Луны волшебное сияние

— Тебе, может, и нечего, а вот мне очень многое надо сказать!

Он резко шагнул вперед, словно желая рывком поднять ее на ноги, но потом передумал и сам уселся рядом.

— Прежде всего, хочу извиниться за свои несправедливые обвинения. Если б ты не уязвила мое самолюбие, я бы никогда не повел себя подобным образом. Было невыносимо обнаружить, что тебе недостало мужества сказать мне, кто ты, на самом деле, и…

— Дело было вовсе не в недостатке мужества, — прервала Джейн, — а в обещании, данном отцу.

— Я понял это, когда Джейни…

— Когда Джейни?.. Хочешь сказать, она приезжала?

— Да. Несколько дней назад. Я решил сразу же отправиться к тебе, но она уговорила дождаться нынешнего дня. Хотела, чтоб мы помирились именно в день ее свадьбы. — Стефен умолк и, подсев поближе, взял Джейн за руки. — Джейн, простишь ли ты меня?

Она подняла голову и взглянула в виноватое лицо, чувствуя, что любит все так же, нет, даже больше, чем раньше, и, понимая, как бы ни была велика ее любовь, будущего у них нет.

— Разумеется, прощу, Стефен.

— Слава Богу. Любимая моя…

— Нет, не называй меня так. — Она вырвала руки и отодвинулась. — Хоть я простила тебя, это не значит, что между нами все сразу станет по-прежнему.

— Но почему? Ведь ты же не любишь Фостера, правда?

— Я не меняю так быстро своих привязанностей. Как, впрочем, наверное, и ты. Твое недоверие, Стефен, очень обидело меня. Только Джейни заставила тебя сменить гнев на милость. Но что ж такого она сказала? Что я все еще сохну по тебе? Что вовсе не гонялась за твоими деньгами? А может…

— Прекрати, — резко и властно оборвал он. — Джейни приехала только для того, чтобы объяснить, какая я свинья! А в разговоре чисто случайно упомянула Колина и "Лоренц". — Голос Стефена набухал гневом. — Неужели непонятно? Я же и пытаюсь объяснить, что не знал правды, пока не поговорил с нею.

— И что ж такого особенного тебе довелось узнать? — презрительно отозвалась Джейн — Разве нельзя было довериться своему сердцу? Я ведь как-то говорила — без доверия и взаимопонимания не может быть истинных отношений. Ты же узнал, почему я была тогда так ласкова с Колином, зачем оказалась в его каюте, но все-таки не поверил в истинность моих намерений, дожидался, пока Джейни не приедет и не разложит все по полочкам. Что ж, если только такую любовь ты можешь предложить, то мне ее не надо. Не надо, — повторила она.

— Ну, все перевернула с ног на голову. — Он придвинулся и тяжело положил руки ей на плечи; на лбу, как всегда в минуты сильного волнения, судорожно пульсировала голубая жилка. — Неужели ты думаешь, я так сидел и дожидался, пока кто-нибудь умный не приедет и не разложит все по полочкам? Неужели ты думаешь, я не способен признавать свою неправоту?

— Однако много же времени тебе на это понадобилось. Месяцы! В тот вечер в "Савое" ты все еще смотрел на меня, как на незнакомку.

— Тогда я еще ничего не знал о Колине! В тот вечер в "Савое" я все еще считал себя полностью правым и нисколько не сомневался в словах, сказанных тебе на "Валлийце".

Они смотрели друг другу в глаза, она с нарастающим недоумением, он — с прямотой и откровенностью.

— "Валлиец" я покинул, едва мы пришвартовались в Афинах, и отправился с приятелем на один из тамошних мелких островков. Состояние было отвратительным. Ты, Джейн, сотворила со мной что-то ужасное. Вот когда я, едва не свихнувшись, понял, о чем толковали доктора: дескать, эмоциональных резервов совершенно не осталось, большой риск нервного срыва, кризиса. Так оно и вышло — кризисом оказалась ты, и я сорвался. Три недели провел на этом, Богом забытом, островке безо всякой связи с внешним миром — ни радио, ни газеты. А когда вернулся в Лондон, о деле Уотермена уже успели забыть. Черт возьми, Джейн, сама же знаешь, ничто не забывается быстрее вчерашней сенсации. С Колином именно так и получилось.

— Разве Фрэнк Престон ничего не рассказывал?

— А с чего бы ему говорить о тебе? Особенно после той телеграммы из Афин, когда я просил выдать тебе вперед полугодовое жалованье.

— Понятно. И он, конечно, боясь твоего гнева на мой маскарад, не рискнул заводить каких-либо разговоров.

Стефен кивнул, уже не так сильно сжимая ее плечи, но, все равно, прожигая горячими пальцами кожу.

Боже, как хочется верить ему! Но, все-таки, кое-что осталось неясным.

— Неужели же и Клер ни словом не обмолвилась? Вы ведь часто встречались.

— Я часто встречался еще с целой дюжиной женщин, — грубовато отозвался он. — Но без толку. Стало только хуже, потому что каждую сравнивал с тобой. А Клер, действительно, словом не обмолвилась о Колине, и, по-моему, нам тоже пора его забыть.

— А знаешь, почему она ничего не сказала?

В первый раз за все время на лице Стефена мелькнула улыбка.

— Из боязни показаться обманутым, пожалуй, следует признаться, что знаю. Она прекрасно понимала: одно лишь слово, и я ринусь за тобой. Боже праведный, Джейн, ты и представить не можешь, как близок я был к этому. И пустился бы на поиски, даже если бы Джейни не рассказала всей правды. Честно говоря, я уже попросил Престона добыть твой адрес.

Всей душой ей хотелось верить, но чего-то недоставало, и, видя ее сомнения, он вздохнул.

— Спроси Джейни. Когда она зашла ко мне в офис, я как раз записывал в блокнот твой адрес. И первое, о чем спросил, где тебя можно в тот день найти.

Он притянул ее к себе, розовый шифон обвился вокруг его ног.

— Мы потеряли столько времени, так давай же восполним утраченное. Еще о многом предстоит поговорить, но это может подождать. А теперь, единственное, чего мне до смерти хочется, так это обнять тебя — вот так, — и он тесно прижал ее к своему горячему телу, — и исцеловать — вот так. — И губы их слились, дыхание перемешалось. — Последний раз, держа тебя в объятиях, я вел себя…

— Нет, не будем больше вспоминать!

Джейн обвила его шею рукой, другой нежно перебирая черные волосы и гладя смуглую щеку. Поцелуй был долгим и пылким, но нежным — так мужчина целует женщину, которую давно искал и, наконец-то, нашел и с которой хочет разделить не одну только страсть, но и любовь.

Джейн опомнилась первой, пригладила волосы, отерла слезы.

— И как теперь насчет того, чтобы стать миссис Стефен Дрейк? — спросил он внезапно охрипшим голосом. — И работать я тебе не позволю. Хочу сам заботиться о тебе и защищать.

— Я тоже хочу заботиться о тебе, — отозвалась она, чувствуя, как все ее существо пронизывают бесконечная нежность и безмерное желание одарить его любовью и пониманием, которых ему всегда так недоставало.

Стефен поймал ее руку и поднес к губам, а потом они, тесно прижавшись друг к другу, пошли прямо по газону к дому и остановились недалеко от заполненной гостями террасы, укрытые цветущим кактусом.

— Это навсегда, Джейн. — Голос его был тих, но проникновенно серьезен. — Теперь все твои заботы станут моими.

— Теперь твоей станет вся моя жизнь, — поправила она, и сильные руки снова обхватили ее плечи, а смуглое лицо заслонило и небо, и солнце.

— Ох, Стефен! — только и смогла выдохнуть Джейн, растворяясь в счастье, непостижимом, как Жизнь, бесконечном, как Время.