На колени! (СИ)

Гораздо хуже были противные ощущения, что только усиливались с каждым шагом, но парень старался не замечать их — дыша полной грудью и сжав кулаки, он шел вперед, смешавшись с толпой, и его сердце, стремясь выпрыгнуть из груди, стремительно билось где-то у горла.

Наконец, он вошел.

Все ученики из всех классов уже сидели за столами, и, казалось, лишь он один торчал посреди столовой, как дурак.

Это и правда лишь казалось.

К нему навстречу уже шел Гервин, и даже издалека было видно, как у него дрожат губы.

В суматохе никто не обращал на них внимания — и никто не видел, как Гервин остановился на несколько секунд, с испугом глядя на Люма, а тот едва заметно кивнул ему, давая отмашку…

“Только бы никто из нас не подкачал… Господи, пусть все пройдет, как надо!” — с ужасом подумал Люмиус за мгновение до того, как по всему помещению раздался крик:

— Иди сюда, шлюшка!

И, не успел он и ахнуть, как его малахольный сосед, ботаник и скромняга, одним махом скинул с чьего-то стола все тарелки и стаканы, и они с ужасным грохотом разбились, подняв невообразимый бедлам — но это было только начало, и вот уже Люмиус оказался прижатым лицом вниз к освободившемуся месту, и Гервин, упираясь коленом ему в поясницу, достаточно больно выкручивал руку…

— Эй, ты, полегче! — не стерпев, прошипел он, для отвлечения внимания якобы случайно смахнув на пол последнюю вилку, и Гервин, ослабив хватку, снова объявил раскатистым голосом:

— Смотрите все, это — мой омега! Будьте свидетелями обряда… — и, склонившись к уху Люма, якобы для того, чтобы укусить его за мочку, ботаник прошептал: — Ты хоть сделай вид, что я тебе насилую…

— Нет! Негодяй! Не смей! — Люмиус картинно забился под тяжестью чужого тела, делая вид, будто пытается вырваться. — Сволочь!..

Тяжелый подол мантии упал ему на макушку, будто вуаль, наполовину загородив обзор.

Нижнюю половину тела начало обдавать холодом.

— Подлец! — дергая ногами будто бы в попытках сопротивления, Люмиус на самом деле только помогал снимать с себя штаны. — Урод!..

Оказавшаяся неожиданно тяжелой ладонь с размаху шлепнула его по голому заду.

— А ну, цыц! — прикрикнул на него Гервин, судя по звукам, расстегивая брюки уже на себе. — Отныне я тут главный!

Все шло, как по учебнику.

Как и полагалось порядочным свидетелям ритуала, школяры просто стояли и смотрели на все действо — кто-то с похабными смешками, кто-то с серьезным видом, кто-то — демонстративно зевая…

Но один ученик с лицом, перекошенным от страха, пытался подобраться к ним, расталкивая всех на своем пути.

Это был Лукреций.

— Не лезь, это их личное дело! — кто-то потянул его за рукав обратно в толпу, но Волчонок, ударив этого кого-то по руке, что-то резко ответил — его слова поглотил шум…

Люмиус отвернулся от него сам.

Он не мог отвлекаться.

Только не сейчас, когда его мечта была в шаге от исполнения!

Ему не нравилось то, что пришлось проделать минут за десять до начала спектакля, но, стоило признать, это оказалось весьма полезно — не зря Гервин настоял!

Это было больно.

Даже несмотря на то, что Люм долго растягивал и смазывал себя, спрятавшись в туалетной кабинке.

Но они оба и не рассчитывали на особое удовольствие.

Это был ритуал, и ничего больше — а всему остальному предстояло случиться без свидетелей, за закрытыми дверями спальни.

Он не видел перед собой ничего — только смазанную картинку с телесными вкраплениями людских лиц, да еще вдобавок мантия сужала угол зрения.

Гервин, тяжело дыша, вдалбливал его в стол, и их мутные отражения виднелись на блестящей столешнице, будто в застывшей глади воды.

Чужие голоса наполняли уши Люма, подобно шелесту травы на ветру, и в какой-то момент он забыл, что вокруг полно народа — здесь были только он и его чудаковатый сосед по комнате, который, оказалось, при случае может вести себя, как настоящий альфа…

Они договорились не затягивать это надолго — и Гервин следовал плану.

Выйдя из Люма, он вскинул обе руки в победном знаке и, натужно выдохнув, воскликнул:

— Ритуал закончен!!!

***

Может ли быть вещь более обидная, чем, заполучив своего собственного омегу, тут же отправиться к директору, получать нагоняй за посуду, что ты разбил в процессе заполучения?

Люмиус чувствовал себя так, как будто только что сдал годовые экзамены.

Он страшно устал и был так же страшно счастлив…

А еще у него не сводились ноги.

Он прислушивался к себе, пытаясь понять, что изменилось в его теле. Конечно, он еще не был омегой.

Но начало уже было положено.

Скоро. Совсем скоро…

От благостных мыслей его отвлек парень, который, выходя из туалета, практически врезался в него.

— Лукреций?..

Он пытался скрыть от Люма свое лицо за длинной челкой, но было уже поздно.

— Ты что, плакал?

— Нет! — злобно ответил ему Волчонок, отворачиваясь.

— А кто тебя ударил?

— Никто! Тебе-то какое дело?! Иди, там, небось, уже ручки потирают, ждут, когда ты окажешься в оковах… — Лукреций шмыгнул носом и, опустив голову, почти неслышно сказал: — Наверное, я последний раз вижу тебя без этого проклятого ошейника…

Ранка на его нижней губе еще не успела затянуться корочкой — наверное, ударили практически только что.

— Вот этого я Маису никогда не прощу, — плечи Волчонка мелко затряслись. — Я ведь мог бы!.. Я бы успел! Но он сказал, что не надо вмешиваться… А кроме меня, никто и не пошевелился… Когда обращали меня самого, — обернувшись обратно к Люмиусу, он с ухмылкой развел руками, — как ни странно, произошло то же самое…

Как Люм мог признаться, что его не надо было спасать? Что он хотел этого сам, и более того — сам все спланировал?

Собственные сбывшиеся планы вдруг показались ему невероятным кощунством.

— Я… я в порядке! — фальшиво-бодрым тоном сказал он, кладя руку на плечо Лукреция. — Ну да, нехорошо получилось, но я… я привыкну, вот увидишь!..

С горьким смешком омега сбросил его ладонь.

— А ты все такой же дурак, — даже с какой-то нежностью произнес он, уходя прочь. — Наивный! Ты даже представить себе не можешь, какой теперь будет твоя жизнь…

Комментарий к

Я задолбаю вас своей продой.

========== Часть 8 ==========

В кабинете стояла тишина, лишь сухо отсчитывали время настенные часы.

Люмиусу было очень неуютно в одиночестве, но все, что он мог, так это лишь ждать.

— Так, свидетели — были… — услышал он, и наконец-то на свое рабочее место вернулся директор, вслед за которым плелся Гервин. — Документы — есть… Ошейник — почти готов… Можем начинать, молодые люди!

Сев за стол, мужчина хлопнул в ладоши, и Люмиус машинально встал со своего места.

— Подойдите друг к другу.

Они с Гервином вышли в центр кабинета и, не решаясь смотреть друг другу в глаза, замерли практически нос к носу.

— Смотрите внимательно!

Раздался треск.

Люм видел, как все свидетельства его прошлой жизни рвутся, просто рвутся на клочки, и… не чувствовал ничего.

Ни малейшего сожаления.

Ему просто хотелось, чтобы все это быстрее закончилось.

Обрывки бумаг лежали на полу, словно конфетти, и в воздухе висела бумажная пыль.

— Распишитесь здесь…

Наклонившись над столом, Гервин размашисто вывел свою подпись на справке о владении.

Он смотрел на этот документ, как подарок — подарок настолько дорогой, что его хотелось немедленно вернуть обратно…

Но это еще было не все.

В плоской деревянной коробке, на бархатной подкладке, тускло блестел ошейник — пока еще простая болванка, которой только предстояло обрести свой собственный, неповторимый рисунок рун.

А чтобы это случилось, его должен был взять в руки только один конкретный альфа, чтобы надеть только на одного конкретного омегу — иначе тонкая магия, заставляющая ошейник работать, могла просто-напросто взорвать свою оболочку изнутри…