Осторожно, женское фэнтези. Книга 2 (СИ)

И пусть Мэйтин, если не согласен, засветит мне в лоб молнией. Но я очень надеялась, что этого не случится. Потому что хотел бы бог мне воспрепятствовать, пришел бы еще ночью, когда я ждала его несколько часов на промежуточном уровне. Но он не появился. Ни он, ни единорог, а стоящая посреди сочного луга дверь с тихим скрипом крутилась на петлях, и за ней был все тот же луг.

Хотела бы я сказать, что принятие решения сняло камень с моей души, и я, вдохнув полной грудью воздух свободы от всех обязательств, кроме обязательств перед собственным сердцем, радостно устремилась навстречу новому дню и грядущему счастью. И возможно, однажды я так и скажу. Когда буду пересказывать эту историю внукам, например. Не признаваться же им в том, что бабуля Бет, проснувшись, и с кровати вставать не хотела, малодушно мечтая, чтобы на нее рухнул потолок, после чего она либо навсегда избавиться от проблем, либо попадет-таки в лечебницу, минуя все стадии сборов и сомнений?

Но потолок падать отказывался.

Пришлось вставать, идти в ванную, умываться, причесываться, одеваться… И думать-думать-думать…

По дороге в лечебницу я размышляла сначала о том, что было бы неплохо, прояви себя библиотекарь именно сейчас, так как возможное покушение страшило меня меньше предстоящего разговора. Когда половина пути была пройдена, я резко изменила свое отношение к этому вопросу, решив, что со стороны преступника будет непозволительной наглостью вмешаться в мою жизнь именно сейчас, и лучше бы ему затаиться до поры. А завидев больничное крыльцо, вернулась все же к первоначальному плану: пусть меня лучше убьют… только не до конца. Чтобы невозможный мой доктор лечил меня, сидел рядом, поил чаем, держал за руку… А там, может быть, оно, и правда, как-нибудь разрешится само?

— Элизабет!

Повернувшись на голос, я увидела Саймона Вульфа. Он стоял у больничной ограды, в тени разросшегося куста сирени, чьи крупные набухшие почки уже дразнились зелеными язычками будущих листочков.

— Доброе утро, — я подошла к боевику. Несмотря на волнения, ему я была искренне рада. — Что вы здесь делаете?

— Решил до начала занятий узнать, как у вас дела, — улыбнулся он. — Все в порядке?

— Да, конечно, — сказала и сама в это поверила.

— Вот и замечательно. Это, — он достал из кармана маленький бумажный мешочек, перевязанный розовой ленточкой, — вам.

— Спасибо, — поблагодарила я. Сквозь шелестящую обертку пробивался запах шоколада и миндаля. — А вы…

— Хорошего дня, Элизабет! — помахал рукой боевик уже от портала.

Хорошего, — согласилась я, с наслаждением принюхиваясь к подарку. Такие конфеты продавались в кондитерской, не на фунты, а поштучно, и стоили недешево. Но и вкус у них был — м-м-м…

Я развернула мешочек и намеревалась тут же съесть его содержимое. С кофе, которым наверняка напоит меня наставница, было бы лучше, но конфета одна, и жевать ее на глазах леди Пенелопы, не имея возможности поделиться, будет не совсем прилично. К тому же, мне не мешало пополнить запасы глюкозы…

— Доброе утро, Бет.

Я быстро спрятала сладкий подарок за спину и обернулась.

— Доброе утро, господин доктор.

Внутри все переворачивалось от страха и волнения, а губы невольно расплывались счастливой улыбкой.

— Что это у вас там? — он попытался заглянуть мне через плечо.

— Ничего, — зачем-то соврала я.

— Ай-ай-ай, не стыдно обманывать старших?

Вот только об этом не надо! Мне тоже, между прочим, не двадцать лет. Не совсем двадцать… в каком-то смысле…

— Конфета, — призналась я, выставив вперед ладонь с лежащим на бумажке шоколадным шариком. — Саймон угостил.

— Саймон, — насупился он притворно. — Мало мне одного героя, так у вас то оборотни с букетами, то боевики с конфетами. С этим, знаете ли, надо что-то делать.

— Что именно? — я попыталась изобразить серьезность, но улыбка становилась лишь шире.

— Ну-у… Видимо, придется на вас жениться, чтобы как-то воспрепятствовать наплыву соискателей.

Я медленно и тяжело сглотнула.

Конечно же, он шутил. Но… Мэйтин его разберет! С человека, признающегося в своих чувствах на лекции, станется сделать предложение посреди больничного двора.

Пока я думала, что сказать, он, как ни в чем не бывало, протянул руку и взял с моей ладони шоколадку.

— Верните мою конфету! — потребовала я, так и не найдясь с достойным ответом.

— Вашу конфету? — усмехнулся он. — Привыкайте, Бет. Когда мы поженимся, все конфеты будут общими. Я бы даже сказал, они будут преимущественно моими. На остальное ваше имущество я не претендую, но сладости…

Он подбросил обсыпанный миндалем шарик вверх и налету поймал ртом. Хмыкнул самодовольно, сопроводив это хмыканье победным взглядом и внезапно так и замер — с поднятой рукой, задранным вверх подбородком и медленно сползающей с лица усмешкой. Из уголка рта потекла тонкая шоколадная струйка.

— Доктор? — я невольно отступила на шаг, но тут же бросилась к нему.

Как раз вовремя, чтобы подхватить падающее на меня тело. Удержала каким-то чудом, не позволив рухнуть на землю. Уложила.

— Доктор…

По его лицу, как-то сразу вдруг посеревшему, прошла короткая судорога.

Такая же, видимо, сковала на миг меня.

— Кто-нибудь… — выдавила я хрипло, вцепившись в холодеющую руку мужчины. — Помогите! — заорала, срывая связки. — Кто-нибудь, пожалуйста…

Нащупала на груди кулон-передатчик и до отказа вдавила камень в оправу. С такой же силой стиснула неподвижные пальцы.

— Д-доктор Грин, пожалуйста, не… Эдвард! Эд…

Потом появились люди. Много людей.

Они что-то делали, кричали, тормошили меня зачем-то, даже по щекам хлопали, словно это я лежала на земле без сознания.

Возникли откуда-то стены. Светлый проем окна в полупрозрачных волнах занавесок. Знакомая кушетка. Чьи-то руки, содравшие с меня пальто.

Стакан, в котором плескалась, грозя пролиться на пол, вода.

Стакан держали дрожащие женские пальцы, подсовывали мне под нос, чередуя со смятой салфеткой, и я долго не могла понять, зачем мне эта салфетка. Насморка у меня нет. Испачкалась, может быть?

Затем, будто спала невидимая завеса, пытавшаяся отрезать меня от реальности, и я почувствовала резкий запах спирта и гвоздики.

Тут же вернулись все остальные чувства.

Вскочила, но тяжелая властная рука надавила на плечо, вернув меня на кушетку.

— Посиди, девочка, — Крейг, которого я до этой минуты не замечала, никогда прежде не обращался ко мне на «ты» и девочкой не называл, и от этого ощущение, что случилось что-то из ряда вон выходящее, неординарное и ужасное. — Посиди. Там знающие люди занимаются, а ты мне про конфету подробнее расскажи.

— Откуда вы… — начала я, но умолкла: всплыло на границе сознания, что я говорила уже кому-то о конфете, когда пыталась объяснить, что произошло. Но не ему, кажется. Доктору Кленси. Или леди Пенелопе, сейчас стоявшей рядом с полицейским, время от времени глотая воду из пляшущего в ее руках стакана… — Что с… доктором Грином?

— Занимаются, — повторил Крейг.

— Там был яд? Яд, да? — я смотрела на старика почти с ненавистью. Добился своего? Расшевелил библиотекаря? — Вы о таком, естественно, не думали! Не магия, не убийца на поводке — просто яд!

— Не просто, — не смутился под моим взглядом инспектор. — Про яд мы сразу думали. Проще некуда — в еду что-нибудь подсунуть или книжные страницы специальным составом напитать. Потому защиту сделали хорошую. Распознавание заложили. Сеть сработала бы, ты и дотронуться не успела бы. Думаешь, легко было такую защиту вокруг тебя держать и днем и ночью? Думаешь, чего ты жива до сих пор?

Он не кричал, рычал рассерженным зверем, и причин винить в случившемся меня у него было, наверное, больше, чем у меня для упреков в его адрес. Это ведь я отдала эту чертову конфету Эду — его Эду, не моему. Моим он еще не стал, а с Крейгом, судя по тому, как они общались, их связывало многое. И если сейчас случится непоправимое…