Урод (СИ)

— Хватит, Рома, прошу, перестань его бить! — закричала Вика, заливаясь слезами.

Алекс не стонал и не кряхтел. Ни единого звука. Пора получать по заслугам. Когда ты слишком долго бьешь других людей, будь добр снести все побои в ответ достойно.

— Я заслужил, — его голос дробился на звуковые частицы, прерываемые кашлем. — Бей еще. За все это время, что я не появлялся.

— Не буду больше пачкать руки. Не хочу, чтобы они были такими же грязными, как и твои. Вставай и проваливай отсюда.

— Вика, — Алекс посмотрел на нее заплывшим глазом, видя ее только наполовину, — поговори со мной. Дай сказать то, что я хотел, пожалуйста.

— Рома, — девушка подняла руку, останавливая молодого человека, когда тот двинулся к поднимающемуся на колени Алексу, — все хорошо. Ты можешь идти по делам.

— С ума сошла? Идти по делам, когда в нашей квартире этот ублюдок?!

— Он ничего мне не сделает. Посмотри на него.

— И что? Придушит тебя, а папаша будет уже только мне бабки посылать.

Алекс слушал это и понимал, какие они с отцом и все их окружение на самом деле бесчеловечные твари. Жаль, за деньги нельзя стать человеком.

— Я клянусь, что ничего не сделаю. Не приближусь к ней без ее разрешения.

— Рома, — с нажимом сказала Вика, — иди.

Мужчина вышел, недовольно хлопнув дверью. Не дай бог, что-то сделает ей… Убьет его мучительно и даже скрываться не будет. Сам пакет с расчлененными конечностями отнесет в полицию.

— Прости его, — прошептала Вика.

— Нет, нет, нет! Ты прости меня. Я еще мало получил. — Он подполз к ней, взглядом спрашивая разрешение приблизиться. Вика кивнула. Алекса накрыл ее ладонь своей, испачканной в крови. — Прости меня.

— Почему ты не пришел раньше?

— Потому что я обделался по полной после той аварии и, наверное, месяц сидел дома, боясь каждого шороха. Я боялся даже спрашивать отца, жива ли ты… Некоторое время, пока я находился в пугающем неведении, мне казалось, что твой призрак приходит ко мне по ночам.

— Да уж, лучше бы я умерла.

Эти слова слились с тишиной Вселенной, так тихо они были произнесены. Но ведь порой тишина голосит так, что и рупор ей ни к чему. И Алекса ее слова оглушили.

— Потом, — продолжил он, — я все-таки узнал, что ты жива, но прикована к коляске. Отец сообщил, что решит все проблемы с тобой, и я… я забыл. Я сделал все, чтобы забыть. Буквально заливал память ацетоном и отбеливателем, чтобы не помнить.

— Не вышло, я так понимаю?

Она говорила с ним спокойно, без презрения или ненависти. Эта девушка не превратилась в комок желчи и ненависти к нему после того, как он покалечил ее, а он люто ненавидел отца за куда меньшее.

— Не вышло. — Голова Алекса безвольно упала, снова представляя взору ее иссохшие коленки. — Жизнь вернула мне долг за тебя в полной мере.

— Ты про Рому? Прости, что он сорвался…

— Нет, не про него.

И как у нее поворачивается язык просить у него прощения?! Ему хотелось, чтобы она тоже ударила его, наорала, обозвала. В последнее время ему это было так привычно, что стало необходимо для трезвой мыслительной деятельности.

— Расскажи о ваших отношениях, — попросил Алекс и сел по-турецки рядом с ее коляской.

— Рассказывать особо нечего, — Вика говорила с ним добродушно и благожелательно, как с хорошим знакомым. У нее просто-напросто не осталось этой злости и обиды. Они выпили ее всю, обглодали каждую ее кость. Она не хотела выливать на голову человека, распластавшегося в покаянии у ее ног, ведро грязи. — Рома был в армии на тот момент, а когда вернулся… его ждала невеста с того света.

— Он остался с тобой?

— Да, что очень странно. Он остался один. Это так страшно, — сказала девушка, и ее глаза — печальные озера наполнились соленой водой, — остаться в пустоте. За окном ходят люди, но больше друзья не зовут гулять. На афишах красуются новые постеры крутых фильмов, но целоваться на последнем ряду, с трудом удерживая попкорн и свою страсть, больше не получится. Я уже не говорю о других мелочах, типа красивых нарядов, косметики, смысле жизни...

— Эй, — Алекс сжал ее бледную ладошку, — не надо так. Смысл жизни можно откопать даже в мусорной куче. Поверь знатоку.

— По тебе, кстати, заметно, что ты копал глубоко, — робкий смешок преступно пробежал по ее губам и воровато скрылся обратно во рту.

— Врачи категоричны в своем решении? Ты не будешь ходить?

Пусть скажет, что есть шанс! Пусть так! Тогда он Солнце заставит вертеться вокруг Земли и кружиться так, как надо будет ей, только бы был шанс.

— Ну-у… Наши врачи ничего сделать не могут. Не очень понятно, что вообще наши врачи умеют делать, кроме как лечить простуду туфтой вроде «Арбидола». Знаю только, что не все стоматологи могут отличить молочный и коренной зубы, — со смехом округлила глаза она.

— Серьезно? Есть такие идиоты?

— О да! И их много, увы. За свои же налоги мы получаем высочайший сервис. Хорошо еще хоть помнят, где сердце находится. — Ирония расплескалась в ее словах, как едкая водка по дну стакана — не кусает, но ощутимо жалит. — Мама недавно ходила с братом (он школьник) проверять зубы: сказали лечить несколько коренных.

— И?..

— Она решила лечить их у знакомого врача, не у того, который ставил диагноз. Так эта врач сказала, что эти зубы еще молочные, а из-под них лезут коренные!

Они оба изобразили неподдельный ужас и рассмеялись. В стране потребителей медицина и образование соответствующего уровня. Хочешь потреблять качество? Плати! А в государственных учреждениях будь добр удаляй коренные зубы вместо молочных. Бесплатно — синоним халатно.

— Ты сказала, наши врачи бессильны, — ухватился за соломинку Алекс. — А западные?

Вика махнула рукой, не желая тешить себя иллюзиями. Чем больше мы верим и надеемся, тем меньше от нас оставляет надежда с каждым прошедшим днем. От нее почти ничего не осталось.

— Я больше не хожу, Саш, — прошептала девушка, не понимая, какие эмоции у нее вызывает имя человека, лишившего ее ног. — Нечего делать, только смириться. Двадцать пять лет я ходила, бегала, танцевала и даже плавала. Хоть столько. Кто-то рождается без ног вовсе.

— Откуда в тебе столько мудрости?

Она поражала его все больше. Кто-то рождается без ног, а она двадцать лет имела шанс ходить. Хватит с нее. Не тот случай, чтобы обижаться. Он имел не самую плохую жизнь: горы денег, все возможности мира, здоровье. И что сделал он со всем этим богатством?! Растратил на ненависть к родителям, которые лишили его детства. Какой же он идиот… Свои годы назад он уже не вернет; время не тот волшебник, который дает взаймы или принимает поддержанную жизнь на обмен.

— Это не мудрость. Это перегоревшая обида. Думаешь, я не билась по ночам в рыданиях, мечтая отомстить тебе? Не проклинал тебя, надеясь, что тебя самого покалечат? Я питаться первое время не могла, чтобы не пожелать тебе подавиться, — призналась она. — Деньги твоего отца я принимала с отвращением, но все же принимала. Плакала и тратила их.

— Его обеспечения хватает?

— Да, — неуверенно ответила Вика.

— Честно?

— Честно. Мои траты не такие уж и большие. Еда, плата за квартиру. Мы на съемной живем. Я с ужасом думаю о том дне, когда Роме надоест калека на его плечах и… и он бросит меня. У меня даже квартиры своей нет. Родители живут в другом городе, какой им еще инвалид на шею…

Голос Вики впервые ощутимо дрогнул. Улыбка виселицей затянула десяток осужденных и сползла с ее губ. Алекс опустил глаза в пол. Она должна тратить деньги на платья, туфли, сумки, должна бесить своего молодого человека огромными тратами, как любая нормальная девчонка! А она только еду покупает и за квартиру платит. Он ощутил всю надуманную жалость своей жизни. Сам выдумал трагедию, сам облился слезами, посочувствовал себе и решил не снимать этот жертвенный наряд с себя никогда.

— Вика, точно нет шансов на лечение? Отвечай честно!

— Да есть они, есть, но не по моему карману. В Израиле могут провести нужную операцию, но все очень сложно и дорого. Не вариант.