Голливудский мустанг

Но это успокоение было слабым, временным. Кто знает, когда Текс поведает всю историю? Возможно, это произойдет на съемках другой картины, когда работа будет прервана из-за непогоды, и люди начнут рассказывать друг другу впечатляющие истории из прошлого. В паузах между дублями, во время перелетов на натуру и обратно люди из шоу-бизнеса становятся удивительно откровенными, способными рассказать любую историю из их собственной жизни.

Но сейчас Текс заверил Джока в том, что будет молчать.

Джок посмотрел на улицу — сначала в одну сторону, потом в другую. Увидел красные неоновые буквы — «Столовая».

— Выпьете кофе? — спросил он Текса.

— Уже выпил, — ответил Текс, возвращаясь к машине.

Джок зашагал по улице. Высокий, худой, с загорелым лицом, он казался уроженцем пустыни. Увидев свое отражение в витрине химчистки, Джок подумал: «Как я попал сюда? Почему я иду по улице маленького пустынного городка, спрашивая себя, умрет или выживет величайший киноактер мира? Я сделал это. Я! Джек Финсток. Джок Финли. И, если я проявлю неосторожность, если эта непростая ситуация завершится бедой, я снова окажусь на Востоке, на Бродвее, буду искать хороший сценарий, спонсора, звезду. Хотя, наверно, ни одна звезда не пожелает работать с Джоком Финли».

Он дошел до столовой. Взялся за дверную ручку и увидел Мэннинга, который пил за стойкой кофе с Акселем.

Джок повернулся и хотел уйти, но Мэннинг увидел его. Финли понял это и вошел в столовую. Он направился к отдельной кабинке с пластмассовой скамьей и столом противного желтоватого цвета.

— Кофе? Булочку? — спросил человек, стоявший за стойкой.

Джок кивнул.

Человек налил кофе в пластмассовую чашку, положил вчерашнюю булочку на пластмассовую тарелку и поставил все это перед Джоком. Режиссер заметил, что Мэннинг и Аксель обменялись фразами. Аксель встал, купил пачку сигарет в автомате у двери и покинул столовую.

Финли помешал ложечкой кофе. Взял булочку, но глазурь была засохшей, ненатуральной. Финли положил булочку обратно на тарелку.

К нему приблизился Мэннинг.

— Позволите?

— Да, — буркнул Джок.

Мэннинг непринужденно, изящно сел. Молча посмотрел на Джока. Режиссер поднял чашку, отпил кофе. Он был слишком горячий.

— Кофе всегда бывает либо слишком горячий, либо слишком холодный, — смущенно заметил Джок.

— Я не понимаю кое-что, — сказал Мэннинг. — Один снимок, который я сделал. Он сразу вызвал у меня беспокойство. И до сих пор будоражит меня. И Акселя тоже.

Последняя фраза была произнесена с вызовом. Мэннинг ожидал, что Джок отреагирует, возможно, скажет нечто враждебное, резкое. Но Джок продолжал потягивать кофе.

— Аксель хорошо его знает. Давно знает. Но даже он не смог понять это, когда я показал ему снимок.

Мэннинг сунул руку в карман рубашки, достал оттуда фотографию, защищенную с обеих сторон кусочками целлофана. Положил ее перед Джоком.

На фотографии Карр был запечатлен в тот момент, когда он обнаружил, что большой мустанг не получил успокоительного. Могучий зверь сражался с человеком. Престон Карр понял — Джок Финли сделал то, что актер на протяжении всей работы просил его не делать. Финли поймал Карра врасплох. Перед камерой. Престон Карр взвешивал, не прервать ли ему съемку, не наброситься ли на Джока Финли, разоблачить его перед всей съемочной группой.

Мэннинг уловил этот момент не случайно. Мрачное, страдальческое лицо Карра говорило обо всем весьма красноречиво.

— Что, по-вашему, произошло? — спросил Мэннинг.

Джок покачал головой.

— А что вы думаете поэтому поводу? — уклончиво отозвался он.

— Я думаю, — произнес Мэннинг, — он почувствовал что-то в себе, заставившее его заколебаться, усомниться в том, что он способен это сделать. Может быть, ощутил сильную боль. Он никогда не признавался в этом никому, кроме Акселя. Даже доктору. Аксель считает, что в тот момент он почувствовал сильную боль и задумался о том, что ему делать — выйти из игры или продолжить сцену.

— Это возможно, — согласился Джок. — Чем дольше смотришь на фотографию, тем более вероятным это кажется.

— Так думает Аксель, — сказал Мэннинг, ясно давая понять, что есть другие мнения.

Джок испытал соблазн посмотреть через стол в зеленые глаза гомосексуалиста, который тонко, но недвусмысленно обвинял режиссера. Джок отодвинул от себя фотографию.

— А я думаю, — сказал Мэннинг, — он почувствовал что-то, не имеющее отношения к его здоровью. Связанное с животным. Мустанг повел себя необычно, не так, как его предшественники.

— Он был более крупным, сильным, — ответил Джок.

— Да, верно. Но, очевидно, произошло что-то еще. Как вы думаете, животное получило ту дозу успокоительного, которую попросил дать ему Карр?

— Негодяй! Голубой негодяй! Ты пытаешься отомстить мне своими подлыми обвинениями за то, что я разоблачил вас с Акселем!

Служащий столовой, резавший овощи, вышел из кухни и испуганно уставился на Джока и Мэннинга, поднявшихся из-за стола. Протянув руки, Джок схватил Мэннинга за куртку и закричал:

— Чертов гомик, если ты попробуешь оклеветать меня, я учиню иск тебе и твоему журналу на пятьдесят миллионов долларов! И расскажу о тебе все! Поведаю, чем вы занимались, когда Акселю следовало находиться возле Карра, заботиться о нем!

Джок почувствовал бы себя лучше, если бы Мэннинг побледнел, покраснел, выдал свой страх перед многомиллионным иском. Но фотограф стоял с невозмутимым видом, упираясь бедрами в стол, поскольку Джок по-прежнему держал его за кожаную куртку. Мэннинг не оказывал сопротивления, не вырывался.

Наконец Джок отпустил его. Не потрудившись забрать фотографию, Мэннинг покинул столовую. Джок посмотрел на снимок, взял его, сунул в карман. И вдруг заметил, что бармен смотрит на него.

— Возможно, когда-нибудь вам придется давать показания обо всем этом! О том, как этот гомик… пытался шантажировать меня! Потому что я узнал об их связи!

Джок понял, что его слова звучат слишком мелодраматично.

— В нашем бизнесе полно таких дегенератов. Они опасны. Им нравятся только подобные им! Они ненавидят всех остальных! Пытаются их уничтожить. Извините за эту сцену!

— Все в порядке, — сказал бармен. — Вы думаете, он поправится? Я имею в виду мистера Карра.

— Пока что надежда есть, — Джок скрестил пальцы.

Бросив на стойку доллар, он пошел к двери.

Выйдя на улицу, он увидел вдали автомобиль, въехавший в город на большой скорости. За ним следовали еще две машины. Завершал маленькую колонну полицейский автомобиль с красным «маячком». Джок понял, что газетчики уже узнали о случившемся. Теперь они повалят сюда толпой. Через несколько часов в больнице появятся репортеры из всех журналов, агентств, телекомпаний.

Джок зашагал к больнице. Когда он оказался у двери, газетчики и фотографы уже начали выбираться из машин. Они оккупировали больницу, как русские оккупируют маленькую страну-сателлит: внезапно, огромной армией, сметая все преграды. Казалось, пресса находится везде — в приемной, возле двери «Интенсивной терапии», в комнате для посетителей, в коридоре. Доктора удивлялись тому, как много знают репортеры о симптомах, опасностях и прогнозе сердечного приступа.

Джок, Аксель, Мэннинг и Джо собрали репортеров в маленькой комнате для посетителей, чтобы провести нечто вроде пресс-конференции.

Финли объяснил журналистам, что Престон Карр заболел после банкета, устроенного по случаю завершения съемок. Сначала показалось, что его недомогание вызвано неумеренностью в еде. Его отвезли в больницу. Там было установлено, что у Карра случился незначительный сердечный приступ.

После такого вступления Джок представил собравшимся главного врача. Этот мрачного вида человек, разменявший шестой десяток, впервые за всю свою карьеру оказался перед камерой. Врач с самого начала дал ясно понять, что он борется за жизнь тяжелобольного человека. Он старался говорить спокойно и честно, подробно рассказал о результатах ЭКГ и других симптомах, которые еще несколько лет назад медицинская этика не позволяла обсуждать с кем-либо, кроме родственников пациента. Но пристальный взгляд телекамер и охватившее врачей стремление к известности изменили это положение.