Колдовской знак (СИ)

— Трогай.

Всю дорогу, по которой нещадно трясло повозку, Талира сидела, отвернувшись к окну. Сейчас продолжать разговор не хотелось. Уже около самого дворца Эван наклонился к её уху и тихо проговорил, мягко взяв за руку:

— Тебе стоит быть чуть более растроенной случившимся, дорогая.

Талира взглянула на него, вскинув брови. Эван смотрел на неё внимательно и даже будто с долей сочувствия. Сочувствует тому, что она теперь вдова? Или чему-то другому… тому, что происходило в Верндари и что повергло её в такое настроение. Что он понимает!

Она видела Алекса. И то, что видела, навсегда останется в памяти. Когда-то любимые, гордые и одновременно нежные губы были разбиты так, что запёкшаяся кровь застыла маской. Разбиты были и скулы, а под глазами расплылись синяки. И повсюду растекались кровавые следы. Если бы Талира не знала, она едва бы признала в этом замученном, неживом мужчине, скованном и запертом в тесной клетке, Алекса! Сильного, несломленного, уверенного в себе...

Эван отвлёк её от мыслей, когда они прибыли на место. Подал руку при спуске по ступенькам, и Талира покорно, опустив голову, приняла её и медленно шагнула вниз. Во всей её позе сейчас должна была царить скорбь и тяжесть. Но на душе и правда было до тошноты тяжко, хоть и не из-за Мэйвиса. Талира не поднимала глаз и покорно шла рядом с Верховным Служителем и только видела краем глаза, как встречные тут же отходят в сторону и тоже склоняют головы.

В покоях императора были раскрыты настежь окна. Видимо, чтобы выветрить тяжёлый запах старости… и смерти. Талира прижала к лицу кружевной платок, вытирая глаза и заодно прижимая его к носу. У постели остался только один из лекарей. Он начал что-то сбивчиво бормотать, но Талира только отмахнулась и присела рядом с постелью на низкую скамью.

Хорошо, что она успела оказаться здесь прежде наследников.

Все присутствующие понимающе отошли, чтобы не мешать ей прощаться с мужем. Эван тихо заговорил с тем же лекарем, слуги суетливо начали носить какие-то подносы. Талира положила руку на сложенные ладони императора и первый раз взглянула ему в лицо.

Осунувшееся и морщинистое, оно совсем не походило на прежнего Мэйвиса. Куда-то исчезли и надменность, и властность, и вечное выражение "я один знаю, как правильно надо делать". На постели лежал спокойный пожилой мужчина. Дряблые веки были протно прикрыты, мышцы расслаблены. Талира задумчиво рассмотрела когда-то хорошо знакомое лицо. Они, в конце концов, прожили с Мэйвисом вместе больше пяти лет… Но только сейчас она подумала, что когда-то он был весьма неплох собой. И даже, возможно, добр и великодушен.

Но пробудившуюся вдруг жалость согнал вошедший в покои Нотери. Он явно спешил, поэтому не успел даже скинуть дорожный плащ и отстегнуть шпагу.

— Отец! — Старший сын императора подошёл к постели с другой стороны и склонил колено. Бегло взглянул на Талиру, убрал упавшие на лоб тёмные кудри, и скупо поприветствовал: — Ваше Величество.

Юный, ещё не достигший и шестнадцати, он уже был слишком похож на отца характером и властными манерами. Талира опустила глаза и молча кивнула. Убрала свою руку и положила на колени, стиснув в пальцах платок.

Нотери, пытаясь держаться и не выдавать никаких эмоций, через плечо обернулся к лекарям и Эвану:

— Как давно… это случилось? — голос дрогнул только на мгновение.

— Буквально с полчаса, ваша милость, — с печалью отозвался один из лекарей. — Да вознеси Покровитель душу его, государя и отца нашего...

— Уверен, он услышит наши молитвы, — тихо и твёрдо произнёс Эван.

— Прошу вас, хватит этих завываний. Сами знаете, отец их не сильно любил в таком количестве.

Нотери ещё раз взглянул в лицо почившего императора Мэйвиса и поднялся на ноги.

— Вы слишком строги, ваша милость, — не смогла промолчать Талира. — Ваш отец не был так категоричен и допускал...

— Я знаю, что допускал мой отец не хуже вас, Ваше Величество.

Нотери смерил её слишком холодным, будто даже презрительным взглядом. Уже мнит себя императором и главным лицом Иввара? Ещё не меньше года ему оставаться только наследником, а ей — регентом и настоящим правителем, даже если ему это не по душе!

Талира взяла себя в руки и тоже встала.

— Тогда не будем вести споры у постели умершего. Я должна распорядиться похоронами, прошу простить, но ещё многое надо сделать. Тем более сегодня особенный день.

Святой праздник. Умереть в этот день, впрочем, считалось особой и даже светлой приметой, так что всё ещё можно повернуть не так трагично. Людям понравится эта мысль — что их император был отмечен Покровителем таким, особым образом. Он выбрал его.

Прижав к лицу платок, она торопливо прошла мимо Нотери и вышла в коридор. Там её окружили служанки и придворные дамы, которе тут же принялись щебетать свои соболезнования. Но сейчас этот птичий гомон Талиру не раздражал, скорее наоборот помогал отвлечься от неприятной встречи с Нотери.

Никогда раньше тот не был так уверен в себе и так открыто и нахально-презрителен к ней. Что послужило причиной? Слухи про Эвана? Личная нелюбовь к Служителям? Или это просто дурацкий характер отца вкупе с возрастом, в котором все мальчишки становятся такими невыносимыми!

— Мэсси, соберите Малый совет через час, — коротко приказала она верно шагавшему рядом советнику. Тот кивнул и быстро исчез за поворотом.

Хлопоты с похоронами и днём печали отняли у Талиры весь оставшийся день. Надо было не только продумать все детали и пригласить к главной молитве самых важных для государства людей, но и задуматься о собственном будущем — со следующего дня она уже полноправная правительница целой страны. Нет, оно почти так и было последние три месяца, как Мэйвис слёг к постель, но теперь как будто всё происходило по-настоящему. Все взгляды будут устремлены на неё. Надо озаботится о соответствующем внешнем виде, передать всю боль и тяжесть своего положения, но и показать, что она не готова спихнуть ответственность на своих советников. Нет, она возьмет на себя бремя власти и разделит его сполна с несмышленным ещё наследником престола… Такого несдержанного его нельзя допускать к трону прежде времени.

… а к тому моменту, когда будет можно, Талира должна обеспечить себе надежное место и достаточно верных людей, чтобы не оказаться запертой в какой-нибудь крепости как ненужная вдова.

И эта война, если она начнётся так скоро, как предсказывает Эван, последняя возможность проявить себя и укрепить своё положение! Но будто назло возникли воспоминания последней встречи с Алексом и его полные гнева, разочарования и горечи слова:

—… Ты не представляешь, о чём говоришь, Талли. Знаешь, что такое настоящая война? Это не твои придворные игры. Король давно готов встретить вас во всеоружии, преимущество сейчас не на вашей стороне — это я могу сказать тебе прямо и честно. Ты готова отправить на бойню сотни и тысячи плохо подготовленных парней, чтобы они отдали свои жизни за несчастный клочок суши, который вам даже не принадлежит по праву?! Кто на самом деле строит эти демонические планы?! Эван?

Демонические планы. А что, если Алекс был прав… и Эван действительно ошибается, что всё это напрасно и ведёт их к погибели. Хорошо, если Иввар сможет одержать быструю победу, которую обещает Эван, но что если король и вправду гораздо сильнее и лучше подготовлен, чем они считают?

—… я не верю, что это ты смогла придумать всю эту историю. А Мэйвис на старости лет был не склонен к решительным действиям. Талли, не делай глупостей, о которых потом пожалеешь. А я не пойду на бессмысленную войну ни под ивварским, ни под энарийским, ни под каким другим флагом.

От такого знакомого голоса, от воспоминаний его близости, когда он стоял перед ней, пьяняще-знакомый, касаясь её руки, в душе что-то отозвалось протяжной болью. Снова и снова. Он считает её предавшей. А она… Бессмысленная война. Может, ещё есть время обдумать и не предпринимать решительных действий?.. Остановиться? Отступить? Поговорить с Эваном?