Ловцы солнечного света (СИ)

    А теперь этого действительно хотелось. И не просто действия, а строго в компании одного определённого человека.

    Значит, она пойдет и пригласит его на свидание. Станет тем типажом, что его привлекает: стервозной самоуверенной красавицей, с которой не будет проблем. Которая легко берёт от жизни то, чего хочет и ни о чём никогда не жалеет.

    Если он хочет...

    А если он любит её... ту?

    Краска на лице отражения тут же сменилась бледностью. Если он её любит, а не просто так с ней встречается? Может же такое быть? Конечно, таких случаев пруд пруди - влюбленный в дорогую красавицу молодой человек, чьи финансы никогда не позволят её содержать. Любви-то на такие мелочи нахчать. И что же тогда?

    Я все равно попробую, поняла она. В любом случае. Если он откажется делать шаг навстречу, тогда буду думать, что дальше, но если я не попробую... буду жалеть всю жизнь. А Нериту - её было не жаль, потому что девушка, которая сразу раскладывает знакомых в кучки по деньгам, не заслуживает доброго и справедливого обращения.

    Решено.

    И Марьяна вновь отправилась к мастерской. Дорога была настолько знакомой и изученной, что практически сразу же закончилась.

    На веранде мастерской было пусто, но изнутри доносились звуки механического происхождения, может, дрели или чего-то подобного.

    Марьяна поднялась на веранду, дождалась, пока звуки прервутся, и громко постучала о дверной косяк.

    - Кто ещё? Зайти сложно? - поинтересовался голос, в котором легко определился владелец - долговязый в своей вечной бандане.

    Марьяна не стала отвечать, а просто зашла в помещение. Аккуратно переступила порог, выставив ногу, и выпрямилась, небрежным жестом руки откинув локоны за спину. И что мы имеем?

    Первоначальный ошеломительный эффект был однозначно достигнут - оба находившихся в помещении молодых человека вытаращились на неё так, будто к ним явился ангел во плоти. Или демон, кому что мерещится.

    Легкую неуверенность в своей неподражаемости вызывал взгляд Юсбера - как будто он слегка разочарован. Или напуган. Или, скорее, всё вместе, не разобрать, чего больше.

    Ну да, может быть с макияжем и вышел перебор, всё-таки для молодежного лагеря такая расцветка не очень годилась, скорее, предназначалась для летнего приёма по случаю какого-нибудь кинофестиваля, но в остальном никаких претензий быть не могло.

    Так как все молчали и просто таращились друг на друга, а Марьяна, недолго думая, и вовсе уселась на краешек стола, как делают девицы в эротических фильмах, и покачала ногой в сандалиях из блестящих ремешков, которые так сверкали, что невольно бросались в глаза, долговязый не мог не влезть:

    - Чего-то надо?

    - Зашла выразить свою особую благодарность Юсберу за ремонт окна, - рассчитано грудным голосом неторопливо произнесла Марьяна, сама себе поражаясь. Не думала никогда, что так заговорит. Что вообще умеет произносить слова таким тоном.

    - Не за что.

    И... проговорив это, Юсбер отвернулся. А потом ушел к верстаку, где продолжил колдовать над сжатой тисками деревяшкой, из которой выпиливал что-то цилиндрическое.

    Марьяна нахмурилась, впервые растеряв кураж стервозности, но не сдалась. Разве она могла сдаться?

    - Чем вы тут занимаетесь? - спросила тем же чувственным голосом.

    Юсбер молчал, раз за разом проводя по дереву незнакомым Марьяне инструментом, от которого в разные стороны расползались кучерявые стружки. Такие же устилали пол вокруг и в единичных экземплярах висели на его футболке и шортах.

    И свежий запах дерева делал это острое соседство с Юсбером практически непереносимым.

    Долговязый исподлобья покосился на неё и нехотя сказал:

    - Стол мастерим. Резной.

    - Какая прелесть! У вас чудесно получается. Да, Юсбер?

    Имя она произнесла с особым придыханием, скопированным из тех же фильмов эротической тематики. Нет, ну правда, любая стерва при виде такого мастерства мгновенно бы разрыдалась от собственного бессилия и разочарования в своих талантах.

    А он даже не пошевелился, будто вовсе ничего не слышал.

    Ах, вот как! Значит, одну стерву он обожает и готов простить ей даже откровенную подлость, а другую, не менее качественную, почему-то открыто игнорирует?

    - Ты меня не слышишь? - бросив придыхание, прямо и довольно сердито спросила Марьяна.

    Он молча что-то выпиливал, повернувшись спиной.

    - Ещё раз спрашиваю - на каком основании ты меня игнорируешь? Чем это я тебе не угодила?

    Долговязый не сдержался:

    - Слушай. Не знаю, что происходит, но лучше шла бы ты...

    - Грук, - отдёрнул его Юсбер. - Оставь.

    Потом изволил повернуться. Его лицо слегка посерело, а вокруг губ образовались еле заметные, но довольно мрачные складки.

    - Так чего ты хотела? Говори.

    - Хотела поблагодарить тебя за работу.

    - Не за что, - выдавил из себя Юсбер и дёрнулся, когда попытался отвернуться. Дёрнулся и остался стоять к ней лицом, смотря куда-то мимо.

    - Я твоя должница, - улыбнулась Марьяна, напрочь игнорируя тайное и явное недовольство окружающих.

    - И чего дальше?

    Он перестал отводить глаза и поднял их на Марьяну - а в них замершие светлые глаза зверя, увидавшего ружьё, из которого в него целится охотник. И сколько не вспоминай сейчас оставшихся в норе щенков, которые теперь умрут от голода, не уйдешь от этого железного зрачка, который, моргая, приносит смерть. Которому достаточно только моргнуть... Вот, прямо сейчас.

    И Марьяна... не смогла сказать, что дальше, хотя по первоначальному замыслу дальше в качестве благодарности она должна была пригласить его... куда-нибудь. Не к себе, понятное дело, ну, куда-нибудь в кафе. В соседний городок. А по пути тенистая романтическая дорожка, длинная-предлинная...

    Но она просто увидела своё отражение в его глазах - расфуфыренная красотка, которая ради развлечения ломает вещи, которые тебе потом приходится читать, которая выглядит так, будто сошла со страниц Плейбоя и всё для того, чтобы поиздеваться над теми, кто не сможет её даже послать - рабочий кодекс не позволяет. Постояльцы могут творить всё, что заблагорассудится - а ты должен терпеть.

    Особого терпения, впрочем, в глазах Юсбера не было, скорее, неприязнь. Но долговязого он защищал, как мог.