Ночная духота (СИ)

— Никогда не считал, что необходимо полностью сжечь душу, чтобы создать шедевр, — донёсся издалека голос графа.

— А много ли шедевров вы создали? — парировал тут же Клиф, и я почувствовала, как он тянет меня к себе, только Лоран не даёт моему телу качнуться и на дюйм.

— Я реалист, — продолжил граф спокойно, игнорируя выпад. — Пишу с природы и не коверкаю её, создавая нечто из небытия. Сжигать надо не души, а трупы и развеивать их пепел по четырём сторонам, чтобы не бежать за воспоминаниями и не отравлять прошлым настоящее. Или ты, Клиф, считаешь, что можно возродиться из пепла, вновь обрести душу и тело…

— Душа не горит, душа вечна и всегда отыщет новое тело.

— Так ты веришь в переселение душ?

— Нет, я верю в вечность души и перерождение тела.

— Странная вера для вампира. Мы стремимся сохранить старое тело, ибо другого нам не дано. Сожги его, и душа превратится в пыль.

— Если душа вечна…

— Если она вечна, то зачем цепляться за тело, а? Для чего тогда ты стремился к бессмертию, если считаешь, что твоя душа и так была бессмертна?

— Я не стремился, так получилось… И не пытайтесь поймать меня на противоречии, Ваше Сиятельство. Я не был рождён для философских бесед и не способен объяснить вам свои мысли, да в общем-то и не желаю этого. Скажу лишь одно: я верю, что пепел можно возродить. Для этого лишь надо этот пепел любить.

— Ты постоянно говоришь это странное слово — «любить». Что значит для тебя любовь?

— Не важно, что она значит для меня, — в голосе Клифа теперь слышалась неприкрытая злость, отдававшаяся болью в зажатых в его горячей ладони пальцах. — Важно, что она значит для вас.

— Для меня — ничего, — отчеканил граф, и я бы не хотела в ту минуту видеть выражение его глаз.

Я и не видела, заставляя себя смотреть только вперёд, да и Лоран в развевающейся на ветру свободной футболке служил для меня, что для лошади, прекрасными шорами. Разговор двух вампиров напоминал игру в баскетбол. Я с трудом улавливала слова, лишь слышала, как одно отлетало от другого, чтобы расквасить физиономию соперника. Только из-за чего они бились? Неужели из-за меня? Или же граф от чистого мёртвого сердца решил помочь сыну отпустить меня с миром? Или что-то иное стояло между ними, о чём я просто не могла догадаться?

— Оттого вы и спрашиваете, что не умеете любить, — продолжал словесную дуэль Клиф. — Но любовь не объясняется словами. Она либо живёт в вас, либо её нет. А чужая любовь для другого ничто, так что толку о ней говорить. Толку говорить обо мне!

— Вот тут я согласен! — Голос графа так подскочил, что я была уверена, что и сам он подпрыгнул. — Ей надо либо любоваться, либо отворачиваться и уходить. А я, как художник, не могу отказать себе в удовольствии глядеть на вас.

— Это я уже заметил, — буркнул Клиф себе под нос.

Да так неожиданно сжал мою руку, что Лоран не успел отдёрнуть меня от него. Пальцы Клифа щупальцем вцепились мне в плечо, не давая Лорану возможности вновь разлучить нас.

— Краб не может больше ждать, — произнёс хозяин, должно быть, вторую свою фразу за всю прогулку и грубо толкнул Клифа в спину, заставляя повернуть направо. — Пора вернуться к машине и отыскать на пляже укромное местечко.

— Для чего?

Я, наверное, не сумела бы задать этот вопрос раньше Клифа, но голос мой бы дрогнул точь-в-точь, как его сейчас. Действия вампиров не поддаются логике, а враждующие вампиры могут нести в себе лишь опасность. Особенно для меня.

— Идиотский вопрос, Клиф! — взвился Лоран. — Развести огонь и подогреть для Кэтрин ужин. Ты-то уж лучше моего должен знать, каково давиться ледяным крабом!

— Да нормально, — по-детски пожал плечами Клиф. — Я всегда всё доедал холодным.

— Выходит, ты и в еде не отличаешься особой разборчивостью, — усмехнулся граф.

— Я прекрасно уживаюсь со своим вкусом, — предельно тихо прорычал Клиф, — и не мешаю никому наслаждаться его собственным, а если вы решили проповедовать мне ваши французские ценности, то лишь потеряете время. Я предпочитаю жить по индейской традиции.

— И чему она тебя учит?

— То, что ссоры до добра не доводят, и люди собираются вместе, чтобы веселиться, а не причинять другому боль. Если вам так мешает мой шлем, то я возьму его, пока он не лопнул в ваших руках.

— Зачем тебе шлем? Порой кажется, что ты забываешь, что больше не человек. Наверное, ты не умрёшь окончательно, пока не пройдёт срок твоей человеческой жизни.

— Если вы думаете, что своим снисхождением вызовите меня на открытую ссору, то не надейтесь. У меня давно не было такой замечательной ночи, так что вам не удастся её испортить.

— Право, ты меня монстром каким-то рисуешь… Или завистником. А во мне говорит простой, если даже хочешь — человеческий — интерес. До каких пор ты будешь пытаться оставаться человеком?

— Я просто не привлекаю лишнего внимания ни своим поведением, ни внешним видом. Можете не верить, но я бы был самым незаметным в нашей компании, если бы не сходство с битловским барабанщиком. Отдайте шлем, пожалуйста.

Клиф проскользнул за моей спиной, загораживая от Лорана, и забрал шлем. Однако, когда потянулся за курткой, граф демонстративно перекинул ту через руку и прибавил шагу.

— Я хочу накинуть её на Джанет, — остановил его Клиф, повысив голос. — Ей холодно.

Граф оглянулся и замер, медленно обводя взглядом толпу, из которой мы только что вынырнули, точно искал кого-то, а потом с нескрываемым удивлением в голосе обратился к байкеру:

— Я не вижу никакой Джанет.

— Люди собираются вместе не для ссор, — повторил Клиф и вновь протянул руку, но граф обошёл его и сам накинул мне на плечи куртку, тихо шепнув:

— Держись! — И тут же добавил: — Ей не подходит имя Джанет и никогда не подойдёт. Неужели тебе так трудно произнести Е-ка-те-ри-на? Потому как Кэтрин ей тоже не подходит. Она русская, мой мальчик.

— Позвольте нам самим решать, как кого называть. В европейской традиции разве отсутствует уважение к чужой семье?

— Нет, почему же, — в голосе графа дрожал смех. — Только откуда здесь семья? Я что-то пропустил? Церковь? Или хотя бы… Ну я не знаю, у твоих индейцев тоже должен существовать какой-то брачный ритуал… Но мы его всё равно не совершили. Не мог же я так увлечься этим арт-мракобесием!

— У индейцев существовал выкуп. Просто выкуп, — перебил его Клиф ледяным голосом. — Но здесь некому его платить.

— Сиэтл так далеко? Или ты даже не знаешь, где живут её родители? Ты вообще о ней хоть что-нибудь знаешь?

— Хватит!

Я не знаю, откуда у меня взялись силы на крик, и было ли то моим добровольным решением. Или кто-то из них двоих решил через меня положить конец ссоре. Этой ночью я не могла отличить свои желания от чужих, да и времени на лишние размышления не было. Я чувствовала себя новичком на борту парусника, который вот-вот окатит штормовой волной. Капитан уже созвал всех на палубу, и каждый знал свою работу, лишь я одна едва удерживалась на ногах, не зная, за что ухватиться, и даже страх того, что меня сейчас смоет за борт, не заставлял мой мозг соображать быстрее. Ссора графа и Клифа не могла завершиться мирно. Мне хотелось просто исчезнуть, раствориться в этой тёмной ночной завесе, которая, увы, перестала быть для меня чёрной, приобретя прозрачность тюля. Я выскользнула из куртки, оставив её вместо себя в руках Клифа и бросилась бежать. Просто бежать. Вперёд. Без какой-либо цели! Зная, что убежать мне не удастся. Всей своей оставшейся нетронутой частью души я ненавидела в их лице всех вампиров, а больше всего Лорана за его бездействие.

— Прекрати! — Клиф нагнал меня почти сразу, схватил в охапку и подбросил в воздух, уткнувшись носом мне в живот. — Это всё закончится. Завтра закончится. Завтра ты станешь совершенно другой, и тебя перестанет интересовать, что он про тебя думает. Ты станешь другой. Совершенно другой, забыв вообще, что когда-то была Кэтрин или как он там произнёс твоё имя. Твои глаза, губы, волосы… Твои руки… Как же безумно я их люблю. Я не хочу тебя отпускать, даже на секунду. Я так долго ждал…