Объятия смерти

Охрана носила синие костюмы, а другие служа­щие – черные брюки и белые пиджаки. Заключен­ные были облачены в оранжевые костюмы спортив­ного типа с черными инициалами ДРЦ на спине.

У главного входа Еву и Фини снабдили иденти­фикационными жетонами и браслетами и потребо­вали сдать все оружие.

Миллер выглядел щеголевато, несмотря на неле­пый белый пиджак, и буквально излучал гостепри­имство. Улыбаясь, он пожимал им руки, словно вла­делец фешенебельного дома отдыха.

– Спасибо, что согласились уделить нам время, начальник Миллер, – заговорила Ева.

– Директор, – поправил он с добродушной ус­мешкой. – Мы не используем устаревшие термины. Докпортский реабилитационный центр – абсолют­но современное учреждение. Он построен двадцать пять лет назад и начал принимать клиентов в 1980 году. Здесь, в женском отделении, содержится пол­торы тысячи подлежащих реабилитации, а персонал насчитывает шестьсот тридцать человек плюс двад­цать консультантов. Надеюсь, вы присоединитесь к нам за ленчем в столовой. Для посетителей и кон­сультантов, остающихся на ночь, имеются фитнес-центр, тренажеры, кабинеты физиотерапии.

Они прошли через служебное отделение, где люди сновали по коридорам и сидели за столиками, отвечая на телефонные звонки. На некоторых были оранжевые спортивные костюмы.

– Заключенные допускаются сюда? – удивилась Ева.

– Клиенты, – поправил Миллер. – Им реко­мендовано выполнять подходящую для них работу по прошествии половины курса реабилитации. Это помогает им приспособиться к внешнему миру и об­рести цель в жизни после того, когда они нас поки­нут.

– Понятно. Ну, одна из ваших… клиенток поки­нула вас с вполне определенной целью. Ее любимая работа – убивать людей. Нам нужно побеседовать с вами о Джулианне Данн, мистер Миллер.

– Да. – Он сложил ладони, словно проповед­ник, призывающий паству к молитве. – Я очень рас­строился, узнав, что вы подозреваете, будто она за­мешана в убийстве.

– Я не подозреваю, что Джулианна Данн в чем-то замешана. Я знаю, что она убийца. Такая же, ка­кой была, попав сюда.

– Прошу прощения, лейтенант, но, судя по вашему тону, вы не верите в основополагающие прин­ципы реабилитации.

– Я верю в наказание, благодаря которому неко­торые преступники изменяются настолько, что пе­рестают быть преступниками. Но есть такие, кото­рые не могут или не желают меняться. Им нравится то, чем они занимались, и не терпится вернуться к этому. Джулианна как раз из таких.

– Она была образцовым клиентом, – чопорно произнес Миллер.

– Не сомневаюсь. И держу пари, она тоже обра­тилась с просьбой о работе по истечении половины срока. Где она работала?

Миллер втянул в себя воздух через нос. Его раду­шие заметно поубавилось.

– Джулианна Данн работала в координацион­ном центре для посетителей.

– С доступом к компьютерам? – спросил Фини.

– Разумеется. У наших компьютеров надежная система безопасности. Клиентам не разрешена не­контролируемая связь. Непосредственная началь­ница Джулианны, Джорджия Фостер, давала ей са­мую высокую оценку.

Ева и Фини обменялись многозначительным взглядом.

– Покажите мне дорогу в этот центр, – попро­сил Фини. – Я поговорю с Джорджией Фостер.

– А я бы хотела побеседовать с заключенными по этому списку. – Ева достала из кармана лист бу­маги. – Прошу прощения, с клиентами, – попра­вилась она, не удержавшись от усмешки.

– Я это устрою. – Миллер снова засопел, и Ева усомнилась, что приглашение на ленч все еще в силе.

Ева беседовала с заключенными в комнате для приема посетителей, снабженной шестью стульями, диваном с ярким рисунком, телевизором и музыкальным центром. На стенах висели натюрморты, и только табличка на двери, призывающая клиентов и их гостей вести себя пристойно, напоминала о том, что вы находитесь в тюрьме.

Ева поняла, что относится к категории гостей.

В комнате не было двухстороннего зеркала, но Ева заметила в углах четыре камеры слежения. Вход­ная дверь была стеклянной, но снабженной защит­ным экраном. Ева не стала его включать.

Широкоплечая надзирательница, выглядевшая так, словно ей хватало здравого смысла не думать о заключенных, как о клиентах, привела первой Ма­рию Санчес – соседку Джулианны по камере. Это была коренастая латиноамериканка с копной черных курчавых волос, завязанных на затылке в хвос­тик. Татуировка в виде зигзага молнии, судя по все­му, была сделана, чтобы скрыть шрам с правой сто­роны рта.

Она вошла, небрежно покачивая бедрами, села на стул и начала барабанить пальцами по столу. Ева заметила браслеты с датчиками на ее запястьях и ло­дыжках. Хотя Миллер явно не блистал умом, но был не настолько глуп, чтобы рисковать, имея дело с крутыми личностями вроде Марии Санчес.

По знаку Евы надзирательница заняла место с другой стороны двери.

– Есть курево? – осведомилась Санчес хрипло­ватым, но довольно мелодичным голосом.

– Нет.

– Черт! Отрываете меня от игры и даже не може­те угостить сигаретой!

– Прошу прощения, что оторвала вас от тенни­са, Санчес.

– Какой, к черту, теннис? Я играю в баскетбол! – Она отодвинулась назад и заглянула под стол. – Ноги у вас длинные, но со мной вам не тягаться.

– Как-нибудь мы найдем время, чтобы сыграть, но сейчас я здесь по поводу Джулианны Данн. Пос­ледние три года вы делили с ней камеру…

– Здесь не употребляют слово «камера», – ух­мыльнулась Санчес. – Они называют их «личными помещениями». Личные – как бы не так! Миллер – придурок!

В этом Ева была полностью с ней согласна.

– О чем вы говорили с Данн, находясь в личном помещении?

– Я не стучу копам! Не дождетесь! – Она подня­ла средний палец в непристойном жесте.

– В вашем сельском клубе имеется салон красо­ты – могли бы сделать маникюр, – спокойно заме­тила Ева. – Неужели вам с Данн было не о чем разговаривать?

– О чем с ней можно было говорить?! Эта сука считала себя умнее всех!

– Мне она нравится не больше, чем вам. Может быть, начнем с этого?

– Копы мне нравятся еще меньше! Ходят слухи, что Джулианна прикончила какого-то богатого уб­людка в Нью-Йорке. Ну а мне-то что до этого?

– Она на свободе, а вы нет. Разве этого не доста­точно?

Санчес разглядывала свои ногти, как будто в са­мом деле подумывала о маникюре.

– Мне наплевать, где она, а вам, похоже, нет.

– По-видимому, вы тоже считаете ее очень ум­ной. А между тем копы уже однажды отправили ее за решетку. И я, кстати, принимала в этом участие.

Уголки рта Санчес дрогнули в усмешке.

– Однако вы не удержали ее здесь.

– Это не моя работа. – Ева откинулась на спин­ку стула. – Вам ведь предстоит пробыть тут еще лет десять, учитывая вашу любовь вонзать острые предметы в чувствительные места других людей?

– Я не делала ничего такого, что другие не пыта­лись сделать со мной! Женщине приходится защи­щать себя в этом проклятом мире.

– Может быть, но вы, похоже, не хотите поды­шать воздухом в этом проклятом мире хотя бы чуть подольше, судя по вашим здешним характеристи­кам. Вам явно не грозит досрочное освобождение за хорошее поведение.

– Чего ради мне стараться? Здесь можно делать что угодно – хоть стоять на голове и почесывать задницу.

– А удовлетворение ваших сексуальных потреб­ностей здесь обеспечивают? Глаза Санчес блеснули.

– Кое-как обеспечивают. Это часть реабилита­ционного процесса. Нужно держать машинку в по­рядке, верно?

– Учитывая вашу склонность к насилию, сомне­ваюсь, что вас может удовлетворить вакуумная труб­ка. Я бы могла предложить вам настоящее теплое тело для романтической ночи – в обмен кое на что.

– Сами, что ли, будете трахаться со мной?

– Нет, но я пришлю вам лицензированного про­фессионала, если вы сообщите мне полезные сведе­ния. О том, с кем Данн разговаривала, кого исполь­зовала. Что вам известно?

– Мне нужен большой красивый парень, у кото­рого член не упадет, пока я не кончу.