, когда он рассказывает мне об

этом, но я чувствую облегчение. Это конец кошмара.

Я не смогла бы справиться с затянувшимся на месяцы

судебным процессом. Тратить свои последние дни на

поиски справедливости. Думаю, я простила Сапфире

её комплекс Бога, но не уверена, что Бог поступил

также.

Гаррисон сообщает мне, что продолжается

расследование по поиску соучастников Сапфиры.

— Все, кого мы допрашиваем, в шоке. Она была

уважаемой в сообществе психиатров. Без семьи в

стране. Без друзей. Она, кажется, просто свихнулась,

потеряла связь с реальностью.

« У кого есть время для друзей, когда вы

экспериментируете на людях? » — думаю я.

— Что известно о крови на книгах? —

спрашиваю я. — Она человеческая?

Повисает долгая пауза.

— Тест показал, что это кровь животных. Баран

или коза, мы не уверены на сто процентов. Мы нашли

ваши книги в её доме, вместе с вашей медицинской

картой из…

— Я поняла, — произношу я быстро.

— Есть кое-что ещё, — произносит он. — Мы

нашли видео о вашем пребывании в доме…

Я зажмуриваюсь.

— Что вы собираетесь с ними делать?

—

Это

будет

сохранено

в

качестве

доказательств, — говорит детектив.

— Хорошо. Никто их не увидит?

— Не СМИ, если это то, о чём вы спрашиваете.

— Хорошо.

— Есть ещё одна вещь…

Сколько ещё вещей может быть?

— У Сапфиры была квартира в Анкоридже. Мы

считаем, поэтому женщина попала к вам так быстро,

когда Айзек заболел. Она наблюдала за вами и

доктором Астерхольдером. И видела, что происходит

в доме, только когда было электричество, а в

некоторых комнатах записывался только звук. Таким

образом, в записях есть пробелы. Но она была

приостановлена. Я надеялся, что вы сможете сказать

мне что-нибудь о контексте того, что я видел.

—

Где

она

остановила

съёмку?

— я

задыхаюсь...

меня

тошнит.

Мне

никогда

не

приходило в голову, что в доме установлено

несколько камер.

— Вы приставили нож к груди доктора

Астерхольдера.

Я облизываю губы.

— Он приставил нож к своей груди, —

произношу я. Мой ум разрывается на куски, что

именно Сапфира пыталась сказать мне. — Это

момент, когда я изменилась, — добавляю я. — Это

причина, почему она сделала то, что сделала.

Я ищу книгу матери. Иду в местный книжный

магазин и рассказываю детали сюжета девушке за

прилавком с широко раскрытыми глазами, которой

не более восемнадцати лет. Она вызывает менеджера,

чтобы помочь мне. Тот серьёзно смотрит на меня,

пока я повторяю всё, что только что сказала девушке.

Когда я заканчиваю, он кивает головой, будто знает,

о чём я говорю.

— Книга, о которой, как мне кажется, вы

говорите, недолго пробыла в списке бестселлеров

«Нью-Йорк

Таймс»,

—

наконец

произносит

мужчина. Я поднимаю брови за его спиной, пока он

ведёт меня к задней части магазина и вытягивает

книгу с полки. Я не смотрю на неё, когда продавец

протягивает её. Чувствую вес книги в своих руках и

безучастно смотрю ему в лицо. Мне кажется, будто я

собираюсь встретиться с матерью лицом к лицу.

— Вы та писательница, которую…

— Да, — резко отвечаю ему. — Я хотела бы

немного личного пространства.

Он кивает и оставляет меня. У меня ощущение,

ч т о мужчина собирается пойти туда, куда идут

руководители, чтобы сказать всем, что знает, что

похищенная писательница здесь.

Я делаю один из тех вдохов, которые

прожигают вас изнутри, и лишь затем опускаю

голову.

Вижу название книги, оранжевые и желтоватые

буквы, которые составляют образец женского платья.

Видно только спину женщины, но её руки широко

раскинуты, её светлые волосы струятся вниз по

спине. « Падение».

Падение моей матери. Интересно, написала ли

она это для меня. Я слишком много прошу?

Объяснение

для

дочери...

брошенной

тобой

фарфоровой кукле? Моя мать — самовлюбленный

человек. Она написала для себя, чтобы почувствовать

себя лучше из-за того, что бросила меня. Я открываю

книгу, ищу её изображение внутри. Там его нет.

Интересно, она всё ещё хороша? Носит ли до сих пор

цветастые юбки и головные повязки? Она пишет под