Паутина Белого Паука (СИ)

«Пригласи меня», — воззвал к ней Измаил вновь. Беззвучно, но отчего же она так уверена в его словах?

«Пригласи меня, Ева!» — словно длинный гвоздь пронзил ей висок, острыми иголками прошило все тело, затуманив зрение, сковав волю.

Будто во сне Ева побрела в коридор. Ее ноги сами принесли ее туда, и руки сами повернули замок, открыв дверь тому, кто ее уже ждал на пороге.

— Пригласи меня, моя девочка, — ласково произнес Измаил глубоким, бархатным голосом. В его глазах, обращенных к ней, таилась сила, тяжелая и плотная как бескрайняя вода, от которой никуда не деться.

Губы Евы разомкнулись, горло издало слабый хрип, но не более. Она не скажет этого. Не имеет права так подставлять братьев.

Что бы вампир с ней ни сделал, она не должна приглашать его. Не должна. Не должна. Не должна. Недолжнанедолжнанедолжнанедолжнанедолжнанедолжнанедолжнанедолжнанедолжна…

Измаил нахмурился, сощурив глаза, словно от яркого света. Он смотрел на Еву в легком недоумении и, убедившись, что девушка по-прежнему не желает исполнять его волю, протянул ей бледную, изящную кисть:

— Пригласи меня, Ева.

— Ты можешь… — не своим голосом послушно начала Ева, но тут же жестко прикусила себе язык. Острая боль вздернула все тело, позволив ей хотя бы ненадолго выйти из-под контроля вампира. Ева сморгнула слезы и зло уставилась на Измаила.

Где-то под злостью все еще сидел страх — если не сказать ужас — перед этим существом. Ладно, она сама, вампиры до нее уже добрались, но как же Илья с Исаией? Как ей защитить их? Как?

— Ева.

И словно щелкнул невидимый выключатель, девушку оставило всякое напряжение. Вялая и покорная, она смотрела на вампира, ожидая последней просьбы. Последней, потому что больше сопротивляться она не сможет.

Раненый язык уже беззвучно воспроизводил слова приглашения.

Ева глядела на Измаила и думала о братьях. И, думая о них, она вышла за порог квартиры. Чертовому вампиру придется довольствоваться лишь ею.

Измаил улыбнулся ее поступку. По-птичьи склонив голову к плечу, он будто силился понять хитросплетения ее мыслей.

И тут случилось то, чего девушка так боялась: из своей комнаты вышел Исаия.

— Ева, вернись в дом, — потребовал он, быстро оценив ситуацию. Ева хотела закричать, чтобы он не смел выходить, что по ту сторону порога он будет в безопасности, но губы лишь вяло шевельнулись.

— Кто он, моя девочка? — спросил Измаил мягко, но у Евы желудок свело от страха. Вампир слишком, слишком пристально смотрел на Исаию.

— Исаия, мой брат, — произнесла девушка не по своей воле.

— «Брат», — в голосе вампира появилась эмоция, но эмоция эта была злой. Простое слово он произнес с презрительным удивлением, будто нечто мерзкое, во что можно вляпаться и испачкать хорошую обувь.

Но Исаия будто и не видел, кто — что — перед ним. Босиком он вышел в коридор и взял сестру за предплечье, желая увести в дом.

Мелькнула смазанная тень, и с руки исчезли пальцы брата, а сам Исаия влетел в стену у двери, со страшным звуком разбив об нее затылок. Тряпичной куклой он осел на полу, оставив на белой побелке кровавый след.

Ева дернулась к нему, но ноги не двигались. Глядя на брата, девушка беззвучно кричала, слезы бежали по ее щекам горячим потоком, она снова и снова силилась преодолеть контроль вампира и броситься на помощь Исаие.

В истерике Ева не видела, как к ней обернулся Измаил. Она и не догадывалась, что прямо сейчас, в эти самые секунды, решалась судьба Исаии.

Измаил всегда их убивал — этих «братьев». Они выводили его из себя, вызывали ядовитую ревность и полное отторжение. Они были лишними. Ненужным довеском. Бельмом на глазу.

— П-по-жа-а-луйс-ста-а… — выдавила из непослушного тела Ева. И язык, и губы едва откликались, и потому одно слово вышло слабым и почти невнятным. Но Измаил ее понял. Он всегда ее понимал, кем бы она ни родилась, где бы ни выросла, какой бы ни стала. Трусливая и мечтательная, или злая и искалеченная, равнодушная или страстная, расчетливая или легкомысленная — какой бы он ее ни встречал, он влюблялся в нее заново и снова, и хотел лишь одного: чтобы она осталась с ним навсегда.

— Н-не-тро-о-га-ай-е-го, — какой силой духа надо было обладать, чтобы, вопреки его контролю, Ева могла заставлять себя говорить? Удивительное дитя.

Измаил гадал, простит ли его Ева, если он добьет то недоразумение, что пыталось претендовать на нее, когда из недр квартиры появился Илья. О втором брате он спрашивать не стал. Едва Илья оказался за пределами квартиры, Измаил схватил его за горло и вбил в стену — один раз, второй, третий — пока на белой поверхности не появилось новое алое пятно. Глаза Илии закатились еще на втором.

Ева выла. Выла в собственном разуме, рвалась наброситься на вампира, зубами вырвать ему глотку и выдавить ногтями глаза. Картинка была столь яркой, столь реалистичной, что она почти чувствовала плоть на зубах и кровь на кончиках пальцев.

Все еще удерживая в руке бессознательного Илью, Измаил повернулся к ней.

— Ты злишься, — отметил он с удивленной радостью. Те, другие, что были до нее, плакали и убегали. Разжав пальцы, он позволил телу парня опасть мешком картошки. — Все те, до тебя, были неправильными, — объяснил Измаил и, подойдя к Еве, с нежностью провел тыльной стороной ладони по ее мокрой щеке. — Они боялись и плакали, и хотели сбежать. А ты? Ты, Ева, чего сейчас хочешь?

Он решил, что если эта девочка окажешься достойной Агари, то сделает для нее исключение. Он не запрет ее, не лишит кровной родни из людей, он даже постарается не пугать ее и стать… человечнее. Возможно.

Ну же, девочка, покажи себя.

— Вырвать тебе горло и выцарапать глаза, — и пусть Ева говорила под принуждением, но голос ее дрожал от ненависти. — Уничтожить тебя, раскроить молотком твой череп и спасти Исаию и Илью.

Измаил внимал Еве, и с каждой новой подробностью его убийства росла его улыбка блаженного и конченого психа.

Он не ошибся.

— А чего хочешь больше — убить меня или спасти этих? — пренебрежительный кивок в сторону неподвижных парней.

— Спасти, — прошипела девочка, но, видит бог, как она хотела уничтожить эту вампирскую тварь. — Дай мне вызвать им скорую, — выдавила она, едва ворочая языком. Измаил хотел от нее лишь ответа, и тело не желало делать ничего сверх того.

— Ты хочешь спасти их, чего бы тебе это ни стоило?

Ева не сразу ответила. Она обдумывала его вопрос и свой ответ. Но это вызвало в вампире еще больший восторг. Она не позволяла страху взять над собой верх. Она принимала решение и, Измаил не сомневался, будет следовать ему до конца.

— Чего бы мне это ни стоило, я хочу их спасти.

Ах, как были прекрасны ее слезы, ее дрожащий голос! Измаил верил, как никогда: он нашел свою Агарь.

— Хорошо, — прошептал вампир ласково. — Закрой глаза, — попросил он, и веки девочки тяжело опустились. — Я заберу этих двоих с собой, и, если они тебе нужны, приходи завтра в десять вечера к церкви Святого Михаила, на перекрестке Новодорожной и Димитриевской. Обещаю, я отдам их тебе живыми. Но любого, кого ты приведешь с собой, включая полицию, я убью. Ты веришь мне?

Ева едва заметно кивнула.

Нежные мягкие губы коснулись ее щеки в невиннейшем из поцелуев.

Она стояла, чувствуя, как прохладный воздух ласкал голые ноги, как телу, в мускул за мускулом возвращаются сила и воля, как цветные пятна пляшут во тьме перед закрытыми глазами, пока, наконец, Ева не смогла осесть на пол и увидеть, что ни Исаии, ни Илии с ней уже не было. Как и вампира Измаила.

8 глава

Оставшись одна, Ева позорно разревелась. Ее била истерика, и звуки, что сплошным потоком выходили изо рта, нельзя было назвать ни тихими, ни вменяемыми. В горле клокотал бессвязный вопль, сменявшийся то протяжным воем, то прерывистым всхлипом.

Ева кляла себя за то, что привела Измаила к братьям, кляла его самого, свою трусость и слабость.