Грехи

– Спасибо. – Она положила трубку и расстегнула молнию на своем новом платье.

Платье плотно облегало фигуру, но ей было проще снять его через ноги, чем через голову. Расправляя его на плечиках и накрывая пакетом, она поймала в зеркале свое отражение. Стоя в одних трусиках – она редко носила бюстгальтер, ее маленькая грудь вполне обходилась без него, – она снова мысленно вернулась к разговору, который они вели с Эрикой по дороге в магазин.

В зеркале она увидела, как вспыхнуло ее лицо при воспоминании о настойчивых расспросах подруги о сексе с Бретом. Она лгала, когда уверяла, что у них никогда ничего не было. Они занимались этим с десятого класса, но Брет заставил ее поклясться никому не рассказывать. Это единственное, что она скрывала от ближайшей подруги, – ну, разумеется, кроме отношения собственной матери и некоторых других женщин Сент-Джоуна к семье Кэссиди, – и чувствовала себя виноватой за эту ложь. Но, черт побери, Брет готовился быть католическим священником, и очень важно, чтобы его репутация оставалась незапятнанной.

Убирая платье в шкаф, она нахмурилась, потому что не хотела признаться самой себе, что, как бы сильно она ни любила Брета, их сексуальные отношения не приносили ей истинного наслаждения. Она, как и Эрика, читала «Космополитэн» и не могла не удивляться, почему всегда после того, что они делали, она чувствовала себя грязной и не в своей тарелке. Может, у нее что-то не так? Или все дело в Брете? Обычно нежный и внимательный, Он становился совершенно другим, когда дело доходило до секса, – злобным и, пожалуй, эгоистичным. А другие парни, занимаясь любовью со своими подружками, оказывается, романтично развлекают их сладкими разговорами. Так пишут в журнале… А может быть, им тоже нужно только одно – сделать свое «дело»?

Впрочем, не важно, она не могла поговорить об этом с Эрикой, и потом, какой в этом толк. Эрика еще невинная девушка, и они все равно не смогли бы сравнить впечатления.

Кэрри вздохнула, села на кровать и натянула джинсы. Быть может, когда они с Бретом поженятся и будут заниматься этим в постели, а не на узком заднем сиденье автомобиля, на жесткой земле или верстаке в мастерской его отца, все будет по-другому? Она надеялась на это, она так любила его! Это была их единственная проблема, но Брет никогда не знал, что такая проблема существует, она никогда не говорила ему об этом. Брет не любил критики, во всех же остальных отношениях он был великолепен.

Прежде чем вернуться домой, Эрика битых полчаса ездила по городу, она забыла свое платье у Робертсов, но сейчас не собиралась за ним возвращаться. Она была еще слишком рассержена, чтобы разговаривать с кем-либо, даже с Кэрри.

Она должна была смелее защищать родителей. Но как она могла это сделать, если даже не знала, о чем шла речь в книге, хотя и была уверена, что ее родители не описывали жителей Сент-Джоуна. Она горько рассмеялась. «Проклятые янки!» Что за шутка! В миссис Робертс, претендующей на роль светской южанки, аристократизма во всем теле меньше, чем в мизинчике ее родителей, например, они никогда не сплетничали. Мэрилу Робертс следовало бы учиться сердечности, состраданию и отзывчивости по их книге!

Несмотря на все негодование, Эрика по натуре была отходчивой, как и ее родители, и пламя, быстро и ярко вспыхнувшее в ней, постепенно стало угасать и в конце концов сошло на нет. Она повернула к дому.

Едва Эрика успела закрыть за собой дверь, отец окликнул её из кабинета.

– Да, это я, – отозвалась она, направляясь к лестнице, ведущей в ее комнату.

– Ты пришла, Рикки?

– Да, папа, – ответила она, прислонясь к дверному косяку.

– Звонила Кэрри. Она была очень смущена и просила, чтобы я передал ее извинения за грубость матери.

Ничего не ответив, Эрика вошла в комнату и присела на кушетку в нескольких шагах от отца.

– Я сошла с ума и чуть не накричала на миссис Робертс. Но как она посмела говорить такое о тебе и маме!

Голубые глаза Лоуренса Кэссиди, оттеняя черную с проседью бороду, искрились весельем.

– Все сразу забеспокоились, нет ли у кого-нибудь из них каких-то удивительно пикантных тайн, которые мы можем раскрыть, так ведь?

Эрика кивнула головой, но не могла удержаться от смеха.

– Мне бы хотелось так думать, но ты сам сказал, что, если не считать тех убийств несколько недель назад, это самый обыкновенный скучный город. Не могу представить себе, почему они так неистовствуют. Вероятно, им бы хотелось стать обладателями каких-нибудь грязных, возбуждающих воображение тайн, которые ты мог бы раскрыть.

– Да, думаю, ты попала не в бровь, а в глаз. Но я полагаю, любимая, мы с Линдой здесь отчасти сами виноваты. Нам следовало бы рассказать о своей работе. В книге мы описываем общество, очень похожее на то, которое видим в Сент-Джоуне, и твоя мама собирала материал, чтобы мы могли воссоздать соответствующую атмосферу. Но, уверяю тебя, эта книга будет такой же выдумкой, как и все другие наши книги.

– Я это знаю и вовсе не собиралась разговаривать с тобой на эту тему. – Она подошла к отцу и запечатлела поцелуй на его нахмуренном лбу. – Не волнуйся обо мне. Меня меньше всего заботит, что вы пишете – главное, чтобы это было что-то горяченькое и динамичное.

– Ну, могу заверить тебя, что это так и будет. – Он незаметно усмехнулся каким-то своим мыслям.- И можешь сказать родителям своей подруги, что нам с мамой не нужно заглядывать в чужие дома в поисках материала.

– Боже, как будто я не знаю этого! Чаще всего мне приходится спать с включенным телевизором, чтобы не слышать, что происходит у вас в спальне.

Отец начал подбирать слова раскаяния, но ему никак не удавалось прогнать из глаз искорки смеха.

– А я думал, мы так сдержанны…

– Ха! Это, вероятно, единственное слово, которое я никогда бы не стала употреблять в отношении вас. – Она замолчала и, подойдя к двери, оглянулась на него. – Я очень надеюсь, что буду так же счастлива, когда выйду замуж.

– Надеюсь, это случится не слишком скоро. Я еще не так стар, чтобы иметь внуков.

Эрика рассмеялась, почувствовав, что именно этого он и хочет.

Лоуренс Кэссиди, шестидесяти двух лет, был на двадцать лет старше ее матери. Однако, несмотря на столь почтенный возраст, душой он был моложе большинства ее сверстников.

– Ты никогда не состаришься, – сказала она ему.

– Боже милосердный, надеюсь, нет! Мы переехали в это райское место, где чистый воздух, только для того, чтобы всегда оставаться молодыми.

Она ласково улыбнулась:

– Я люблю тебя, папочка.

– Вполне понятно. Почему же тебе не любить меня? Я замечательный.

– И скромный.

– Я не верю, что скромность – это истинная добродетель. Люди либо отдают себе отчет в том, как они добры, либо не уверены в этом. Если они убеждены в своей значимости и отрицают это, то это фальшивая скромность. Если они не уверены, значит, считают, что ничего не стоят.

Эрика закатила глаза и сделала ручкой прощальный жест.

– Пока. Пойду писать свое выступление на выпускном вечере.

– Позвони Кэрри, – напомнил ей отец.

– Позвоню.

Она была почти за дверью, когда отец снова остановил ее.

– О, Эрика, тебе звонил молодой человек.

Она быстро вернулась в комнату:

– Кто?

– Кин Боухэнон.

– Боу! Он звонил мне? Когда? Он дома? Это был междугородный звонок или местный?

Но прежде чем отец успел ответить на град ее вопросов, зазвонил телефон.

– Я пойду к себе в комнату! – крикнула Эрика и помчалась наверх, перепрыгивая через две ступеньки.

– Алло? – запыхавшись, произнесла она в трубку через несколько секунд.

– Привет, милая, – протянул Кин Боухэнон.

– Боу! Привет! – Она легла на кровать и постаралась говорить небрежным тоном. – Приятно слышать тебя. Ты дома?

– Всего за две мили от тебя, детка.

– Когда ты приехал?

– Около часа назад. Я позвонил тебе, как только разгрузил машину, но твой отец сказал, что тебя нет.