Курсантки

Всю первую зимнюю сессию мы провели в читальном зале университетской и институтской библиотеке. Выкрутились все. Нагрузки страшные. По сути мы за раз тянули два института: военный и гражданский. С этим военным напрягом и не заметили, как пронеслись зимняя сессия и каникулы. С одноклассниками связь почти со всеми растеряли. Нам друг с другом стало скучно. Совершенно разные взгляды на жизнь. У них подъём и разбег в модельные салоны. У нас тоже подъём и тоже разбег, но в берцах и на физзарядку. Так что все каникулы перезванивались и скучали друг по другу с девчонками из комнаты номер пять. Правда выспались и отдохнули.

8

Армия вновь началась с встречающего при всём параде взводного на этаже. Нашего: Здравия желаю! Никак нет! Разрешите идти? Первые же дни после каникул вывели всех на плац. И вновь зычная команда подполковника ставит всех в строй.

— Курс, построится. Шагом марш! Отставить. Всем на исходную. Забыли, разленились, бардак. Смирно! Разговорчики в строю. Напра-во. Шаг-ом марш!

И мы маршируем тяня носок и прижимая руки по швам.

— И раз, — звучит команда. Наши головы в едином порыве повёрнуты на право. Мы идём собрав дыхание в груди.

— И два. — Выдох, отмашка рук и взгляд упирается в затылок идущего.

— Ну это ещё куда ни шло. — Улыбается подполковник.

Ничего себе "куда ни шло" у меня наверняка отвалилась подошва. Но куда деваться, армия без строевой не армия.

Потихоньку зима к нашему неописуемому счастью сошла на нет, уступив место солнышку и первым жёлтеньким, глазастеньким цветам. Нет, вы нас неправильно поняли, мы не против зимы вообще. Мы против фасонов бушлатов неопределённого размера, ловко делавших из нас мешки с мукой или камуфлированные подушки. Такие себе колобки на тонких ножках. Но зима выявилась не такой уж и длинной.

Весна! День заметно прибавился. Днём солнышко пробивает лучами снег, а из-под него на асфальт текут блестящие юркие ручейки. Автобусы, витрины и даже окна нашего общежития улыбаются нам чисто вымытыми стёклами. Город, как и мы несчастные, рад весне, ему надоела накопившаяся за зиму грязь и тяжесть. С каждым днём тепло набирает обороты. И вот уже весна, разбежавшись во всю прыть, бьёт мягкими жёлтыми котиками по мозгам. Флаг ей в руки, но весной, не дав вздохнуть полной грудью, нас стали мучить физической нагрузкой. Это было нечто. За зиму все расслабились и отъелись. И вдруг на тебе приплыли. Бег. Кошмар. Когда мы вечером прикидывали, как побежим первый круг, второй… Натка отвернулась и всхлипнула.

— Ты чего? — затормошила её Вика.

— Я так далеко, как вы не заглядываю, умру на первом полукруге.

Маринка с Викой прыснулись, а мы с Ленкой переглянулись. "Что-то надо делать?"

— Так, пятьсот метров побежишь. Не моргай, взводный на чеку, в крайнем случаи дотащит тебя до финиша. А километр…, справку возьмём.

— Какую? — простонала Натка.

— От медиков, что ты больна. Взводный проглотит, и рад ещё будет, что не тащиться за тобой километр с аптечкой и носилками. Только чтоб все остальные были в полной боевой готовности.

— А что если нет…

— Вспылит и может выгнать всех.

Но в полной и всем — не получилось. У Маринки с нервных перегрузок раньше срока начались месячные. Она рядом с Наташей села на скамью наблюдения. Сто метровку Натке стараниями взводного защитали. Пятьсот — с горем пополам. В тот раз она грохнувшись, ползла метров пять на коленях, причём скорость была не хилая, но забегу на четвереньках не удалось состояться. Тарасов выловил и, держа под мышки, домчал до финиша. Время пробега было такое мощное, что хоть ставь на соревнования. Мы хихикали: знай наших! Взводный даже не улыбнулся. А сегодня Наташа сунула ему под нос справку с освобождением. Так бы наверняка сошло, но Маринка тоже предъявила такой же документ. Взводный вдруг упёрся, заартачился и потребовал объяснений. Что за проблема и поконкретнее. Девчонки мялись не зная, как на пальцах объяснить ему то, что у них болит. Беспомощно оглядываясь вокруг себя, они упёрлись в Лену. Та сначала отмахнулась, мол, объясняйтесь, как хотите, а потом всё же подошла. Сделав им знак: "Пыс отсюда!" Зашептала взводному на ухо. Тарасов превратясь в малинку, кивнул и закрутил головой, не слышит ли кто. — "Понял. Не ори". Кто орал-то. Ленка еле губы открывала. Девчонки, облегчённо вздохнув: "Легко отделались", заняли своё место на гостевых трибунах, все остальные приготовились к бегу. В этот раз взводный не бежал за нами, оно и понятно, нести некого, торчал на финише рядом с преподавателями физического воспитания. Приход начальника курса встретил во всеоружии, как положено доложил: о бегущих, больных и отсутствующих.

— А эти что сидят? — ткнул тот пренебрежительно на лавочку с больными. Где посиживало два парня с мозолями на ногах и бурно подбадривающие своих Натка с Мариной.

— Освобождения. — Бросил он на активных болельщиц взгляд.

— И чем страдаем? — ухмыльнулся курсовой. — Это если не ошибаюсь пятая? Всё-таки жутко ленивые барышни. Так что у них, эпидемия?

— Она. Критические дни.

— Что это ещё за дни, — гаркнул майор, требуя объяснения. — Им лишь бы отлынить.

— Самые критические, менструация, — почти на шёпот перешёл смущаясь Тарасов.

— Чего ты орёшь, — закрутил головой майор, — не глухой. Понял я всё, не кричи.

— Умоляю, найдите им старшего женщину. Я, ей богу, пас. Боялся хлопцы шебутные, но это ангелы по сравнению с ними. Они всё перевернули с ног на голову. Это не воспитательный процесс, а чёрте что. Была команда проверить тумбочки и выкинуть всё лишнее.

— Ну, была. В чём же загвозка? — не понял курсовой.

— У парней ни в чём. А у этих… Полная тумбочка разных прокладок, тампонов… Трусов — пакет. По штуке на каждый день. Лифчики, колготки… Нет, я больше не могу.

— Я об этом не подумал. Вылетело из головы. — Поморгав, майор захихикал. — Ладно, не лезь больше к ним в тумбочки. Старайся морально давить, покрикивать и пугать, чтоб наводили порядок. Не ной, а изучай их повадки.

Поняв, что не вырваться, взводный обречённо махнул рукой. "Какие повадки, эти тигрицы скоро обглодают меня до костей".

Мы, конечно, не без доли испуга поглядывали на этих двух своих боссов, какую ещё головоломку они нам, голова к голове совещаясь придумают, но всё обошлось. Нас с критическими днями не трогали. А мы обнаглели до такой степени, что припёрлись к Костику, как за глаза величали взводного, замыливая глаза все пять. Тарасов обалдел.

— Вы что, за дурака меня считаете, — вызверился он. — Это не эпидемия. Если комедию ломать не перестанете, отправлю к медикам.

Мы и сами понимали, что переборщили, и не стоило злоупотреблять. Так не хотелось переодеваться и играть в волейбол, но пришлось. Ладно, от нас не убудет. Сыграем. Естественно, продули финансисткам. Те прыткие девицы, а у нас кому играть-то… Одно недоразумение.

К тому же после игры выяснилось, что Наташе заменили ремень. На нём была метка. Мы подсуетились и нашли кто это сделал. Девица, в два раза выше Наташки, попавшись, не сориентировалась и, не превратив всё в юмор, полезла драться. Получилась такая себе куча мала. Одетые кое — как мы царапались, мутузили друг друга и кусали. Я напрочь забыла про дзюдо и петушилась там вместе со всеми. Влетевший в раздевалку Тарасов первой выхватил из этого садома закрывающую голову руками и визжащую: "Мамочка моя родная!" Наташку. Её длинные косы каждый тащил куда вздумается. Тут уж я опомнилась, что тоже умею кое — чего и кинулась ему помогать.

— Что за бардак, спрашиваю? — отдышавшись, справедливо воспрашал он.

Мы, потупив глазки и сверля ими носки своих обтопанных берц, молчали.

— Так, собирайтесь в темпе и марш на занятия. Вечером разберёмся.

Уговаривать не пришлось, мы исчезли. До вечера далеко: всё ещё может рассосётся.

Вечером не верили сами себе — паиньки. Но напуганный бабьим визгом взводный сообщил о происшедшем начальнику курса, тот не преминул быть. Просто взбучке не суждено было состояться. Потому как он только вырулил на этаж, а со всех ног нёсшаяся с тазом грязной воды Маринка зазевавшись втаранилась в него. Громкое: