Психея (СИ)

— Что будем делать? — Пози решает начать, чтобы остальным было проще говорить. Нужно срочно заставить себя, иначе им не справится с этой тяжестью. Рид не поднимает головы, продолжает разглядывать оружие, о наличие которого вообще забыла. Ей казалось, что она оставила его дома у Дилана. Если бы девушка вспомнила бы о его наличии, то сейчас им бы не пришлось нервничать и страшиться.

— Нужно проверить все известные нам места, — Дилан не знает, где искать. Он даже не способен предположить, где Питерсон запрятался вместе с девушкой. С девушкой Дилана ОʼБрайена. Черт возьми. Парень хочет курить. Он осознает много странных вещей только сейчас, пребывая в состояние стресса.

— Какие места? — Тайлер не затягивает. Не тянет, принуждая всех к беседе. Им необходимо говорить между собой.

— Приют, особняк, — Дилан помнит, что Питерсон хорошо оснащен информацией о детях и Джошуа. — Хорошо было бы знать, где он живет.

— Думаешь, он стал бы прятаться в собственной квартире? — Да, в это сложно поверить, но, когда у тебя нет догадок, под руку берешь все, что приходит в голову. Иного варианта не дано.

— Что, если он все-таки понес ее в Их убежище? — Рид вдруг подает тихий голос с заднего сидения. Парни молчат. Что тогда? Тогда все гораздо сложнее. Они понятия не имеют, где находится укрытие этих тварей.

Но они не будут сидеть без дела. Это уж точно.

Особняк этот стоит уже давно в заброшенном состоянии, глубоко в лесу, среди высоких старых деревьев с могучими кронами и кривыми острыми ветками, на которых давно не растет листва. Живущие в нем хозяева уже как лет двадцать погребены в земле на заднем дворе. Им не хотелось прощаться с местом, где царила их гармония, где чувствовалось необычное присутствие чего-то потустороннего, того, с чем пожилые жители связывали свою жизнь.

Мало, кто знал, что особняк семьи Питерсон был построен ещё в прошлом веке. Что именно их семья принадлежит к тройке самых влиятельных. И именно они считались верными друзьями семьи Добрев.

Никто не знал. Но Питерсон догадывался, поэтому с подросткового возраста, после смерти сестры, посвятил себя изучению детей Приюта, изучению истории его семьи, что привело его к стартовой отметке.

К старому дневнику, написанному на неизвестном миру языке.

Но не трудно было догадаться, что вещь эта принадлежит человеку, который жил ещё задолго до отмены крепостного права.

Дневник Психеи.

Они до сих пор ищут его, совершенно не подозревая своего посредника, который всячески противостоит внушению, борется с голосом в своей голове.

Поэтому он не понес Ронни в убежище сектантов. Мужчина знает, что она нужна им для завершения обряда, так что, сражаясь с Психеей в своем сознании, прячет Носителя в старом особняке своей прабабушки. Нога человека не ступала по этим скрипящим доскам уже давно. Стены осыпаются, обои медленно слезают с жесткой поверхности, загибаются. Ковры темнеют, запах ветхости и старости преследует на каждом шагу, в каждой комнате, в которой вандалы поджигали мебель, разрисовывали фамильные раритеты. Этот дом, как и особняк семьи Добрев, застыл во времени. Существует против него. Это место, в котором любой может лишиться рассудка. Эти стены хранят уйму тайн. Комнаты шепчут на своем собственном языке, и слова вряд ли поймет человек. Пыльный воздух отличается особой сухостью, в то время как на улице накрапывает дождь. Темные коридоры давят на твое тело, вызывая приступы тошноты. Ледяной холод пронизывает до хруста в конечностях. Питерсон решил скрыться здесь — и это не самая хорошая идея.

Дом имеет способность сводить с ума.

Мужчина сидит на полу в комнате, в которой когда-то жили его родственники. Он спиной прижимается к стене, пальцами рук оттягивает светлые потные локоны волос. Питерсон выглядит безумно. Его огромные глаза широко распахнуты, бледные губы без остановки шепчут: «Не впускай». Сердечный ритм давно сбит. Ему страшно. Дико. Мужчина мычит под нос, стонет, давясь собственными эмоциями, что с удовольствием выворачивают его наизнанку, ломают на мелкие куски разум, лишая здравого мышления. Питерсону нужно уйти из дома, если он хочет спастись. Но он не может. Дом не выпустит.

Головы не поднимает. Взгляд исподлобья исследует темный потолок, комод, туалетный столик, старые, пугающие фотографии в пыльных рамках, после чего внимание переходит на кровать, в сторону батареи под выбитой оконной рамой. На грязном полу в одной футболке лежит девушка. Её ноги согнуты в коленях, голова уложена набок, одна рука находится навесу, ибо пристегнута наручниками к ледяной трубе, по которой раньше «носилась» горячая вода. Питерсон долго смотрит на Носителя. Его мучают безумные идеи, мысли, не дающие прекратить кусать кожу пальцев. Он должен что-то предпринять, должен освободиться от голоса в своей голове. Но для этого необходимо…

Голова Ронни дергается. Она широко распахивает рот, громко всасывая кислород. Кашляет и давится с таким хрипом, будто все это время её держали под водой, не давая глотнуть воздуха. Девушка дергается, пытаясь присесть, ещё не осознает, где находится, ведь думает, что по-прежнему лежит в кровати с Диланом. Тело бьется в судорогах, ноги ерзают по полу. Добрев кашляет, начиная панически осматриваться, и дергает рукой, взглянув на наручники. В глазах проявляется страх, шок и непонимание отражаются на бледном лице, испачканном в пыли. Волосы неприятно свалены, в них путается паутина. Девушка прижимается к стене под подоконником, и подбирает колени к груди, напряженно смотрит на мужчину, не сразу понимая, кто перед ней.

— Питерсон? — шепчет, глотая пыль, и щурит веки, борясь с больным сердцем. — Это ты?

— Не впускай, — слышит шепот с его стороны и затылком вжимается в стену, уронив с губ вздох ужаса. Мужчина тяжело дышит, сжимая пальцами голову. Покачивается, все громче повторяя жалкое: «Не впускай», — а в его сознании кричит Её голос.

ВПУСТИ МЕНЯ!

— Нет, — он качает головой, бубня. — Нет, нет, нетнетнетнетнет, — стонет от головной боли, сгибаясь, и сильно бьет кулаком по рядом стоящему комоду, который трещит, словно вот-вот развалится на части. Ронни сжимает дрожащие, синеющие от холода губы и набирается мужества, начав говорить:

— Т-ты… Ты в порядке? — моргает, игнорируя обилие песка в глазах. — Что произошло? — вновь дергает свою руку, привлекая внимание Питерсона. — Где мы? И почему… — проглатывает эмоции, вновь взглянув на мужчину, который тяжело дышит, пуская изо рта пар. Он с такой безумной ненавистью смотрит на Добрев, виня её во всех своих проблемах, и выдавливает с раскаленной злостью:

— Я должен убить тебя.

От лица Джейн.

Сражайся.

Этот чертов туман, чертова ночь, чертова тишина стен этого гребаного особняка, охраняемого морозной непроницаемой мглой. Сражайся со всем этим. Борись с чувством усталости, изнеможения, моральной подавленностью. Стой на ногах уверенно, держи спину прямо, а оружие крепче в своих холодных руках. Будь непоколебимой, невозмутимой, сильной. Будь такой, какой всегда желала быть. Будь собой настоящей.

Доски паркета скрипят под ногами. Я медленно иду по коридору к лестнице, чтобы подняться на второй этаж, пока парни изучают комнаты первого. Дилан позволил мне взять пистолет, чтобы в случае опасности я точно смогла защитить себя, а сам вооружился битой, которая пылилась в его багажнике. Пози остался ни с чем. Он особо и не претендовал на какой-то вид оружия, просто держится рядом с ОʼБрайеном.

— Джейн, давай держатся вместе, — Тайлеру не нравится, что я действую самостоятельно, но я вполне способна на это. Я могу справиться без них. Подобная опека меня отягощает. В конце концов, я единственный человек из нас троих, кто умеет стрелять. — Джейн, — Пози встревожено делает шаг в мою сторону, когда я поднимаюсь на второй этаж, поднимая оружие перед собой. Что мы здесь ищем? Что-нибудь. Мы не надеемся найти в особняке Ронни, но, если нам удастся наткнуться на одну из Них, то сможем вынудить ее рассказать. Не без применения насилия, конечно. Мне все равно. Я с удовольствием прострелю этим уродам пару конечностей, если это поможет заставить Их говорить. Плевать, что обо мне начнут думать после этого.