Тонкий лёд (СИ)

— Арис, прекратите прожигать меня взглядом, — невозмутимо произнесла я. — Вы согласились с тем, что я отправлюсь в Кольберн. К чему сейчас ваше недовольство?

— Да, но каким способом вы вырвали из меня это согласие? — тут же откликнулся диар, нацеливая на меня вилку. — Не подозревал, что в столь безобидном существе сокрыто такое подлое коварство.

— Мне показалось, что мое коварство было приятным, — хмыкнула я, промакивая губы салфеткой.

— В том-то и состоит подлость, — проворчал его сиятельство, возвращаясь к обеду. — Вы усыпили мою бдительность, избрали вероломную тактику, и когда я был наиболее открыт и беззащитен, нанесли удар, воспользовавшись моим необдуманным и поспешным «да». С этого дня я, пользуясь властью диара, ввожу запрет касательно всяческих разговоров в нашей постели. Оставляю допустимыми только восклицания: «ох», «ах», «да», «еще» и «о, Арис». Все остальное под запретом. Никаких разговоров, абсолютно.

— Стало быть, я буду лишена чести слышать ваши восклицания? Или же вы тоже будете произносить: «О, Арис»? — полюбопытствовала я.

Супруг поперхнулся, откашлялся, после сделал глоток вина и промокнул рот салфеткой.

— Вношу поправку в новый закон «О разговорах в постели»: запрет на разговоры не распространяется на законодателя. Безусловно, я недурен, но чрезвычайно скромен, потому оставляю за собой право говорить, что вздумается, — уведомил меня его сиятельство.

— Да вы самодур, возлюбленный мой, — отметила я, откидываясь на спинку стула.

— Польщен, — поклонился мне диар. — Быть возлюбленным самодуром намного приятней, чем тапком-тираном.

Хмыкнув, я поднялась из-за стола. Обедали мы в одиночестве, отпустив лакея. Это вошло уже в привычку, принимать пищу без присутствия посторонних. Ухаживать за собой мы могли и сами, зато не приходилось следить за словами, произнесенными во время недолгих бесед за столом. Поэтому наши пикировки, все чаще принимали откровенный оборот. Я до того к этому привыкла, что уже не краснела при упоминании определенной стороны супружеской жизни.

Его сиятельство поднялся из-за стола вслед за мной, обогнал и придержал дверь, пропуская вперед, после поравнялся и вернулся к прерванному разговору.

— Флоретта, милая, я все же продолжаю настаивать на том, чтобы инар Маггер осмотрел вас здесь, — сказал он, приобняв меня за талию.

— Я не понимаю вашего упрямства, — ответила я и остановилась, пристально глядя на супруга. — Арис, мне до смерти надоело сидеть во дворце, глазея на улицу через оконное стекло. Я не неженка, ваше сиятельство. Болезнь отступила, мои силы вернулись, так к чему ваше желание посадить меня под замок?

Супруг поморщился, всем своим видом показывая, что я говорю неприятные вещи. Но все-таки прекратил пантомиму, вновь не найдя во мне желания верить его уловкам. Я по-прежнему ожидала честного ответа, и муж сдался, проворчав:

— Порой мне не хватает пугливой дикарки, которая тряслась от моей надменной мины. Тогда с вами было легче договориться.

— Со мной и сейчас легко договориться, — улыбнулась я. — Дорогой, вы сами научили меня, что супругам нечего скрывать друг от друга, однако сейчас всеми силами показываете, что в браке есть место притворству. Или же честность вновь касается только меня? Если это так, то я чувствую, как назревает новый бунт.

Аристан поджал губы, пристально разглядывая меня, после снова приобнял и повел к нашим покоям.

— Вы правы, Фло, — ответил его сиятельство. — С некоторых пор я стал излишне подозрителен. События, имевшие место во время бала в честь вашего дня рождения, не оставили меня равнодушным. Более того я все еще имею некоторые опасения.

— Вы не доверяете мне? — изумленно спросила я, снова останавливаясь.

— О, нет, дорогая, — улыбнулся супруг и провел тыльной стороной ладони по моей щеке. — Вам я доверяю, как себе. Но я не доверяю тому негодяю, из-за которого всё произошло. Наш городской особняк он покинул, уведомив, что возвращается в столицу. Однако у меня есть некоторые сомнения в правдивости его слов.

— Почему? Насколько я знаю, у Кетдилов он не появлялся, более того прислал письмо, в котором прощался с Карли и ее родителями. Об этом мне сообщила старшая агнара Кетдил.

— И тем не менее, — упрямо повторил Аристан. — Мне Эйнор прислал письмо с извинениями и заверениями в своем раскаянии. Однако я хорошо знаю своего племянника, и если он что-то вбил себе в голову, то будет идти до конца. Он — Альдис, а Альдисы не любят проигрывать, как вам известно.

— Но ведь я дала ему понять, что меня его чувства не тронули…

— Его цель не вы, любовь моя, — ответил диар, притягивая меня к себе. — Это долгая история. Эйн всегда оказывается на вторых ролях. У него был шанс кое в чем превзойти меня. Однако этот шанс я у него отнял.

— Как же сложно мне это понять, — растерянно произнесла я. — Выходит, ваш племянник решил утереть вам нос, соблазнив вашу жену? Как же это низко… Но меня не тронули признания Эйнора, вам нечего опасаться, Арис. Не будет же он применять силу.

— Нет, это лишило бы смысла само это глупое соревнование со мной, — усмехнулся его сиятельство. — Насилие — признание собственного бессилия и, как следствие, проигрыш.

— Тогда чего вы опасаетесь? — диар промолчал, но я и сама догадалась. — Вы опасаетесь, что он может мне открыть то, что вы до сих пор скрываете? Не так ли?

— Уф, Фло, — выдохнул Арис. — Вам бы в Тайную службу государя, или же в сыск. Оставим эту тему. Вы совершенно правы, я веду себя, как подозрительный болван. Всё можно устроить намного проще. Я провожу вас до доктора, только и всего. И вы прогуляетесь, и я буду спокоен.

— А вы не собирались меня сопровождать? — в шутливом недоумении спросила я.

До болезни мне ни раз случалось отправляться в свои краткие путешествия до Кольберна в одиночестве. Впрочем, со мной были кучер и два лакея, этого вполне хватало. Дела диарата не позволяли мужу постоянно быть рядом. К тому же он сам требовал от меня самостоятельности, поэтому я и сейчас не ожидала его компании, но не удержалась от маленькой шпильки.

— Разумеется, собирался, — диар ответил мне честным взглядом, и я рассмеялась, погрозив ему пальцем.

— Тогда прекратите измываться надо мной и отправимся в путь, — ответила я и первая вошла на свою половину.

— Моя забота у вас измывательством называется? — фальшиво возмутился его сиятельство.

— Собирайтесь, ваше сиятельство, я вас ждать не буду, — нахально ответила я и кликнула горничных.

— Наглое создание, — фыркнул супруг и съязвил. — Комод не забудьте в свою сумочку сложить. Ваше памятное зеркальце я, так и быть, суну себе в карман.

— Какой вы все-таки злопамятный, — я укоризненно покачала головой.

— Еще бы, — усмехнулся диар, почти скрывшись в спальне, через которую мог попасть на свою половину, — собираться быстро вы все еще не научились.

— Вы наговариваете на меня, и я вам это докажу, — заносчиво ответила я и… конечно, затянула сборы.

Спустя пятьдесят минут, о чем мне поведали, размахивая брегетом перед носом, надменный и суровый диар насильно вытаскивал меня из моих комнат, бурча о своих нервах и моей нерасторопности. Я фыркала, задирала нос, но угроза остаться дома возымела действие, и я спешно юркнула в карету. Его сиятельство устроился напротив, демонстративно промокнул испарину платком, и экипаж тронулся в путь, оставляя за собой след на чистой белоснежной пелене.

Кольберн нас встретил небольшой слякотью, в которую превратился первый снег под колесами экипажей и множеством ног. К видам города я давно стала равнодушна, привыкнув к нему. Главный город Данбьерга воспринимался теперь как данность, поэтому в окошко я смотрела без особого любопытства. Унылая картина города в преддверии наступления зимы вселяла тоску.

Дом доктора Маггера находился в богатом районе города. Наш врач был хоть и не в летах, но сыскал популярность и пользовал далеко не бедных пациентов. Карета остановилась перед небольшим двухэтажным особняком, где проживал почтенный инар. Здесь же он держал свой кабинет, куда я и намеревалась попасть. Записка о нашем визите была отправлена доктору сразу же, как мы покинули спальню, и Маггер уже должен был ждать появление сиятельной диары, то есть мое.