Я – ТВОЯ ЖЕНЩИНА!

Она забрала ревущего Максима.

- Ой, какие мы нежные! – с какой-то легкой иронией произнесла Валерия.

- А мы на море! – бодрящий тон свекрови прозвучал дико в режиме тихого часа больницы. – Выздоравливай, молодец! – обратилась она к внуку, и отдала кастрюлю с едой Даше. – Печеночные оладьи Максу, а тебе макароны по-флотски, - по-деловому закончила она.

- Ну че? Пошли мы что ли? – Свириденко вдруг наклонился к Даше и поцеловал ее в щеку. Даша отвернулась, понимая, что сие действие было навеяно желанием покрасоваться перед Валерией.

- Успеешь, - буркнула свекровь. – Иди ко мне, моя рыба! – она буквально вырвала Максима из рук Даши.

Ребенок плакал. Но свекровь постаралась его перекричать:

- Ба-ба! Де-да! Па-па!

Даша тихо спросила у Валерии:

- Как с мужем?

- Он уехал со своим любимым Малковичем в Москву.

- Когда назад?

- Не знаю. Он спит со своей бухгалтершей.

- Мне кажется Саша не такой.

- Я попросила твоего Сашу вчера позвонить ей домой в двенадцать ночи. – Валерия специально сделала ударение на слове «твоего». - Просто… Спросить к телефону Александра Николаевича Гарова. Она знаешь что ответила? «Александр Николаевич только что ушел». В двенадцать-то ночи! Не поздноватенько ли для работы?

- Ну что, орел? Как настроение?

- Хорошо, дядя врач.

- Тогда выписываем вас. Прямо сейчас можете и собираться домой.

Даша аккуратно сложила все детские вещи в пакет, причесалась, подкрасила губы, попрощалась с медперсоналом и оставшимися соседками по палате. Села с сыном на маршрутку и поехала домой, где отсутствовала целых полторы недели. За дверью слышался смех Валерии. Даша позвонила. Александр Свириденко, что-то ей на ходу отвечая, весело распахнул дверь. Из одежды на нем были только трусы.

- Ой! – удивился он. – Вы? Уже? Вас выписали?

Из-за его спины выглядывала завернутая в простынь не менее удивленная Валерия:

- При-ивет.

- Не ждали. Ясно. – Даша зашла в тесный коридор, отодвигая все еще удивляющегося мужа. Степень ее доверия к мужу пошатнулась.

- Слушай, Даш, - проследовал он за ней на кухню. – Ты ж понимаешь: она одинока, ее муж бросил. Тебе не жалко ее? – говорил он о Валерии, затаившейся в зале. – Ты ж все понимаешь! Ты ж у меня хорошая. А она завтра уедет.

Даша, молча, быстро освободила пакет, отнесла вещи в ванную. На полочке рядом с детским шампунем «Без слез» расположились дорогая женская бритва, начатая коробка с женскими прокладками на каждый день и два новеньких презерватива.

Единственное, что она должна была сделать – тут же собрать вещи и уехать.

«Куда? К маме? А Гаров?.. Так он никогда не узнает правды… И я его, может, никогда уже больше не увижу... Что же делать? Разводиться? А ребенок? Без отца? А работать где? Кем? Я не прокормлю себя и его. Как же быть?»

- Даш, я же должен женскую ласку получать... Что мне оставалось? Ты – в больнице. Мы с тобой уже сколько вместе не были? А? Три месяца? Я ж - мужик... У меня там стоит, если что…

Даша молчала. Она стойко для себя решила развестись и уехать к маме. Но только после того, как объяснится с Гаровым. Он поймет. Он – единственный, кому не безразлична ее судьба.

«Я люблю его, и скажу об этом».

Свириденко, отчаявшись добиться от жены хоть полслова, ушел в комнату. Валерия уже натянула джинсы и футболку. Сидя в кресле-качалке, смотрела кассету с мультиками Максима. Малыш тоже увлекся и забрался на диван. Дашин муж расположился на полу у ног Валерии. Она кивнула ему, как бы спрашивая: «Как она?». Он пожал плечами.

Обстановка была натянутая. Даша молчала. Не потому что нечего было сказать – не было смысла говорить. Она приготовила ужин. Накормила Максима. Демонстративно отвернувшись, легла с ним спать. «Никому мы с тобой, Макс, оказывается, не нужны. У тебя больше нет папы, а у меня мужа».

Она не слышно глотала слезы, когда сын уснул, а рядом на полу мускулистый Александр Свириденко – человек, которому она собиралась всю жизнь хранить верность - почти всю ночь удовлетворял сексуальные потребности жены друга.

- Да, золотце! Да, любимая! – отвечал Жанне по сотовому телефону Андрей Малкович, - Как скажешь. Целую, целую! Пока...

Он вел «Бьюик» по ночной, готовящейся ко Дню города, Москве.

- Не устал, Сань?

- Нет. С чего?

- Не знаю. Так просто спросил. Не жалеешь, что уехал?

- Ты что? Нет, конечно!

- Сам удивляюсь, как все здорово повернулось. Завтра прямо с ребятами и переезжайте в МЧС. Договоренности есть, документы подписаны. Так что…

- Андрюх, ты небось с Шойгу теперь на «ты»?

- Я тебя умаляю! Мы с ним встретились всего один раз в коридоре. Но кабинет наш теперь как раз напротив. Дела будем вести с генералом Красновым, под его ведомством. Сейчас оклиматизируемся немного, и попробуем заработать на поставках военной техники. Все, прибыли. Давай, до завтра!

Саша Гаров поднялся на третий этаж, открыл своим ключом съемную однокомнатную меблированную квартиру. Посредине зала стояла двуспальная кровать с измятыми грязно-желтого цвета простынями. «Козлы, вашу мать!» - ругнулся Гаров на своих отсутствующих в данное время двух коллег. Он отправился в душ. Включил свет. Тараканы бросились врассыпную.

«Чего-то грустно тебе, Гаров… Жалко себя? Жалко! Никому ты на хрен не нужен.» - разговаривал сам с собой он, смывая мыло с голого тела напором теплой воды.

- А вот и мы! – услышал чуть погодя из прихожей радостный вопль.

Шумная компания, ввалившая в квартиру, состояла из двух живущих здесь парней и молодой гостьи. Посвежевший от душа Гаров пристально окинул взглядом девушку.

- Вика. Наш бухгалтер!

- Вика, это Александр. Наше все!

- Мне очень приятно.

- А уж как мне! – быстро ответил Саша. – Мне вообще-то завтра вставать в 5 утра. Так что я – пас, - отказался он от приглашения друзей посидеть за столом на кухне.

Вскоре Александру Гарову приснилось кубанское поле с подсолнухами. Яркое солнце тянуло их к себе. И он бежал по полю, как когда-то в детстве. Подсолнухи шумели от легкого ветра, и не кончались… Не кончались… И где-то впереди он увидел Дашу Свириденко. Она улыбалась ему словно возлюбленная Сухова из «Белого солнца пустыни». А он бежал, бежал, бежал, но ближе к ней не становился. А она стояла и улыбалась…- Что? – отчего-то вздрогнул он и сел на кровати.