Роковой мужчина

– Нужно, чтобы вы опознали тело.

– Где она?

– В своей квартире. Она была убита там. По крайней мере, мы так считаем.

– Я поеду с вами, – я осознавал, что говорю какие-то слова, но не те, что от меня ждали. На несколько секунд я оглох. Я мог бы сказать: «Я во всем признаюсь». Но не сказал.

Я оглядел офис. Что я искал? Что мне нужно взять? Туалетные принадлежности. Какой абсурд? Я покидал кабинет, свой кабинет, с этими полицейскими и чувствовал себя виновным, виновным, как черт.

Идя между полицейскими по гулкому коридору, я представлял, что меня ведут на казнь.

«Урсула, я хочу тебя. Сейчас. Приди ко мне». – Когда мы дошли до двери, ведущей на улицу, я внезапно поглядел на полицейских. Они не реагировали. Они не слышали меня. Я ничего не сказал. Я чувствовал себя пойманным преступником. Должно быть, в глубине души я хотел убить свою мать.

Квартира была полна полицейских. Тело Фелисити лежало в точно той же позиции, в какой я оставил ее недавно. Я наклонился к ней.

– Пожалуйста, не прикасайтесь к телу.

Я хотел плакать, но не мог. В моей голове скопилось слишком много боли – воспоминаний о том, как Фелисити оскорбляла меня всю мою жизнь. Теперь все кончено. Мне казалось, что мать просто заснула.

– Как ее убили? – я не видел никаких следов насилия.

– Нужно подождать результатов аутопсии. Но похоже, причина смерти – асфиксия.

– Асфиксия?

– Ее задушили.

Полицейский фотограф сфотографировал подушку на кровати.

– Кто мог это сделать?

– Похоже на убийство. Но, кажется, ничего не украдено. В кошельке вашей матери лежало более тысячи долларов. Мы нашли следы борьбы, но не обнаружили признаков взлома. Видимо, она была знакома с убийцей.

– Я не имею понятия… я хочу сказать, не знаю, – у меня кружилась голова. Мне нужно было сесть.

– Не садитесь в это кресло, сэр. Мы не хотим ничего сдвигать. Наверно, для вас это ужасный удар, но я должен расспросить вас о друзьях вашей матери. Если бы вы могли дать мне список ее знакомых…

– Я не знаю ее друзей. Я хочу сказать, что у нее, видимо, было немного друзей.

– Мы особенно интересуемся ее подругами.

– Подругами? Почему?

– Мы еще не знаем наверняка, но похоже, что убийцей была женщина.

– Нет, это невозможно, – сказал я. Я начал ощущать панику.

– Почему? Известно много случаев, когда женщины убивали других женщин.

– Почему вы думаете, что убийца – женщина? – спросил я охрипшим голосом.

– Вы не чувствуете запах духов? – детектив посмотрел на меня, как будто я слабоумный.

Я принюхался. Конечно, чувствую. Похоже на мужской одеколон с мускусом.

– Один из наших детективов определил духи.

– Может быть, это духи моей матери.

– Нет. Мы обыскали квартиру. У нее было несколько флаконов с духами, но таких не было.

Я снова принюхался. Нет, это не лимонный запах. Это не ее духи. Но я почему-то знал эти духи и знал очень хорошо. Такими духами пользовалась Барбара. Нет, это невозможно.

Затем я увидел нечто, сразившее меня наповал. На кофейном столике лежала адресом вверх открытка. На ней были написаны имя Барбары и наш адрес. Я не осмелился приглядеться, да и не было нужды. Запах духов уже все сказал. Это был определенно запах Барбары. Я сам приучил ее к этим духам. Здесь побывала Барбара, не Урсула. Два дня назад она поссорилась с Фелисити. Именно из-за этого мать запила. Она оскорбила Барбару, и та убила ее.

– Я не могу здесь оставаться, – сказал я главному детективу.

– Понимаю. Мы еще поговорим с вами.

Полицейская машина подбросила меня обратно в офис. Урсула уже была там, свежая, как маргаритка. Сейчас на ней было белое платье. Она догадалась, что что-то не в порядке. Я выглядел, как дохлая крыса.

– Хорошие новости, – сказала она, чтобы подбодрить меня. – Сильвии предложили работу, одну из главных ролей в картине «Дзен-бильярдист». Правда, чудесно?

– Да, – ответил я. – Умерла моя мать.

Я рассказал Урсуле о произошедшем. Но свои подозрения оставил при себе.

Барбара. Неужели это сделала она? Против нее имелись только косвенные улики. Да, она поссорилась с моей матерью, но это не значило, что она вернулась посреди ночи, чтобы убить ее. Нет, это сделал кто-то другой.

Я с трудом могу припомнить следующие несколько часов. Моя голова была опустошена. Бессонная ночь брала свое. Глаза слипались. Снова звонили из полиции. Я разговаривал с ними. Конечно, я ничего не знал. Полицейские настаивали на своей версии женщины-убийцы. Больше я ни с кем не говорил. Урсула выручала меня. До конца дня, который мне казался ночью, она отвечала на все звонки и никого не подпускала ко мне.

Она снова стала другой женщиной – пылкой, почти что страстной. Она хотела помочь мне. Она настояла, чтобы я поел. Меньше всего на свете я хотел есть, но в конце концов уступил. Мне было нужно, чтобы рядом был кто-то. И, в конце концов, разве я не мечтал так долго о том, чтобы быть с ней?

Мы отправились в какой-то мексиканский ресторанчик в Венеции. Машину вела она. Она же съела и свою порцию, и мою. Она пыталась развеселить меня шутками и сама расплатилась. Затем отвезла меня домой – к себе домой. Это было очень странно – не скрываясь, оказаться там, где я побывал как шпион, тайный лазутчик, не более суток назад. То, что накануне я делал тайком, сейчас Она сама предлагала мне. Смерть Фелисити в каком-то смысле открыла передо мной двери.

Я слишком устал, чтобы полностью оценить это чудо. Мои глаза были закрыты, пока она вела машину по Бенедикт-Каньон и Ла-Сьело. Я дремал. Когда я проснулся, мы были уже на месте, у подъезда опасного дома. Полусонный, я поднялся за ней по ступенькам. Я сидел в кресле в ее спальне. Меня обволакивало мерцание свечей. Мне страшно хотелось пить. Пока она ходила за водой, я вспомнил мотылька, сгоревшего в пламени.

Затем я оказался в ее кровати – или на ее кровати? Все происходящее казалось причудливой сказкой. Может быть, я проспал сто лет? Она склонилась надо мной. Я был с женщиной, которая занимала мои мысли многие дни или недели. Моя мать убита – может быть, моей подружкой. Я просто не мог собраться с мыслями. Нужно было выспаться.

Я не думал о том, чтобы заниматься любовью с этой женщиной. Мысленно я то и дело совокуплялся с ней, но сейчас она была мне доступна. Как ни странно, я ощущал облегчение. Смерть Фелисити потрясла меня, но я чувствовал, как будто сбросил с плеч тяжкий груз. Мне казалось, что я провел годы под гипнозом, в порабощении, и только теперь вышел на свободу.

Пока я еще был способен думать, я снова спросил ее, не была ли она в Артезии, Нью-Мексико, в отеле «Сьерра» в последнее воскресенье… Она ответила: «Нет», посмотрев на меня так, как будто я бредил. Может быть, так оно и было.

Она начала раздевать меня. В этом не было особой чувственности – просто один человек помогал другому. Сейчас, в последних лучах дневного света, ее спальня выглядела опрятнее. Она сняла с меня одежду и носки. Оставшись в одних трусах, я откинулся на спину.

Рядом с моим лицом оказалась маленькая сатиновая подушка, издававшая странный запах. Тут же была и нормальная подушка с вышивкой, вероятно, сделанной в те времена, когда было модно вышивать на подушках небольшие изречения, но это изречение звучало мрачно: «Жизнь можно понять, только оглядываясь назад». Урсула нагнулась надо мной и гладила меня по лбу. Затем поцеловала, нежно и с любовью. Это был самый прекрасный поцелуй, который я когда-либо получал. Он тянулся и тянулся, необъятный, как море, и я медленно погрузился в сон. Последнее, что я смутно помню – голос Урсулы, тихо произносящий: «Теперь все будет хорошо. Я с тобой. Наконец-то мы вместе. Ты – мой».