Белая ворона (СИ)

— Две недели. В моей постели и везде, куда я вас поведу. Постараюсь не портить вам репутацию, тье, но из раковины, как вы вчера изволили назвать свою прошлую жизнь, вытряхну.

— Хорошо…

Девчонка закрыла глаза, быстро облизнула губы и повторила с отчаянием приговоренного, отказывающегося от помилования:

— Хорошо, я согласна. Две недели.

— Вот и прекрасно, — мягко подытожил Алекс. — Думаю, новый контракт заключать не будем? Поверю вам на слово, коллега.

Глава 17. Страхи и победы

Из кабинета лэрда королевского стряпчего Маред выходила на подгибающихся ногах. Щеки пылали, и казалось, что сейчас в отделе увидят ее смущенную глупую физиономию и обо всем догадаются. Поэтому она завернула в уборную и поплескала в лицо холодной водой. Помогло не слишком, но все же она почувствовала себя освеженной. Взглянула в зеркало, радуясь, что не пользуется косметикой — вот бы сейчас все потекло и размазалось!

В зеркале отражалась… она и не она одновременно. Конечно, смуглое лицо с красными щеками и мягкие волнистые волосы, собранные в высокий узел, принадлежали Маред, но в глазах, блестящих почти лихорадочно, виднелось что-то новое. То ли смелость, то ли отчаяние — она и сама не понимала. Но это определенно было лучше, чем привычное испуганное «оставьте меня в покое, пожалуйста»!

Сейчас она словно стояла на пороге, с которого еще могла отступить назад. Могла, но уже не хотела. Предложение лэрда стало слишком соблазнительной приманкой! Он, как всегда безошибочно, нашел самое уязвимое место в сердце Маред. Всю жизнь она изо всех сил боролась со страхом, что не справится с чем-то, не выдержит трудностей, испугается… И пусть сейчас речь шла не о работе или экзаменах, а о том, чтобы узнать лучше себя саму, это ровно ничего не меняло.

Маред снова боялась и осознавала это. Она боялась Монтроза, как открытого пламени: до дрожи во всем теле и бешеного стука сердца, до потери сознания. Не самого лэрда, конечно, а того, что он делал с уютным маленьким мирком, который Маред старательно создала вокруг себя, оградив прочной стеной. И не понимала, что крепость давно превратилась в надежную тюрьму. Выглянуть за ее пределы, а еще страшнее — выйти — значило оказаться беззащитной, в полной досягаемости чужих насмешек и неодобрения. Но и сдаться она теперь не могла. Иначе чего стоят все ее мечты и победы?

Открытый огонь не давал ей выбора, вид пламени по-прежнему вызывал непреодолимый страх, а вот Монтроз как раз позволял выбирать. И неважно, что Маред отлично понимала: это выбор между двумя решениями, одинаково выгодными его светлости. Ну и что? Слишком долго она не решала ничего действительно важного и теперь отчаянно хотела хоть как-то изменить свою жизнь. Вырваться, разбить стены, которые защищают, но давят, не выпуская наружу.

— Ну, как все прошло, дорогая?

В кофейню тье Эстер спускалась редко, предпочитая либо уезжать в город, либо обедать прямо в конторе. И сейчас пила чай с кремовыми пирожными, при взгляде на которые Маред немедленно захотелось сладкого. Вот просто до неприличия!

— Не выпьете ли со мной чашечку? — жизнерадостно предложила почтенная тье, опытным взором уловив ее мгновенную заминку у стола. — Держу пари, его светлость вас чем-нибудь угощал, но вы постеснялись воспользоваться предложением.

Маред сконфуженно кивнула, присаживаясь к столу. Тье ван дер Пол — это совсем другое дело, хоть и тоже начальство.

— Берите пирожные, дорогая, сладкое полезно для ума и настроения. Итак, вам предложили контракт?

— Да… после окончания Университета.

Маред покраснела еще сильнее, но тье Эстер глянула на нее весело и одобрительно:

— Вот и славно. Вы хорошая умная девочка, и это предложение вполне заслуженно, я тому свидетель.

— Благодарю, — смущенно улыбнулась Маред, принимаясь за восхитительную бисквитную корзиночку с клубнично-сливочным кремом. — Вы очень добры, тье Эстер. Я… уже подготовила документы по «Снорри». Могу сдать их сегодня к вечеру…

— Успеете, — благодушно махнула тье Эстер рукой. — Всю работу не переделать, милая, как и всех денег не заработать. Хотя стремиться к этому следует, конечно. Ах, и почему у меня нет внука, только внучки? Я бы уж знала, как устроить вашу жизнь!

Крупные цветные перстни на ее пальцах бросили крошечные яркие блики на белую стену, тье с аппетитом откусила от пирожного, а Маред едва не прыснула, представив молодого человека, похожего на тье Эстер. Станет он слушать, на ком ему жениться, как же…

Чуть не поперхнувшись чаем, она самоотверженно отказалась от третьего пирожного и вышла помыть руки. Сполоснула их горячей водой, намылила, а потом сделала воду холоднее, неожиданно получив удовольствие и от разницы температуры, и от плотной струи воды, приятно гладящей кожу. Она давно заметила, что после общения с лэрдом все ощущения — от вкуса до осязания — обостряются. От нервов, наверное?

— Так вас можно поздравить?

Маред обернулась, мгновенно напрягаясь и от вызывающего тона, и от самого бесцеремонного присутствия мужчины на пороге дамской комнаты. Да, она оставила дверь открытой — ну и что?! Финлисон стоял, заложив пальцы в жилетные карманы, расставив ноги и слегка подавшись вперед. Маред пожала плечами, выключая воду.

— Пока не с чем, тьен Финлисон, — отозвалась она с подчеркнутым равнодушием. — За год еще многое может измениться.

— Верно, — усмехнулся Финлисон. — Вдруг в следующем году на практику придет девица посмазливее?

Краска мгновенно бросилась Маред в лицо, но это уже было не смущение, а гнев. Какого боуги?! Что она сделала плохого этому ленивому болвану? Исправляла его плохую работу, объясняла, учила…

— Не желаете извиниться? — холодно поинтересовалась она, вытирая руки полотенцем.

— Я вот не могу понять, — прищурился Финлисон, глядя на нее так, что Маред захотелось то ли прикрыться тем же самым полотенцем, то ли швырнуть его в наглую мужскую физиономию. — Как вам удалось так разительно измениться, тье? Помнится, все четыре года вас называли Чернильной Мышью более чем заслуженно. В приличном обществе вы глазки боялись поднять, так и ходили, уставившись на купленные у старьевщика туфли. И знали свое место, между прочим. А сейчас просто удивительно, откуда что взялось? Я-то вас совсем иной помню…

— Зато я вас не помню совершенно, — ляпнула Маред от страха, что даже такой болван может сделать неприятные выводы, оказавшись не совсем болваном.

И попала в цель настолько удачно, что не сразу это поняла. Лишь когда холеное красивое лицо Финлисона исказилось обидой и яростью, она сообразила: как это признанному красавцу и гордости факультета заявили, что его не замечали? И кто?!

Это было почти смешно, однако Финлисон так не посчитал.

— Не сомневайтесь, еще запомните! — выдохнул он, выскакивая из комнаты так, что едва не споткнулся.