Между небом и землей (СИ)

— Иди…

Я машинально обернулась, глаза расширились от страха – каменные змеи сползали со своих дверей и медленно приближались, шипя и замирая в предстоящем броске. Успев резко убрать ногу от того места, куда только что пыталась впить зубы одна из них, я приняла одно-единственное решение, самое бездумное и глупое, отнюдь не менее безопасное, чем оставаться здесь. Я влетела за эту чертову дверь и захлопнула ее с той стороны, услышав глухой стук камня, ударившегося о дерево – несколько змей сделали бросок как раз в момент принятия мной этого опрометчивого решения. Стараясь перевести дыхание и выровнять разбушевавшийся пульс, я прислонилась лбом к двери. Мерлинова борода! Это вылетело из моей головы. Резко развернувшись на каблуках, я вгляделась в ту самую черную фигуру из первого сна, как ни в чем не бывало стоящую на том же самом месте, только теперь его лицо было тускло освещено керосиновой лампой, перебивающей каминный свет. Он ухмылялся. Эти черные глаза на бледном овале лица светились столь обыденным презрением. Я нервно сглотнула.

— Что же вы, мисс Рахманинова, присаживайтесь, — с издевкой произнес он, указывая на тот самый ненавистный табурет, служивший студентам стулом пыток.

Немного помедлив и решив, что нужно что-то делать, я все же подчинилась и, пройдя мимо зельевара, села на предложенное место.

— Я знаю, что вы ненастоящий, — тихо произнесла я, поразившись глупости фразы.

Смешок раздался из его рта. Наконец, сменив высокомерие на какую-то корявую, не очень добрую улыбку, Снейп двинулся с места и пошел к столу, мне на встречу. Что-то сжалось внутри от страха, а вдруг он сейчас выхватит палочку и убьет меня? Ведь мои чары не действуют здесь, а значит, возможно, ему даже это удастся. Машинально поднеся руки к голове, словно защищаясь, я ощутила, что уши были в нормальном состоянии, в том, что было до последнего дня рождения. Сердце совсем ушло в пятки, а Снейп, тем временем, изменил курс, не пошел за свой стол, а обойдя меня со спины, наклонился и шепнул на ухо, от чего я дернулась.

— Не беспокойтесь, мисс Рахманинова, я не собираюсь вас убивать.

Я вжала голову в плечи, по телу пробежала, наверное, уже сотая волна дрожи, только не от страха – эта дрожь была иной, реакция на его внезапно бархатистый, чарующий тембр голоса.

— Это галлюцинация, я сейчас не в Хогвартсе, а в лесу у палатки! — зачем-то вслух произнесла я.

Снейп не ответил, он коснулся моего плеча и сжал с силой, но не причинил боли. Я не могла поверить, что ощущаю руку, она теплая, осязаемая, это же мираж? Как такое может быть?

— Заучка и всезнайка, вы слишком много думаете, Анна, — произнес он с долей раздражения.

Оказывается, этот ненастоящий персонаж моей галлюцинации тоже умел читать мысли. Но барьер возвести я не могла, ведь при мне не было силы, а значит, я была раскрытой книгой и легкой мишенью. Снейп провел ладонью по моей щеке, по которой тут же прошлась волна жара. Машинально я отбросила обе его руки и, не в силах совладать с собой, презренно крикнула:

— Не трогай меня, убийца!

Смысла этой фразы не существовало, ведь это ненастоящий Снейп, а плод воображения, используемый крестражем, чтобы получить меня в свою власть.

— Глупая… — лишь изрек он.

Гнев нарастал в сознании, если бы при мне была сила, то от этого места и этого подобия Пожирателя Смерти не осталось бы и горстки пепла. Мерлин, ну почему он здесь, за что? Внутри эмоции сменялись друг другом, презрение перерастало в боль, ярость — в бессилие. Вскочив со стула, я развернулась к Снейпу лицом, и что есть силы стала колошматить его кулаками в грудь. Мужчина стоял и смотрел на меня, будто не замечая боли, зато моя боль увеличивалась с каждым ударом.

— Я ненавижу тебя, ублюдок! — кричала я. — Что ты со мной делаешь? За что, Мерлин, какого гриндилоу ты приходишь ко мне во снах?

На глаза наворачивались слезы. В душе закипала обида, обида на весь свет, и на него… Голос рассудка все меньше напоминал о себе, и, наконец, Снейп схватил меня за руки, больно сжав запястья, и сквозь зубы проговорил:

— Нет, ты не можешь ненавидеть меня, потому что искренне любишь.

Плевать на запястья, пауза после осознания этих слов накатила новой волной слез…

— Нет… — тихо прошептала я. — Я люблю Сириуса!

Он молчал и улыбался, скривив брови в недовольных дугах. Но он даже не опроверг моих слов о любви к Сириусу, зная, что всё это ложь. Я тщетно искала оправдания своим эмоциям и чувствам.

— Нет, слышишь?! Нет! Я не могу любить убийцу! — рыдания сменялись более крепким голосом, я старалась унять истерику.

Когда я перестала сопротивляться, он освободил одну мою руку и своей полез в карман моих джинс. Я наблюдала за его неправомерным вмешательством в личное пространство не в силах возразить. Он извлек сложенный кусок бумаги, я тут же узнала его, стыдливо понурив голову. Встряхнув пергамент за краешек резким движением, Снейп посмотрел на мою реакцию. Его лицо развернулось на мятой, жухлой газетной вырезке.

— Нет, это не так, — произнесла я почти беззвучно на вдохе.

Он поднес фотографию параллельно своему лицу, искривляясь в той же ухмылке, как на изображении.

— Правда похож? — иронично изрек он.

Издевается, он издевается…

— Теперь маленькая мисс Рахманинова перестанет отпираться и признается самой себе в этой детской шалости – любви? — в таком же тоне продолжил он, искривившись в неприятной гримасе на слове «любовь».

Кажется, у меня задергался глаз от негодования.

— Я ненавижу тебя, ничтожество! — повторила я, пытаясь придать голосу большей уверенности, но он предательски ломался.

Хлопок! Щека загорелась. Он… Он ударил меня… После паузы я рывком подняла кулак в воздух и замахнулась ему в лицо. Но крепкая рука Снейпа перехватила его. Он занес другую руку и ударил еще раз тыльной стороной ладони – так, что я отлетела на полфута и упала на пол. Я смотрела на него с ужасом, действительно чувствуя боль – это значит, что я могу умереть, запертая здесь, в медальоне… Снейп сделал шаг, я отползла на локтях назад, боясь худшего. Он склонился надо мной и взял за воротник джемпера, притянув меня ближе, заставлял чувствовать его прерывистое дыхание, от которого упавшие на лицо пряди иссиня-черных волос колыхались взад-вперед. Черные глаза горели злобой.

— Никогда! Слышишь?! Никогда не лги мне, маленькая дрянь! — скрежетал он.

Сердце леденело от ужаса, а тело совсем перестало справляться с дрожью.

— Нет…

Он занес руку еще раз, но я успела закрыть лицо, и лишь по тыльной стороне ладоней прошелся обжигающий удар, сметший их по направлению удара. Я закрыла глаза, нет, это всего лишь галлюцинация, крестраж пытает меня…

— Прошу, остановись… — голос предательски дрожал.

Я чувствовала, как чудовище наслаждается властью, уничтожая надменностью, злобой, самодовольством. Покалеченная душа сжалась в комок, ожидая нового удара – нет, физической боли я не боялась. То, как искусно он вторгался в сознание, глумился, приносило куда больше душевной боли. Зная за какие именно ниточки дергать, он намеренно рвал их, уязвлял, убивал. Но он не настоящий… Лишь плод воображения, исковерканный крестражем в стократ самый большой страх!

Нет, успокойся, не поддавайся ему, борись!

Он всё еще держал меня за шиворот. Внезапно картинка завибрировала, и, как на испорченной пленке, на ней появлялся белый шум. Северус огляделся вокруг, понимая, что я начала справляться с иллюзией. Внезапно, резким движением приблизив моё лицо к себе, он впился в мои губы жестким поцелуем – на проявление чувств это было мало похоже, скорее, на неправомерное вторжение. Я пыталась отстраниться, но он еще с большей силой прижимал меня к себе. В этот момент я поняла, как же все таки долго мечтала об этом, пускай его поцелуи не так нежны как поцелуи Сириуса, даже грубы, неистовы...

Картинка стала восстанавливаться, а белый шум пропадал. Этот ненастоящий Северус чувствовал, что я начинаю поддаваться, борьба сходила на нет. Еще секунду, всего коротенькую секундочку, – говорил едва ли трезвый голос сознания, но одна секунда, становилась другой, затем третьей, пятой, девятой… Глаза сами собой закрылись, унося в мир, от которого я слишком долго открещивалась. Северус отпустил мой джемпер и обнял другой рукой, все больше и больше нависая, и опуская на холодный пол своей комнаты. Я начала действовать сама, целовала его шею, гладила волосы. Поцелуи превратились в мягкие, нежные, злоба и ненависть куда-то испарялись, улетучивались, открывая проход к самому сердцу, которое тянулось навстречу к нему. Он гладил моё лицо теплой ладонью, прикосновения которой отдавались дрожью где-то внизу. Пол начал становиться холоднее, но это была такая приятная прохлада, обволакивающая тело, разум, душу. Я расслаблялась в объятиях, утопала, обвеваемая этим приятным холодком. Но тут я почувствовала, как напряглись губы Снейпа, и в следующую секунду он отпрянул, схватившись руками за голову.