Дорога Смерти (СИ)

На губах Эйтора расцвела нежная, открытая улыбка, которую я видела впервые. У меня перехватило дыхание, и я поперхнулась. Он шагнул ко мне еще ближе и обхватил мои щеки руками:

— Честно, Алекс, я не ожидал… Я настроился бороться с тобой. Ты меня удивила… Обещаю, я не буду давить, просто я буду рядом, хорошо?

Я кивнула, он прижался губами к моему лбу в коротком поцелуе, затем отступил и, послав мне еще одну ослепительную улыбку, ушел прочь. Я глубоко вздохнула, вдруг осознавая, что не дышала в последние несколько секунд.

На следующий день Лукасу стало еще хуже. Судороги участились, его все раздражало, он стал агрессивным и кричал на нас, также его стал раздражать яркий свет и громкие звуки. Мы ходили на цыпочках и разговаривали шёпотом. Температура не спадала, антибиотики, что я с таким трудом разыскала, не помогали. Еще через день он кинулся на Леона, который хотел сменить ему компресс. Он пытался его ударить, громка ругаясь и брызгая вокруг слюной — она стала выделяться у него очень обильно и течь по подбородку, он не мог глотать и совсем отказался от еды и воды.

Меня озарила страшная догадка. После происшествия с агрессивным поведением Лукаса я подошла к Тори и кивком подозвала Эйтора, который находился недалеко и, как обычно, не спускал с меня глаз.

— Я не знаю об этом многого, — начала я. — Всего лишь пару фактов. Но, может, вы подскажете… Помните тот день, когда на нас напали собаки? Вопрос риторический. Так вот, у нескольких из них я заметила белую пену вокруг пасти. Насколько мне известно, это признак бешенства. У меня такая теория: Лукаса укусила заражённая бешенством собака, отсюда и такое поведение. Я не знаю всех симптомов, но то, что сейчас происходит с Лукасом, очень похоже на бешенство. Что вы знаете об этом?

Тори и Эйтор переглянулись. Я смотрела на них в ожидании: может, они знают больше меня? Может, знают, как помочь в этом случае Лукасу? Но меня ждало разочарование. Тори пожала плечами и промолчала. Я перевела несчастный взгляд на Эйтора. Он смотрел на меня с сожалением:

— Я ничем не могу помочь, малышка. Мои познания об этом такие же, как и у тебя. Ну, кроме еще одного: я слышал, что вирус передается через слюну, но никак не через кровь.

Я горестно вздохнула и опустила голову. Эйтор подошел ближе и приобнял меня за плечи в успокаивающем жесте.

На следующий день все стало невообразимо плохо: Лукас беспрестанно кричал и кидался на нас, его скрутил и удерживал Эйтор, когда он пытался расцарапать лицо своему брату. Леон кинулся ко мне, обхватывая мои ноги руками, он громко зарыдал. Это сломило меня: я рухнула на колени и прижала его хрупкое, вздрагивающее тельце к себе. Из меня вырвался всхлип, затем другой — и вот мы с Леоном плакали в унисон, крепко прижимаясь друг к другу.

Лукас притих и уснул час спустя. Эйтор уложил его в спальный мешок и подошёл ко мне. Мы с Леоном все так же сидели на земле, обнявшись.

— Алекс, я схожу за водой. Лукас весь горит, к нему невозможно притронуться. Будьте осторожны: он может проснуться в любой момент.

Я кивнула, смотря сквозь него. Слова доходили до меня с трудом, я едва понимала, что он говорит, я чувствовала себя беспомощной, никчёмной, я ничем не могла помочь своему страдающему маленькому братику.

Эта ночь была переломной. Я не спала, я лежала напротив метавшегося во сне Лукаса и не смыкала глаз, я смотрела на него, и мое сердце обливалось кровью, я хотела забрать все его страдания и боль. Он успокоился на рассвете, его дыхание замедлилось, и он уснул глубоким, спокойным сном. Я больше не могла сопротивляться и тоже прикрыла глаза.

Когда я проснулась и распахнула глаза, я встретилась взглядом с такими же зелеными глазами, как у меня. Лукас лежал на боку и смотрел на меня. Я в течение нескольких секунд смотрела в его ясные глаза.

— Привет, — прошептала я.

Его губы дрогнули, и на бледном лице появилась слабая улыбка.

— Привет, Лекси.

Я подскочила и приложила ладонь к его голове: жара не было, лоб был прохладным и сухим. Я пискнула и сгребла Лукаса в свои объятия. Он крякнул. Его тело было слабым и безвольным, но ему стало лучше! Мы поднимем его на ноги в считанные дни. Моей радости не было предела, я разбудила и переполошила всех.

Лукас попил воды, но от еды отказался. Мы с Леоном не отходили от него весь день, мы разговаривали, шутили и просто сидели в тишине, держась за руки. Эйтор и Виктория к нам не подходили, давая нам побыть вместе. Только семья: я и мои маленькие любимые братья. Тиски, что сжимали мое сердце в последние несколько дней, разжались. Я вздохнула свободно. Мои мальчики со мной, и все у нас будет хорошо.

Мы не спали до поздней ночи, вспоминая детство, я рассказывала забавные истории про близнецов: они ничего не помнили, были совсем малы. Но я помнила каждый момент их жизни, с самого первого дня, когда мама с папой внесли их на своих руках в нашу гостиную.

Мы с Леоном уснули по бокам от Лукаса. Прежде чем сомкнуть глаза, я взяла в свою руку маленькую ладонь братика и переплела наши пальцы. С другой стороны — также за руку — его держал Леон. Мне снились родители, впервые за все это время. Мама смотрела на меня, ее глаза были полны слез, она что-то пыталась мне сказать, но ее слова тонули в шуме грохочущей воды, словно между нами был водопад. Отец стоял рука об руку с мамой. Он молчал, и в его глазах было осуждение. Я пыталась к ним подойти, но мои ноги не двигались, словно к ним привязали гири; я кричала, но мой голос растворялся на полпути, так и не дойдя до родителей; я тянула к ним руки, но они не поднимали мне свои руки в ответ.

Я проснулась, словно от толчка. На душе лежал тяжелый камень. Я почувствовала тревогу и отчаяние. Солнце едва взошло. Несколько минут я просто лежала, восстанавливая дыхание после неприятного сна. Я услышала, как где-то справа копошатся Эйтор и Тори. Скорее всего, они разводили костер.

Через секунду я почувствовала легкое покалывание в левой руке, в той, где покоилась ладошка Лукаса. Странно, но его рука была ледяной. Я повернула голову в сторону Лукаса: его глаза были плотно закрыты, ресницы не подрагивали, как обычно во сне, лицо приобрело синюшный оттенок. Я поднялась и села перед ним на колени, все также не выпуская его холодную руку. Душа моя заледенела в жутком предчувствии. Я приложила голову к его груди и… не услышала дыхания, сердцебиение отсутствовало. Предполагая, что у меня галлюцинации после сна, я вскинула голову и приложила два пальца к его пульсу на шее. Пульса не было. Я вновь припала ухом к его груди, не веря в происходящее, но его сердце не дрогнуло, не забилось вновь. Меня накрыла волна осознания: Лукас мертв.

Я закричала диким голосом на весь лес. Леон испуганно вздрогнул и проснулся, подскакивая на месте. По моим щекам катились обжигающие горем слезы. Сердце раздулось в груди до невероятных размеров, оно должно было вот-вот разорваться на части и осыпаться пылью у моих ног. Я не могла справиться со своим дыханием, оно прерывалось.

— Нет! Нет! Нет! Нет! Лукас! Господи, Лукас, дыши! — Я начала делать ему массаж сердца, надеясь, что смогу его спасти, что еще не поздно.

Ни мозг, ни сердце не соглашались с очевидным — с тем что он мертв, уже давно, и мне его не спасти. Я завизжала, срывая свой голос. Леон рядом вторил мне и умолял Лукаса открыть глаза. Я продолжала делать массаж, как безумная: я такой и была. Не видя результата, я наклонилась и хотела начать делать ему искусственное дыхание. Но не дотянулась до его рта: сзади меня обхватили сильные руки и потянули к себе. Ни секунды не медля, я стала вырываться обратно к неподвижному Лукасу, но Эйтор не пускал, я развернулась в кольце его рук и свирепо посмотрела на него:

— Пусти меня, Эйтор: Лукасу нужна моя помощь!

Он смотрел на меня с состраданием, в его глазах блестели непролитые слезы.

— Я не могу, Алекс. Ты не должна делать ему искусственное дыхание: это опасно, ты можешь заразиться от его слюны. Он мертв, малышка. Прости, но ему уже не помочь. ^{1}