Abyssus abyssum (СИ)

А теперь ничего не попишешь, скоро вечереть начнет, не успеть… Вот и дамы рассчитывают в аббатстве заночевать, нескладно выйдет. Положим, донья Кристабель - птица не такого полета, чтоб нельзя было просто сослаться на приказ графа привезти ее во Вьяну поскорее… Мартин прищурился - графская воспитанница со своей дуэньей смеялась над ярмарочными затеями, и солдаты вокруг дам стоят совсем обыкновенно, как он им и велел. Вот разве что Серхио… Как-то уж очень вольготно он стоит, словно человек, выполнивший все, что от него требуется, и ожидающий награды. “Вам следует позаботиться о спасении души солдат, господин капитан. Они скорее готовы пялиться на бродячих циркачей, чем пойти к источнику Пресвятой Девы. Кроме вон того бравого малого”. Так сказал бродяга, осторожно указав взглядом на Серхио. Чертов бродяга - Мартину сделалось не по себе от его взгляда, что-то было в нем такое… Как удар хлыста. Бродяги так не смотрят, нет. Когда-то во Флоренции Мартин был на проповеди фра Джироламо(1) - вот тот смотрел похоже. Только фра Джироламо всегда на что-то гневался, оттого его взгляд никогда не был таким же жутко спокойным, как у этого заросшего, немытого оборванца.

Мартин еще раз осмотрелся - источник… До него шагов сто от аббатства и никак не меньше двухста отсюда. Вон, у подножия холма. Монастырь затиснут меж двумя холмами - будто между торчащих сисек, подумалось Мартину. А источник вовсе затерялся в густых зарослях. И папоротник там должен быть, не зря монастырь так назвали. Подходящее место для тех, кто захочет разделаться с ним. Дело к вечеру, пусто там да тихо.

- Донья Кристабель, не желаете ли пройти к источнику, которым знаменито это аббатство? - хорошо, что он успел набраться у графа и его сынка благородных слов, вот и пригодились. Мартин вполне гордился собой. Видно, и донья Кристабель оценила его учтивость.

- Я буду вам очень признательна, капитан Бланко, - тихо ответила она из под своей вуали и повернулась к дуэнье. Рискуешь девкой, Бланко, сказал себе Мартин. Рисковать собой ему было не привыкать.

- Капитан… - Опять этот Пепито!

- Стой, где стоишь, - буркнул он парню. - Думаешь, твой капитан не сможет отвести благородную донью к источнику? Думаешь, двухсот шагов мне уже и не пройти?

Может, он и переиграл в строгость, но больше никто из солдат с ним пойти не просился. Серхио же едва голову повернул - значит уверился, сукин сын, что все пойдет по его. Беда, если ускользнет Серхио - да Мартину важнее дознаться, кто именно тут поджидает соглядатая.

Донья Кристабель шла почти вровень с ним, а вот у дуэньи так скоро идти не выходило, она трусила следом и уж никак не могла помешать Мартину обернуть руку плащом на благородный манер и подать девушке, когда она спотыкнулась. Маленькая ручка так отчаянно вцепилась в его руку, что Мартин едва не передумал вести ее. Чушь, Бланко, второй раз ты на эту удочку не попадешься, сказал он себе. Пусть будет сколь угодно белых ручек да духовитых платьев - второй раз Мартина в эти сети не поймать.

У доньи Кристабель платье духами не пахло, что правда, то правда. И запаха влажных папоротников и земли ничего не перебивало. А когда она откинула вуаль и, перекрестившись, зачерпнула прозрачной холодной воды, сбегающей в выдолбленный в камне крошечный бассейн, Мартин опять-таки ничего особенного не почувствовал - кроме того, что вот донья Кристабель и этот каменный бассейн, и печальные заросли папоротников, и тихонько струящаяся откуда-то из горы вода очень подходили друг другу. Маленькая деревянная статуя Девы Марии, восседающей на троне в крашеном киноварью венце, взирала на коленопреклоненную девушку покровительственно и благожелательно.

У тутошнего источника Мартину бывать не приводилось, так что когда донья Кристабель спросила, что именно исцеляет эта вода, он ничего не смог сказать.

- А вы не знаете, донья Тереза?

Что-то ответила старуха, и что-то снова спросила осмелевшая донья Кристабель, да Мартин вместо того вслушивался в шелест деревьев и шепот папоротников, улавливая вплетающиеся в него осторожные шаги.

Он не пропустил их - тех, у кого тут, видно, была назначена встреча. Первого внезапным броском швырнул прямо на нож второго, которым оказался Серхио. И все бы сложилось, как надо, не будь на первом тонкой плетеной кольчуги, поддетой под куртку. О звенья со звоном ударился нож. Так что Мартин уже готовился к неприятному - Серхио, отпрыгнув вбок, схватил донью Кристабель за руку и двинулся на капитана. А первый, отмахнув лезвием даги вскрикнувшую дуэнью, стал заходить сбоку. В его руке был узкий клинок, не слишком длинный, с заостренным концом. Опытный вояка таким может и между пластин зарядить, и доспех не спасет.

Мартин, не сводя взгляда с оскаленной рожи Серхио, поднял руки, словно собирался сдаться. Серхио, однако, девушку не отпустил, но и не закрылся ею, как опасался Мартин. Уловив, что Серхио чуть ослабил хватку, он резко, будто подрубленное дерево, бросился солдату под ноги. Мартин и не пытался вытянуть меч, вместо этого хорошо отработанным движением выбросил из рукава тонкий стилет и всадил его снизу между ног врага. Услышал сдавленный стон и едва увернулся, стараясь, чтобы хлынувшая кровь на попала на одежду.

Чтобы вскочить, Мартину потребовалось всего пара мгновений. Но когда он встал, второй из нападавший, вытаращив глаза и захлебываясь собственной кровью, уже валился наземь с перерезанным горлом. А за ним Мартин увидел того самого бродягу, что так властно указал ему на необходимость позаботиться о душах солдат.

Тот неспеша обтер сорванным листом кинжал, заботливо упрятал в запястные ножны и светски, будто и не он только что убил человека, кивнул донье Кристабель, которая помогала подняться своей раненой дуэнье. Да, досточтимый слушатель мой, ты не ослышался - донья Кристабель и не подумала лишаться чувств, вместо этого она намочила платок в воде святого источника и заботливо стерла кровь со щеки все еще всхлипывающей от пережитого страха матроны Терезы. Что за девушка!

- Сеньорита… - в голосе неожиданного помощника Мартину почудился каталанский выговор. Легкий наклон головы, привычное движение, и взгляд становится не острым, а бархатным, ласкающим. А запястье-то стерто, сразу приметил Мартин. Не иначе, малый носил кандалы. И, верно, не один день носил. Да и лицо бледное - словно он долго болел или находился взаперти без солнца.

Юноша, у которого едва начала пробиваться бородка, в таком же обтрепанном паломницком плаще, молча помогает Мартину оттащить мертвецов подальше в заросли.

- Хуанито, помоги дамам выйти из зарослей и подожди нас, - голос у пилигрима со стертыми запястьями тихий, и говорит он правильно, без васконских словечек, которые все тут так и норовят ввернуть.

- Давай-ка в обнимку их уложим. - Пилигрим перевернул Серхио, вложил ему в руку его же кинжал и зажал еще не сведенную судорогой ладонь. Жив еще! Ладонь в последнем предсмертном усилии сжалась на рукояти.

- Найдут - подумают, что человек Арнольфини и солдат что-то не поделили, - согласно пробормотал Мартин. На одежде человека, пришедшего на помощь Серхио, он успел заметить черно-серебряного коршуна - знак Арнольфини. Пилигрим при этом имени чуть заметно замер, будто отмечая его для себя, но потом продолжил укладывать мертвецов как ни в чем не бывало.

- Я в долгу перед вами, сеньор, - Мартин счел за благо обратиться к пилигриму именно так - его не оставляла уверенность, что это худое лицо с глубоко посаженными светлыми глазами и тонким носом он уже где-то видел. И тогда на человеке был не бедный плащ, а роскошные доспехи с позолотой.

- Я всего лишь бедный пилигрим. И хотел только оказать скромную помощь солдату короля, - тонкая улыбка сквозь давно не стриженную бороду неожиданно освещает запыленное, грязное лицо. Нет, этот парень знает, кому служит Мартин. Знает, что красно-желтый с синим шеврон, который сразу и не разглядишь, принадлежит графу де Бомону.

И вот улыбается, показывая, что все понимает. Пришлось сморгнуть - Мартину подумалось, что за эту улыбку многие легко согласились бы продать душу. И не только бабы. А еще он уловил во взгляде пилигрима то самое опьянение свободой, которое сам знал прекрасно - голову крутит, как выпивка. С ним тоже такое было, когда он вылез из дымовой трубы горящего замка - будто вырвался из ада, и вся земля твоя, и все небо, и все листочки на деревьях.