Мое сердце между строк (ЛП)

Она делает глубокий воздух. —  Прекрасно, Делайла, теперь возьми себя в руки. Наверное, у тебя температура. Надо принять пару таблеток парацетамола, и все пройдет... —  она хочет закрыть книгу, и я кричу, собрав все свои силы.

— Нет! Не делай этого!

— Ты не понимаешь этого, —  говорит она. Ее щеки краснеют, а взгляд становится диким. —  Персонажи из книг не реальные, —  она ударяет себя по лбу. — Почему я вообще говорю все это вслух?

— Потому что я довольно реальный, —  умоляю я. — Такой же реальный как и ты, —  я встречаюсь с ней взглядом. —  И ты единственная читательница, которая заметила это.

Затем Делайла слегка приоткрывает губы. Я замечаю, что ловлю себя на мыслях об этих губах, какие они мягкие и сладкие и гораздо более достойные для поцелуев, чем у Серафимы.

Она отклоняется назад, так что я могу рассмотреть не только лицо, но и ее темные волосы, розовую рубашку и страх.

— Пожалуйста, —  говорю тихо я. — Дай же мне шанс.

Я замечаю, что она не может решить, захлопнуть ли ей книгу или просто слушать. Поэтому я прыгаю с края скалы вниз.

— Как ты это сделал? —  пыхтит она затаив дыхание.

— Где твои батарейки?

— Батарейки? Что это такое? —  говорю я и с трудом поднимаюсь на ноги.

— Ты двигаешься, —  обвиняюще говорит она и указывает на меня пальцем.

— Ты тоже, —  отвечаю я и решаю сделать маленький тест, бегу в бок к краю, чтобы сделать там сальто. — Ты видела это?

— Да, но...

— А как тебе это? —  я держусь за утес и забираюсь наверх как обезьяна. Наверху раскачиваюсь, прыгаю и обвиваю руками крючок буквы "у".

А потом начинаю раскачиваться туда— сюда.

— А сейчас ты продолжаешь это делать, —  говорит Делайла.

Я улыбаюсь. —  Окажи мне любезность, —  прошу я.

— Могла бы ты повернуть книгу на бок?

Она делает это, и я отпускаю руки, так что с легкой проворностью приземляюсь на длинном краю страницы, и спускаюсь вниз по иллюстрации.

— Не понимаю, —  шепчет Делайла и снова ставит книгу прямо. —  Как ты двигаешься?

—  Я думаю, также как и ты.

Медленно она поднимает руку над книгой. — Сколько пальцев?

— Три.

— Ты тоже можешь меня видеть?

— Я всегда мог тебя видеть, —  говорю я. —  Довольно приятный вид.

Я наблюдаю, как она становится красной.

— Я уже прочитала сотни книг. Почему ничего подобного не происходило раньше? —  спрашивает она.

— Пожалуй, я не такой как большинство персонажей, —  говорю медленно я. —  Все другие очевидно вполне довольны тем, как протекает их жизнь, и просто делают то, что от них требуется. Я никогда не подходил этому. Я постоянно задавался вопросом, как это быть кем— то... другим.

Глаза Делайлы становятся круглым. —  Я тоже постоянно спрашиваю себя об этом.

С сияющим выражением лица я улыбаюсь ей. — Видишь, как у нас много общего.

Она натягивает гримасу. —  Да. Например, я разговариваю с книгой, а ты убежден, что ты живой. Мы оба сумасшедшие.

— Или просто видим больше других...

— Возможно, я съела что— то неправильное, —  предполагает Делайла, встает и мечется по кругу. —  Вероятно, апельсиновый сок пропал или я приняла слишком много таблеток с витаминами и теперь страдаю от галлюцинаций...

— Только не снова, —  вздыхаю я. – Разве мы только что установили, что я не плод твоего воображения?

— Ты просто не можешь быть настоящим, —  шепчет Делайла.

— А почему бы и нет? Ты, правда, веришь, что истории существуют только тогда, когда ее читают?

— Хм, —  говорит Делайла. —  Хм, да.

Я упираю руки в бока.

— Если ты вечером идешь спать, ты же не перестаешь существовать?

— Конечно, нет...

— И откуда ты знаешь, что сама не являешься частью какой— нибудь книги? То, что как раз кто— нибудь сейчас не читает твою историю?

Она смотрит на меня и щурит глаза, пока до нее постепенно доходит, что это значит. —  Но ты же —  часть сказки.

— Именно. Часть сказки. А это значит, что я —  что— то большее, чем может уловить глаз читателя. Ты задумывалась когда— нибудь над тем, что, возможно, за тем, что ты видишь, скрывается намного больше? Возьмем, к примеру, Сокса. Да, пожалуй, лучше Сокса. Он на самом деле никакой не бесстрашный конь, а впечатлительная девчонка. А Раскуллио, собственно, очень приветливый парень! Он собирает бабочек и с особой страстью выпекает пироги в свободное время! А Серафима...

— Я всегда мечтала, стать Серафимой... —  вздыхает Делайла.

— Тогда тебе, вероятно, стоит пересмотреть свои жизненные цели. У нее мозг как у морского огурца, —  раздражаюсь я.

Я замечаю, что мне слишком сильно нравится эта девочка. Не только, потому, что она так красива, что слова путаются у меня в голове, но и потому что во время нашего разговора у меня появляется чувство, как будто мы знаем друг друга всю нашу жизнь.

С ней я могу беседовать так же непринужденно, как и с Фрампом. И через некоторое время, я понимаю, что нашел хорошего друга.

— Могу я спросить? —  прошу я. —  Почему ты читаешь эту книгу снова и снова?

— Хм... я не знаю точно, —  признается Делайла. —  Из— за этой единственной строчки, я ценю ее. "Расти без отца", —  она отводит взгляд. —  Мне нравится думать, что кто— то другой еще знает, каково это.

Я испытываю легкий укол, когда мне становится ясно, что она в реальной жизни вытерпела, ставит все в тень, что я пережил в сказке. В конце концов, я никогда не виделся с королем Морисом, для меня он —  обычное имя на бумаге.

Делайла вытирает рукой глаза.

— Ну, собственно, я не имею права сетовать. У многих детей вообще нет никого, кто бы заботился о них. И моя мама отличная. Она любит меня до сумасшествия. Она бы все для меня сделала.

— Но она не хочет, чтобы ты читала эту книгу, несмотря на то, что она делает тебя счастливой, — хмурю я лоб.

Делайла смотрит на меня непонимающим взглядом. —  Ах это, нет, —  говорит она пожимая плечами. —  Она просто считает, что я вообще слишком много читаю. Ей хочется, чтобы я больше бывала на улице.

— Можно кое— что у тебя спросить?—  осведомляюсь я. — Почему ты читаешь книги, когда можешь переживать тысячи приключений там снаружи каждый день?

— Так как с книгой можно быть уверенной, что все останется, так как есть. Все другое меняется, когда этого меньше всего ждут, —  с горечью в голосе отвечает она. —  Семьи распадаются, и ничто не вечно. В книгах всегда знаешь, что произойдет дальше. Там нет никаких неожиданностей.

— И почему ты считаешь, что это хорошо?

— Ты должен лучше понимать, почему я не очень люблю рисковать...

Я кривлю лицо. —  Это просто моя роль, которую я играю в истории. Если бы у меня была возможность, я бы отдал все, чтобы не знать, что случится утром.

— Люди в реальном мире совершили бы убийство ради счастливого конца, и ты хочешь просто так отказаться от этого?

Я отвожу взгляд. —  О счастливом конце, пожалуй, не может быть и речи, когда снова и снова возвращаешься в начало. Я никогда не переживал то, что происходит после счастливого конца.

Внезапно я слышу еще один голос из другого мира.

— Делайла МакФи, почему ты не в классе?

— Что такое класс? —  спрашиваю я.

— Заткнись! — говорит она сквозь зубы.

— Простите, мисс МакФи, я правильно вас понял? Вы только что сказали, что я должен закрыть рот?

— Нет, мистер Фарнсворт. Я никогда не говорила ничего подобного, мистер Фарнсворт...

— Но только что сказала, —  говорю я ухмыляясь.

Она сразу же захлопывает книгу.

Совершенно темно. В этот раз я не был готов. Я слышу, как другие персонажи выбираются из своих декораций, чтобы проследовать, друг за другом с удовольствием проводить свободное время, но я только прищуриваю глаза и жду.

И действительно, совсем скоро книга снова открывается.

— Теперь слушай, —  соплю я. —  Это крайне не вежливо, заканчивать беседу, совершенно не попрощавшись. Ты должна извиниться и сейчас же.