Хозяин видений (СИ)

— Тамара — сильный воин. Она привыкла драться, даже там, где драться совсем необязательно. А еще у нее проблемы с Дарьей — Тамара не принимает ее как правительницу. Но они обе — скади, придется умерить спесь.

— Воином быть непросто. Приходится убивать, а это меняет…

— Ты говоришь не как пророчица, — заметил Эрик.

— Я — сольвейг. И убивала. Например, знаю, что древний оставляет после себя кучку пепла…

— Ого! — Он, казалось, заинтересовался. Приподнялся на локте, заглянул в глаза.

Напряжение от известия рассеялось, сменилось интересом. Комнату заливал свет, за окном совсем по-летнему пели птицы. На душе было спокойно и легко, будто я освободилась от давящего на сердце груза.

Как бы там ни было, все закончилось. Испытания, неизвестность, тревожные предчувствия. Будущее окрашивалось определенностью.

Теперь, в этой комнате, в этой кровати были только мы. Ничего не разделяло нас больше, и можно не таиться.

— Рихар — так его звали, — произнесла я с грустью. Память заботливо подкинула впечатавшийся в нее клеймом образ: рыжие волосы, яркие глаза, свирепость палача. — Он убил почти всех атли на моих глазах. А затем я убила его. Силой сольвейга.

— Потом их воскресил колдун?

Я кивнула.

— Его я тоже убила. Впрочем, этим точно не горжусь.

— Ты многое пережила. Сильная. Это восхищает.

— Я не чувствую себя сильной, — возразила я. — Усталой. Изломанной. Но все привыкли, что я выдержу, и приходится притворяться. Люди ждут от сольвейга поступков. Всегда. Но я — всего лишь женщина. Несмотря на кен.

Он снова обнял меня, и было что-то в этом объятии — необъяснимое, перемена, которую не можешь уловить и понять. Я притихла, слушая, как он дышит — глубоко и почему-то тяжело. Словно внутри у него шла своя борьба, которую Эрик не собирался афишировать.

Я и не требовала.

— Со мной тебе не нужно быть сильной, — прошептал он, и дыхание опалило мне висок. — Никогда. Сильным буду я.

И я с ним полностью согласилась. Кроме слова «никогда». Это «никогда» к «всегда» никакого отношения не имело, потому что у него был срок годности. Чуть больше месяца.

Плевать.

Я скажу ему, быть может. Не сегодня. Когда-нибудь потом.

Не буду просить остаться — это нечестно. Просто скажу. Что люблю. Что рядом с ним мир изменился — стал добрее, светлее. Красочнее. Я изменилась. Наполнилась силой, как сухая губка — водой. Напиталась уверенностью. Поверила в счастье.

Не это ли главное в людях? Они приходят и меняют нас.

Я не стану давить — позволю решить самому. Для мужчин очень важно — решать.

Мы лежали молча еще очень долго. Новый день проник в нас, согрел теплым майским солнцем, окрасил красками крыши домов. В какой цвет он выкрасит меня?

Вечером мы поехали к скади. К своему удивлению, в их наполненном вековыми тайнами доме мне было невероятно уютно. Словно за время нашего знакомства с Эриком что-то изменилось во мне на молекулярном уровне, приближая к некогда чужому племени. Наверное, это из-за кена. Скорее всего, из-за него.

Но я так долго не ощущала себя в семье, что не задумывалась. У скади было хорошо. Милые люди, визжащие дети, играющие на ковре у камина, веселый гомон, шутки и задушевные разговоры.

Защитницы, целители, ищейки. И просто люди — каждый особенный и заметный. Со мной говорили, меня расспрашивали, меня слушали. Эрик улыбался, гладил по спине и молчал, позволяя мне проявить себя.

И я узнавала каждого из них, находя в каждом какую-то мелочь, которая делала его личностью, наделяла индивидуальностью, отличала от других.

Удивительные, радушные, волшебные скади!

Эля, болтающая без умолку, серьезная Алла — воительница, которую очень заинтересовало, как атли пережили войну с охотниками. Внимательный Роб, даже Даша, тихо притаившаяся на подлокотнике кресла.

Тамара специально на нее не смотрела. Ни взгляда, ни слова — воительница и защитница словно не замечали друг друга.

А в остальном — идиллия.

Все они нравились мне.

В их тесном кругу я напитывалась теплом, от которого отвыкла. И все они, казалось, тоже грелись у своего костра. Сплотившись вокруг Эрика, как бы дополняли его самого, олицетворяя собой единство. Жались к нему, как котята к кошке, ища ласки и одобрения.

И я подумала, что никогда мне не было так уютно у атли. Или было? Уже и не помню.

А потом мы пили кофе на кухне. Вчетвером — я, Эрик, Роберт и Тамара. Кутались в ароматы свежей сдобы, говорили обо всем и ни о чем, вспоминали прошлое с некой теплой грустью необратимости. И негласно молчали о будущем.

Вернее, я молчала. А Эрик, как бы между прочим, в один момент объявил:

— Двадцать второго июня откроется портал в кан.

Идиллия закончилась тут же. Тамара сверкнула на меня убийственным взглядом и спросила:

— Ты сказала, да?

Я поежилась, а Роберт обратился к подруге:

— Полина не виновата в том, что рождена пророчицей. И в том, что видит будущее Эрика.

— А кто виноват? — вспылила воительница. — Пока она не появилась, все было хорошо.

— Ты знала, что я уйду, — строго осадил ее Эрик. — Мы говорили об этом не раз.

— Тогда не было четкой даты. Черт, Эрик, никто серьезно не верил, что этот момент наступит. — Она помолчала и добавила: — Никто, кроме тебя.

— В этом нет моей вины. — Тон холодный, даже ледяной, без намека на прежнее тепло. — Пора было уяснить, что мои слова имеют вес в скади. И начать уже прислушиваться.

— Некоторые твои решения просто глупы, — упрямилась Тамара. — Никто в скади не решается сказать это тебе в лицо. Так вот, я не боюсь сказать.

— И, тем не менее, ты обязана подчиняться. Ты присягала мне на верность, забыла?

— Ты мог оставить наследника! За все эти годы у тебя было столько возможностей. Но ты не сделал этого, а теперь оставляешь племя этой… этой…

— Дарья — моя сестра! — рявкнул Эрик и приподнялся, возвышаясь над воительницей.

Никогда я не видела его таким злым, таким разъяренным. Словно в него вселился первый нали и подстрекал хозяина разрушить все вокруг. Впрочем, Тамару это нисколько не смутило.

Пожар противостояния вождя скади и его воительницы разгорался все больше, и мы все рисковали сгореть в нем. Я вжалась в спинку стула и смотрела на сложенные на столешнице кисти рук. Ощущение уюта тут же рассеялось, и захотелось уйти, скрыться.

Наверное, Роб заметил это, потому как положил мне руку на плечо и шепнул:

— Идем. Позволим им немного поспорить наедине.

И мы пошли по затемненному коридору — обратно в гостиную. Дом спал и дышал во сне, не обращая внимания на внезапную ссору. Потрескивали в камине дрова, и вокруг растекалось тепло, обволакивало, пьянило. Как и сам дом.

Кто же топит камин в мае? Странно, но стены не возражали. Источали прохладу, чтобы поддерживать контраст. Или мне только казалось?

— Они всегда спорят, — пояснил Роб, провожая меня к дивану. Сам присел на подлокотник и виновато улыбнулся, словно хотел извиниться за поведение соплеменников. — С детства. Но Эрик ценит Тому именно за честность.

— Я ей не нравлюсь, — констатировала я факт.

— Дело не в тебе. Ты — пророчица, и Тома винит тебя в том, что Эрик уйдет.

— Я могу ее понять. Если бы не мои видения, он остался бы.

— Эрику тесно в этом мире, — усмехнулся Роб. — Если бы не твои видения, он нашел бы себе трудности по силе.

— Даша справится? Я имею в виду скади. Она сможет?

— Ей придется. Хотя в этом я согласен с Томой — из Даши пока ужасный правитель. Но другого нет, увы. Эрик чтит закон крови, значит, должны чтить и мы. — Он помолчал немного, а затем вдруг посерьезнел: — Тебя изгнали, верно? Из атли? Эрик не любит об этом говорить, вот я и не расспрашиваю…

— Изгнали, — кивнула я.

Сначала думала, жрец начнет жалеть или сочувствовать, и уже приготовилась отвечать, что мне ничуть не жаль, ведь это позволило мне поближе познакомиться с Эриком, но Роб спросил:

— Как тебе удалось уговорить его? Своего вождя?