Не можешь устоять? Попробуй убежать! (СИ)

— Слушай, ну раз ты такой спец по Кинни, то вперед! Иди и проверяй. Но я сейчас делаю то, что мне сказал Хорват, — раздраженно отвечает Майкл.

Минуту стоит полная тишина.

— Я не понимаю причину твоей агрессии, — спокойно произношу я.

Что, блядь, на него нашло?

— Да ты даже говоришь уже, как он, — резко бросает Майкл и направляется к выходу.

Я ближе к двери. Поэтому быстро поднимаюсь и преграждаю ему путь.

— Ты мне объяснишь, что случилось?

Он скрещивает руки на груди и отворачивается.

— Ну? — трогаю его за плечо.

— Тебя просто как подменили. Ты все сводишь к этому Кинни и говоришь только про него. А еще мне кажется, что ты чего-то недоговариваешь. А ты всегда со мной всем делился. А сейчас я тебя не узнаю.

Я качаю головой, отхожу от двери и иду к своему креслу. Майкл стоит на месте, не зная уже, уходить или нет, после того, как он выговорился.

Я понижаю голос и, не глядя на него, произношу:

— Он насиловал меня и избивал. Я провел с ним наедине больше времени за неделю, чем с тобой за десять лет. Он напугал меня, взволновал и шокировал. И по-прежнему продолжает это делать. И после всего этого я не должен говорить о нем? — еще тише заканчиваю я.

Майкл какое-то мгновение ничего не отвечает, а потом вроде как расслабляется и взъерошивает себе волосы.

— Ладно, прости. Не знаю, что на меня нашло. Меня он тоже пугает, — признается он. — И я хочу верить, что ты на нашей стороне.

Резко замираю на месте и, кажется, даже перестаю дышать.

Он что…

— Прости, что ты сейчас сказал? — очень серьезно спрашиваю я, хмуря брови.

— Ну, ты сам говоришь, что провел с ним много времени… И что это началось еще в тюрьме…

— Думаешь, его выпустил я? — стараюсь дышать спокойно. Не получается.

— Я так не думаю. То есть… черт, ладно, забудь, Джастин! Все хорошо, главное, ты жив, все остальное ерунда.

Мне кажется, что на моих глазах прямо сейчас рушится картина мира.

Очень медленно я подхожу к нему, останавливаюсь в метре и холодно спрашиваю:

— Ты в чем-то хочешь меня обвинить, Майкл?

Он ничего не отвечает.

— Ну давай, скажи. Мне нужно понять, что ты обо мне думаешь, прежде чем мы снова начнем работать бок о бок.

На этот раз он высоко поднимает голову, смело смотрит мне в глаза и говорит:

— Я думаю, что ты влюбился. И найти его хочешь для своих целей.

Крепко вцепляюсь рукой в спинку ближайшего стула. Не то, что я ожидал услышать от него. Вообще не то.

— Влюбился? — очень тихо переспрашиваю я. — Для своих целей? Какие у меня могут быть цели, чтобы найти его? Что, блядь, ты говоришь?

— Ты просил сказать, что я думаю. Извини, Джастин, какими бы мы ни были друзьями, но это наша работа. Я вижу, что ты чего-то недоговариваешь, я слишком хорошо тебя знаю. Мне нужно убедиться, что…

— Ты слышишь себя вообще? — ошеломленно перебиваю его. — Какими бы мы ни были друзьями? — глубоко вздыхаю, пытаясь осознать и переварить услышанное. — А как же доверие? Или оно резко закончилось? Всё и сразу?

Майкл снова молчит. А я понимаю, что до моей внутренней паники ровно две секунды. Именно в такие моменты я начинаю думать. И, кажется, понимаю, в чем дело.

— Влюбился… — тихо повторяю я, пристально вглядываясь в его лицо. Вот оно. — Ты влюбился, верно? Но только не в Кинни, — тут же добавляю, когда он возмущенно открывает рот. — А в этого Бена? Точно. И ты совершенно не знаешь, что с этим делать. Поэтому надеешься, что влюблен я, и мы вроде как вместе это решим?

— Да ты бредишь, — как-то обессиленно говорит он, но меня уже не остановить.

— А ты знаешь, что этот Бен — маньяк похуже Кинни? Кинни хотя бы признает, что его крыша съехала. Бен же совершенно уверен, что ничего страшного не происходит. Что его голова на месте, — членораздельно произношу я. — И ты вообще в курсе, что это он тебя отравил? Ты знаешь, что твой Бен трахался с тобой только для того, чтобы быть поближе ко мне?

— А нахрена ему быть поближе к тебе? — выходит из себя.

— Потому что я имел доступ к Кинни.

— И с хуя ли ты такой привилегированный?

В бешенстве смотрю на него и оглядываюсь по сторонам, убеждаясь, что дверь закрыта, и под окнами кабинета никто не стоит.

— Ты реально не понимаешь?

— Я понимаю достаточно, чтобы сопоставить некоторые факты, — все еще раздраженно говорит он.

— Ну так просвети меня об этих фактах, — милостиво прошу я. — Только о фактах, а не о своих предположениях.

Он закусывает губу, яростно глядя на меня, а потом принимается ходить из стороны в сторону, начиная говорить и поочередно загибать пальцы.

— Кинни попадает к тебе в отдел.

Закатываю глаза, но он предупреждающе смотрит, чтобы я не перебивал.

— Он попадает именно к тебе, отказывается от адвоката и потом хочет говорить только с тобой.

— Полная херня. Я к этому не имею никакого отношения.

— Ты можешь не перебивать?

Поднимаю вверх обе руки, мол — вещай дальше.

— Ты весь трясешься и с энтузиазмом бегаешь к нему в камеру, будто там прячется твоя вторая жизнь.

— Это моя работа…

— Ты сосешься с ним прямо в камере, — резко ставит точку.

Допустим, на это нечего сказать. Майкл удовлетворенно улыбается.

— Следом за этим ты прибегаешь ко мне домой и принимаешься оправдывать его, говоришь, что он невиновен, ищешь десятки, а то и сотни причин, по каким он не может быть тем самым, рвешься на операцию в эту же секунду, потому что уже завтра суд, и в итоге оказываешься полностью не прав. Стюарт и Стив умирают, но кому какое дело, когда жив остается Джастин Тейлор? Да и почему он, кстати, жив? Почему Кинни спокойно убивает всех парней, не задерживая их у себя больше, чем на день или два, а ты провел там больше недели, и из повреждений у тебя всего лишь сломаны пальчик и пара ребер, даже ни одной царапины на лице.

Я молчу изо всех сил. Столько хочется сказать. Но если я начну, то вряд ли смогу быстро закончить. Майкл, тем временем, продолжает:

— Ладно, это все херня по сравнению с тем, что они выпускают тебя оттуда. Практически доставляют тебя в больницу. И что происходит потом? Он шлет тебе какие-то чертовы любовные письма, в которых не понять — угроза ли это или приглашение на свидание…

— Ты в своем уме?!

— Я не закончил. Так вот, — он приподнимает глаза вверх, будто вспоминая, на чем остановился, и все-таки продолжает: — И самое смешное, что ты никому об этом не говоришь. Почему ты не показал эту записку Хорвату? А знаешь, почему? Потому что тогда Хорват никуда бы не отпустил тебя, а наоборот, сделал бы приманкой, и что бы из этого вышло? Мы поймали бы Кинни. Но ты этого не хочешь. Потому что на этот раз мы бы точно не упустили его и не стали бы даже разговаривать. И что же происходит после всего этого? — вновь спрашивает он у самого себя. — Кинни по каким-то причинам не трогает тебя, хотя ты уже почти месяц спокойно передвигаешься по городу. Он не делает попыток тебя схватить, зато с особой жестокостью убивает какого-то парня, который как две капли воды похож на тебя. Ах, да. Забыл сказать. Убивает с особой жестокостью, но, очевидно, очень нежно трахает.

Со всей силы бью его по лицу.

Он прижимает руку к губе, из которой начинает идти кровь, и недобро усмехается.

— Правда глаза колет? Знаешь, что я забыл еще сказать? Коп, который хорошо умеет драться и знаком почти со всеми видами самообороны, не может справиться с каким-то самоучкой, который только и умеет, что связывать парней и втыкать в них ножи.

— Я был в наручниках! — грубо отвечаю я.

— Все время?

— Ты не понимаешь, это кажется легким! — с болью в голосе говорю ему. — Но когда ты находишься там, это совсем другое. Одно дело рассуждать, строя догадки, и совсем другое — быть там, не знать, что будет с тобой завтра, не знать, в какой момент он вместо смазки достанет пистолет.

— Смотрю, у тебя было тяжелое заточение, — хмыкает он.

— Майкл, остановись, — предупреждаю я.