Ночные животные (СИ)

Нож задевал кожу. Волосы сыпались на лицо.

Виктор не двигался.

Когда Ромал закончил, и на голове у него остались уродливые клочья разной длины и формы, он кинул нож к ногам отца и расправил плечи. Виктор окаменел. Костя подошел к нему, смахнул пелену с глаз и прохрипел:

- Ты – не семья мне.

А потом быстрым шагом покинул кухню. Казалось, он сотни лет идет к выходу. Его пальцы все смахивали и смахивали эту черную пелену. Что вообще за черт? Что за завеса? Костя вырвался на улицу, в вечернюю прохладу, и поморщился, не представляя, что с ним происходит. Отчего так сердце тарабанит? Почему так хочется содрать с себя кожу?

Ромал сошел с места. Кровь по лицу течет. Ведь кровь? Он накинул капюшон, и тень от него скрыла мокрые полосы. «Не думать. Не думать». Его ведь и раньше унижали. Его и раньше предавали. Что тут нового? Он в очередной раз остался один. Вот и все.

Отчаяние. Вот что испытал Ромал, отдаляясь от своего дома, как можно дальше.

Он думал, что причинить ему боль не получится. Он так много видел и столько всего натерпелся. Попробуйте прорваться сквозь толстенный, защитный слой – не выйдет! Но у отца вышло… А ведь когда-то Костя хотел, чтобы отец гордился им, но, как оказалось, два родных человека могут совершенно по-разному смотреть на одни и те же вещи. Отчего-то Виктор боготворил трущобы. Но почему? Костя задавался этим вопросом снова и снова и не находил ответ. Неужели Виктор просто боялся, что «мир за забором» не примет его?

Костя и сам не понял, как добрался до общежития. На улицах смеркалось. Холодный воздух заползал под толстовку. Парень небрежно потер запекшуюся кровь на лбу и нервно надавил на виски. Может, голова перестанет так болеть. Он потянул на себя дверь общаги, прошел мимо охранника и вдруг затормозил, потому что охранник возник перед ним.

- Не торопись, – воскликнул незнакомый мужчина и перегородил Косте путь.

Ромал зажмурился. Чувствовал он себя паршиво, общаться ему ни с кем не хотелось, и плевать, что это какой-то новый охранник, и что он никогда Ромала в лицо не видел.

Костя пришел домой. Ведь где-то у него вообще есть дом.

- Куда стартанул? – Насупился мужчина. – Без пропуска нельзя.

- Я из сто второй.

- Студенческий?

- Потерял его.

- Зачетку?

- Я с первого курса. – Ромал поднял пронзительный взгляд на охранника и стиснул в кулаки пальцы. – Я хочу пройти.

- Мало ли чего ты хочешь. Проваливай, пока я ментов не вызвал.

- С какой стати?

- Мы с улицы всякий сброд не пускаем! – Мужчина свел брови и ступил вперед. Его плечи были настолько широкими, что тень от них полностью закрывала Ромала. Охранник заменял сослуживца, в лицо жителей не знал, но этот парень в капюшоне, со ссадинами по всему лицу, следами крови, еще и не русский… нет, таких пропускать определенно нельзя. – Давай. Вали.

- Я здесь живу! – Возмутился Костя, сверкнув глазами. – Подвинься, дядя.

- Я тебе сейчас подвинусь.

- У соседей спросите.

- Хорошая попытка. Нашел, кому лапшу на уши вешать.

- Да у меня ключ есть, – парень запустил руки в карманы и вдруг замер. Отчаяние со скоростью света превратилось в такую жуткую усталость, что Косте захотелось свалиться на пол прямо здесь. Он протер ладонями лицо, сгорбился и вспомнил, как спрятал ключи в рюкзак. В треклятый, долбанный рюкзак. – Твою мать, – простонал парень, будто раненый пес. Он отвернулся и откинул назад голову, стараясь подумать о чем-то приятном… да вот только не осталось у него приятных мыслей. День оказался одним из самых конченных за всю историю, и если Костя и думал о чем-то, так это о драке в столовой, о наказании мега-ректора, о словах Лизы, о грустной матери и ненормальном отце. Сплошное дерьмо.

- Давай, – огрызнулся охранник, о существовании которого Ромал уже позабыл, – не выводи меня из себя. Я реально ментов вызову. Дуй отсюда.

Костя усмехнулся. Ядовито, конечно. Но все же растянул губы в улыбке. Он вышел на улицу, осмотрелся и неожиданно понял, что идти ему некуда. Надо с Артом связаться. Вдруг он ключи одолжит. Да вот телефон тоже остался в рюкзаке.

А, может, им и не стоит видеться? Разве кто-то должен видеть Ромала в таком виде? Кто-то должен говорить с ним о том, что случилось? Принимать его, как дворового пса, и откармливать, отглаживать, отбеливать, отхаживать? Да чушь все это. Кому захочется его проблемы разгребать? Раны стягивать? Обычно таким семья занимается, а у Кости семьи вроде бы как больше нет.

Вот так вот просто, в один миг, Костя стал человеком без никого.

Парень надавил пальцами на глаза и испугался. «Черт ». Он привык к одиночеству. Но это одиночество было каким-то новым. Он затягивало, ломало. Парализовывало.

Костя понял сразу две вещи: во-первых, он никому не был нужен. Во-вторых, кто-то был нужен ему. Как выбраться из этого капкана? Как признать, что одному тебе паршиво? Да и мог ли Костя довериться кому-то новому? Люди столько раз от него отворачивались. Почему он должен был верить в них? Почему он должен был вообще во что-то верить?

Парень запустил руку в карман и вытащил бумажную сотку. На что ее потратить? А ведь за сотку друга не купишь. Да и помощь тоже. Костя смял деньги, убрал их обратно и осмотрел серые улицы. Наверное, иногда стоит пренебрегать правилами, пусть это пугает и настораживает. Но ведь наши импульсы не возникают из воздуха. Наши желания чем-то подкреплены, обоснованы. Если Костя хочет сойти с места, значит, он знает, куда идти.

Ромал поправил капюшон, натянул его пониже и ухмыльнулся. Возможно, он еще об этом пожалеет. Или же это будет самое правильное решение, принятое им в жизни.

***

Артур увидел маму издалека. Она сидела на крыльце, в деревянном кресле-качалке, и читала книгу. Подойдя ближе, парень прочитал название: «Как привести в порядок тело и душу», и искренне рассмеялся. Что уж его мама любила делать, так это разузнавать обо всем на свете, вычитывать разную информацию, использовать ее или критиковать. Софья Селиверстова готовила блюда на любой вкус. Играла на фортепиано Бетховена и Шопена – второй был ее любимым композитором. Разводила цветы различных видов: от кактусов до космоса шоколадного. И да, такое растение действительно существовало. Говорила на английском, немецком и французских языках, на данный момент учила китайский. И еще она была чудесной мамой. Иногда мамой-паникершей. Почти всегда мамой-защитницей.

- Привет, – поздоровался Арт, и Софья опустила книгу. У нее были золотые волосы, едва достающие до плеч, и ярко-зеленые глаза. Арта все время называли маминой копией, и ей это невероятно льстило, хотя вслух она в этом никогда не признавалась. Она ласково улыбнулась, протянула к сыну руки, а он их бережно принял.

- Артур, – распела она, – приехал, наконец!

- Передвигаться по городу, как обычный смертный, чертовски долго.

- Ну, так, забери свою машину.

- Это же убьет мою легенду.

- Легенду, – закатила глаза женщина и грациозно облокотилась о спинку стула, – как я могла забыть? Артур и его мифы. А где твои рыцари?

- Разъехались по домам, – усмехнулся парень и поправил кожаную куртку. Для мамы он нарядился в лучшую одежду, точнее… в чистую одежду. С дисциплиной у Артура были проблемы. Он не успевал самостоятельно стирать одежду, гладить одежду, а потом еще и складывать ее по полочкам. Такой опыт наверняка приходит со столетней практикой.

- Проголодался?

- Немного. Слушай, папа дома?

- Приедет скоро.

- Мне надо с ним поговорить.

- Все в порядке? – Функция «мама-паникерша» включилась. Софья отложила книгу, нахмурилась и просканировала сына изучающим взглядом, после которого он обычно как на духу выкладывал ей всю правду. – Что это у тебя под глазом?

- Под каким глазом? – Спросил Артур и отшатнулся назад. – Под правым или под левым? Потому что на днях…

- Это синяк?

- Это освещение.

- Это синяк, именно он. У моего мальчика синяк, – запричитала женщина, поднялась со стула, и вязаное одеяло свалилось на пол. – Кто это сделал?