Любовь сильнее Тьмы (СИ)

Ушли и Кэльдар с Мэлнилитоном. Но они были готовы, и все это знали. Лаурелинмэ смотрела на них и понимала, что эти эльдар способны ради родных и ради победы броситься в битву без приказа. По меркам эльфов они тоже юные — совсем мальчишки, как и Леголас, сын Трандуила. Лаурелинмэ слышала рассказы всех троих. Им пришлось рано повзрослеть, слишком рано. Как и Арименэль, как и… Моргомиру. Его-то детство она не видела, и вина жгла душу, заставляя вновь и вновь вздрагивать, шептать запоздалое «Прости» в пустоту и понимать, что, в общем-то, она повторила ошибку отца.

Лаурелинмэ передёрнула плечами. Нет, нельзя вспоминать о нём! Не надо бередить старую рану. Говорят, что с прошлым нужно расставаться. Эльдиэ хотела этого отчасти, но не могла. Каждый раз задумывалась и решала, что нет, не нужно ничего забывать, нужно просто жить дальше. Потому что без этого прошлого сама Лаурелинмэ — не Лаурелинмэ. Так что надо лишь отпустить все печали, при этом не отвергая ничего. Но она, Лаурелинмэ, знала, что слишком на него похожа. Хотя бы этим огнём, пылающем в душе и растекающимся в крови по венам, заставляющим злиться и принимать необдуманные решения.

Лаурелинмэ со вздохом поднялась с кровати и подошла к окну, из которого лился солнечный свет. Но горы вдалеке были покрыты тьмой, и эльдиэ знала, что там находятся сейчас её родные. Лаурелинмэ безумно хотела туда, как и Эовин. Но племянница короля Тэодена в последнее время очень сдружилась с младшим сыном наместника Денетора Фарамиром и уже, казалось, не думала о битве. Эльфийка не раз видела, как они уходят вместе, и всегда улыбалась, предчувствуя, что одной дружбой тут дело не ограничится.

Лаурелинмэ вновь вздохнула. Солнце освещало комнату, и золотистые лучи беззаботно прыгали по стенам. Когда эльдиэ открыла глаза, один из них скользнул по её руке, и эллет вздрогнула.

Золотыми, нет, золотистыми, как мягкие солнечные лучи, как душистая пшеница и нежные одуванчики, волосами обладали, кроме неё — самой Лаурелинмэ, те трое, которые были очень ей дороги, несмотря на всё.

…Маленькая девочка с золотистыми локонами танцует в осеннем лесу, и Лаурелинмэ, такая же юная, с улыбкой наблюдает за ней. После, спустя много лет, так же будет танцевать уже девушка, уже совсем взрослая, и в совершенно другом лесу. Будет так же звенеть её весёлый смех, и листья будут изящно кружиться…

Эсилиэль. Младшая сестра. Нежная и неунывающая, весёлая и светлая. Лаурелинмэ не виновата в её смерти, но сердце почему-то при каждом воспоминании ноет.

Странно даже: они ведь ровесницы, близняшки, но Лаурелинмэ чувствовала себя гораздо старше ещё тогда, в детстве. Хоть Эсилиэль и младше всего на несколько минут, она всегда казалась Лаурелинмэ маленькой девочкой. Может, это из-за того, что пришлось рано взрослеть. Когда вокруг война, когда растёшь без отца, поневоле становишься старше. Лаурелинмэ знала о многом, мать рассказывала ей то, чего не рассказывала Эсилиэль. Сёстры были совершенно разными по характеру. Лаурелинмэ уже в детстве часто бывала серьёзной и задумчивой, а Эсилиэль над этим смеялась. Она её не понимала. Лаурелинмэ относилась к этому снисходительно, а сестра немного обижалась, что к неё относятся, как к ребёнку («Она ведь и была ребёнком», — с улыбкой думала эллет, а внутренний голос ехидничал: «А ты что, нет?»). Лаурелинмэ всю жизнь старалась заботиться о Эсилиэль, и это не всегда было хорошо. Но эльдиэ просто очень боялась за сестру и сильно её любила. Лаурелинмэ не хотела, чтобы с Эсилиэль случилось что-то плохое. Не хотела, чтобы она повзрослела слишком рано.

Эльдиэ вздохнула. Она знала, что сестра сейчас в Мандосе, но с ней всё хорошо. Когда-нибудь Эсилиэль заживёт в Валиноре, и всё наладится. Да, наверняка она больше не будет беспечно танцевать в осеннем лесу (да и есть ли в Благословенном Краю осень?), но в её волосах всё так же будут прятаться солнечные лучи, согревающие всё вокруг.

…Лаурелинмэ с Эсилиэль сосредоточенно рассматривают портрет, нарисованный их матерью. После Эсилиэль о чём-то бодро говорит, но Лаурелинмэ её не слушает. Она смотрит на изображённого эльфа. Резкие черты лица, чуть насмешливая улыбка, зелёные глаза (точно такие же, как у Лаурелинмэ!) лукаво прищурены. И золотистые волосы небрежно разбросаны по плечам.

Эсилиэль умолкает, и девочки вновь смотрят. После сестра вновь начинает о чём-то говорить, но Лаурелинмэ снова её не слушает. Она замирает, запоминая навсегда родной облик. Зелёные глаза с играющими в них смешинками. Улыбка — такая родная и светлая! И золотистые волосы.

Это отец Лаурелинмэ и Эсилиэль…

Эльфийка до крови закусила губу. Нет, что бы она ни думала, отец навсегда останется для неё родным эльфом. Пусть Лаурелинмэ никогда и не видела его, но она знает о нём по рассказам матери и Владычицы Галадриэль. А летописям эльдиэ давно не верит. В них же не сказано про маму, про саму Лаурелинмэ, про Эсилиэль. Будто этого не было. Хотя действительно никто тогда ни о чём не знал.

Лаурелинмэ вздохнула уже скорее устало, чем грустно. Прошло столько лет, а она так и не хочет называть имя отца. Вернее не может, хотя возможность была, когда Арименэль спрашивала. Не такая это уж и страшная тайна. Хотя для кого-то из эльдар она и может показаться страшной. Лаурелинмэ знала о делах отца, но она не судила его. Каждый может совершать ошибки, пусть и такие страшные, но прощать всё равно нужно. А отец… отец, в конце концов, очень любил маму.

Порой Лаурелинмэ думала, что всё, что ей нужно, это увидеть его хоть раз. Хотя бы один раз обнять его, поговорить. Но это невозможно, только не в Средиземье.

Да, тут ничего странного нет, что двое любимых ею эльдар имеют золотистые волосы. А вот третий…

…Лаурелинмэ молчит. Ей нужно отправиться в Лориэн, а вот его путь лежит в Ривенделл. Она совершенно не хочет расставаться с ним, и ей хочется надеяться, что и ему тоже.

— Ну и куда ты пойдёшь? — он говорит неизменно серьёзным тоном, и у Лаурелинмэ сжимается сердце. Снова. Они, познакомившись, со временем сблизились, но эльдиэ никак не может называть его другом. Эльфийка злится на свои чувства, она не хочется признаваться себе в них. Ведь глупости это, правда?..

— Домой, — коротко отвечает Лаурелинмэ и отворачивается. — И ты. Только у нас разный дом.

Он молчит. Он редко молчит, обычно только если ему нечего сказать. И сейчас, похоже, он не знает. Или не хочет. Лаурелинмэ сама не знает, чего она ждёт от него.

— А где твой дом теперь? Ты так и не говорила, где живёшь.

— Тебе это важно?

— Мы друзья, — спокойно отвечает он, и эльдиэ снова злится. На себя, на него, на всех.

— Ты давно не говорил, что мы друзья, — Лаурелинмэ с трудом успокаивается и старается, чтобы её голос не дрожал. — Это странно, не находишь?

Он снова молчит, но потом неуверенно (Неуверенно?! Это так на него непохоже) начинает:

— Я хотел бы знать, где тебя искать, — при этом он опускает взгляд, и Лаурелинмэ не видит его небесно-голубых глаз.

— Зачем тебе меня искать? — с какой-то странной надеждой спрашивает эльдиэ, и вновь гонит прочь свои мысли и чувства.

И он снова молчит. Потом привычным жестом забрасывает походную котомку на плечо. Лаурелинмэ смотрит на него, понимая, что он уже ей ничего не ответит. Эльф подходит к ней и хочет обнять, но в последний момент передумывает. И от этого почему-то больно.

— Береги себя, — коротко говорит он.

— И ты себя, — шепчет Лаурелинмэ. А эльда неожиданно улыбается, и эта улыбка освещает всё вокруг, а эльдиэ сама неуверенно улыбается в ответ.

А после они расходятся в разные стороны без надежды увидеться вновь.

— Глорфиндейл, — прошептала Лаурелинмэ. Сердце заколотилось, и что-то горькое заполнило душу. Она всё равно его не увидит. — Я… — эльдиэ осеклась. К кому она обращается? Глорфиндейл далеко, очень далеко, и не факт, что они увидятся вновь. А если бы встретились, то что бы сказали друг другу? Лаурелинмэ не знала точно.

« Глорфиндейл, я для тебя тогда что-то значила? Почему мне тебя не забыть?»