Безграничная (ЛП)

После моих слов он какое-то время молчит.

— Хорошо. Это видение не очень реальное, верно?

— Да, в нём довольно много темноты и адреналина, на данный момент. Что ты о нём думаешь?

Он озадаченно качает головой.

— А что думает Анжела?

Я неловко ёрзаю на сиденье.

— По правде говоря, мы об этом не разговаривали.

Он смотрит на моё лицо, его глаза слегка прищурены.

— Ты кому-нибудь ещё рассказывала? — Он видит вину, написанную у меня на лице. — Почему нет?

Я вздыхаю.

— Я не знаю.

— Почему ты не рассказала Билли? Ведь ты понимаешь, что именно по этой причине она и стала твоим опекуном, чтобы помочь в преодолении таких ситуаций.

— Наверное, потому что она не моя мама.

— Билли недавно вышла замуж, — объясняю я. — И не хочу в её медовый месяц изливать ей свою депрессивную душу, а Анжела, ну, у неё своя личная жизнь в Италии.

— Что за личная жизнь? — спрашивает он, хмурясь.

Я прикусываю себе язык. Мне хочется, чтобы можно было рассказать ему про Пена.

— Кто такой Пен? — Чуть заметно улыбаясь, спрашивает Кристиан, довольный, что смог столько раскопать в моей голове. — Постой, разве это не тот ангел, который на протяжении всех этих лет рассказывал Анжеле о Чёрных Крыльях? — Он широко раскрывает глаза, встречаясь со мной взглядом. — Это он — таинственный итальянский бойфренд?

Его вопрос официален. Я — полный отстой в хранении секретов, особенно от него.

— Эй! Не надо лезть в мою голову! Я не могу просто рассказать это! — Бурчу я. — Я обещала.

— Тогда перестань об этом думать, — говорит он, как тот, кто говорит вам не думать о слонах, и, конечно, картинка слона тут же появляется в вашей голове. — Стоп. Анжела и ангел. Что там было о серых крыльях?

— Кристиан!

— Он ведь не Чёрное Крыло, правда? — На лице Кристиана искреннее беспокойство, которое появляется всякий раз, как только заходит речь о Чёрных Крыльях. Ведь они убили его мать.

— Нет, он не такой. — Останавливаю я себя. — Кристиан, мне надо было тебе это об этом рассказать.

— Прости, — тихо говорит он, только вид у него нисколько не виноватый. — Итак, гм, вернёмся к твоему видению. И зачем ты так долго держала это в себе. Потому что, я почти в этом уверен, тебе разрешили это сделать.

Я расслабилась, так как разговор ушёл от опасной темы под названием «Анжела», хотя говорить о видении не намного легче. Я вздыхаю.

— Я не хотела говорить о видении, потому что не хотела опять в него попасть, — признаюсь я. — Не сейчас.

Он понимающе кивает, но я чувствую в нём крохотную искру страдания.

— Извини, что не рассказала раньше, — говорю я. — Я должна была.

— Я тоже не рассказал тебе своё, — признаётся он. — Практически по той же самой причине. Я хотел быть обычным студентом колледжа, пусть и недолго. Вести себя так, будто живу нормальной жизнью..

В лобовое стекло он пристально изучает небо цвета персика. Клин уток разрезает небо, направляясь к горизонту, на юг. Мы наблюдаем за птицами, парящими в воздухе. Я жду, пока он снова заговорит.

— Какая ирония, — начинает он. — У тебя было видение темноты, а у меня было видение света.

— Что ты имеешь в виду?

— Всё, что я вижу — это свет. Я не знаю, где я. Не знаю, что я должен сделать. Только свет. Мне потребовалось несколько раз получить это видение, чтобы понять, что это оно.

Я даже не дышу.

— Что же это?

— Этот свет. — Он смотрит на меня. — Это меч.

Моя челюсть отпадает.

— Меч?

— Пылающий меч.

— Да ладно тебе, — потрясённо вырывается у меня.

Он издаёт нечто вроде смешка-выдоха.

— Первое, что мне пришло на ум было: «Насколько великолепной была эта картина? Я и пылающий меч в моей руке. Меч, созданный из огня. Не правда ли, устрашающее зрелище?» — Его улыбка исчезает. — Но потом я начал думать, что бы это значило, а когда этим летом рассказал о своём видении дяде, он совсем сбрендил. Заставил меня делать отжимания на полу.

— Но зачем?

— Разумеется, потому что мне предстоит сражаться. — Он переплетает пальцы в замок за своей шеей и вздыхает.

— Но зачем? — Спрашиваю и боюсь ответа.

— Понятия не имею. — Он опускает руки вниз, расцепляя пальцы, и страдальчески смотрит на меня. — Но Уолтер хочет быть уверенным, что я буду готов ко всему. — Тут он пожимает плечами

— Оу, — реагирую я. — Сочувствую.

— Да уж, похоже, мы занимаемся самообманом, если полагаем, что нам позволено жить обычной жизнью, верно? — размышляет он.

Молчание. Наконец, я решительно говорю:

— Кристиан, мы всё выясним.

Он кивает, но я вижу, что есть ещё что-то, что его тревожит, грусть, которую чувствую я, и которая заставляет меня поднять голову и встретиться с ним взглядом. Тогда я понимаю, что Уолтер умирает в отведённые ему сто двадцать один год.

–Ах, Кристиан. Когда? — шепчу я.

— Скоро. По его прикидкам, в лучшем случае — несколько месяцев. Он не хочет, чтобы я там был, — тихо отвечает Кристиан, потому что, чёрт возьми, он не хочет произносить этого вслух.

Его слишком ранит просьба Уолтера не присутствовать в момент смерти и мысль, что его больше никогда не будет рядом. Кристиан не хочет, чтобы я видела его таким.

Я понимаю. Перед смертью моя мама была настолько слаба, что без чужой помощи не могла даже дойти до ванной. Это было самой худшей частью, самой унизительной. Её тело лишается сил. Отказывается жить.

Я придвигаюсь поближе и вкладываю свою ладонь в его, и он от неожиданности вздрагивает. Привычное электричество проскальзывает между нами, заставляя меня чувствовать себя сильнее. Смелее. Я опускаю голову на его плечо. Я стараюсь поддержать его так же, как он всегда поддерживал меня.

— Я здесь, — говорю я ему. — И никуда не уйду. Чего бы это не стоило.

— Спасибо.

— Бросай свой пессимизм, — через некоторое время говорю я. — И просто понемногу живи дальше.

— Хорошо. Это похоже на план.

Я отодвигаюсь, гляжу на часы на приборной доске. 7.45. — Времени ещё полно, — думаю я. — Есть одна вещь, которая улучшит нам настроение.

— И куда мы направляемся? — спрашивает Кристиан.

— Тебе понравится, — отвечаю я, заводя машину. — Обещаю.

Часом спустя мы уже стоим на паркинге возле туристического центра помощи Государственного парка «Большой Каньон».

— Иди за мной, — говорю я и иду к высоким деревьям, растущим около трасс «Пайн Маунтин».

Для меня стало неожиданностью то, что я помню эту дорогу, но это действительно так и было. Как будто это было вчера. День обещает быть солнечным, но в тени гигантских секвой стоит прохлада. По дороге нам никто не встречается, и у меня возникает жуткое чувство, будто мы перенеслись в прошлое, ещё до появления первого человека, и в любой момент мохнатый мамонт выйдет из леса нам навстречу.

Мы идём — впереди я, сзади, на расстоянии пары шагов, за мной следует Кристиан, спокойное восприятие красоты этого места обволакивает его. Он не останавливается, когда мы, подойдя к «Базардс Руст», должны немного взобраться на скалы. Через несколько мгновений мы уже у цели нашего путешествия, смотрим поверх высоких деревьев, растущих в долине, вдалеке видны синие прибрежные горы, за ними сияет водная гладь океана.

— Вот это да, — он переводит дух, и его дыхание становится ровнее, пока он стоит, не в силах оторвать взгляда от открывшегося великолепия.

Именно это я и произнесла в свой первый раз. Я сижу на валуне, прислонясь к нему спиной и греясь на солнце. Именно сюда привела меня мама рассказать об ангелах, когда мне исполнилось четырнадцать лет. Она сказала, что это её любимое место для размышлений, и теперь, когда я снова вернулась в этот город, я решила, что оно может стать и моим тоже. Я подыскивала такое место для уроков счастья. Зону безопасности, как её называет профессор.

— Кстати, как продвигаются занятия, а-ля «как стать счастливой»?

— Пока нормально.