Good Again (СИ)

Его руки с моих бедер переползли на талию, забрались мне под свитер. Почувствовав его прикосновение к коже, от которого по ней, будто круги по воде, разбегалась нервная дрожь, я выгнула спину. Мои пальцы уже порхали, расстегивая пуговицы на его клетчатой рубашке, поглаживая его ключицу. Я ощутила, что его теплые, влажные губы добрались до моей груди, и тяжело, хрипло задышала — хотя он еще толком меня и не касался, я уже была готова его в себе принять. Пит же, наконец, накрыл мои губы поцелуем — таким глубоким и неспешным, что он бы растопил бы меня, даже будь я железная. Я утонула в ласках его нежного, горячего рта и отдала ему взамен все, что он просил. Скользнув ладонью под полу его теперь уже расстегнутой рубашки, я настойчиво стала срывать ткань с его плеч и гладить его голую спину. Мне хотелось ощутить его вкус на языке, ведь, хоть он только что и принял ванную, он как всегда пах хлебом и ванилью, и я проложила дорожку жадных, влажных поцелуев по его плечам. Пальцами я зарылась в мягкие светлые волосы и слегка потянула назад, вторгаясь языком в его рот. Не разрывая поцелуя, он вздохнул от неожиданности, и наши лобзания стали еже жарче. Он потянул меня к себе, пока я не оказалась на самом краешке стула, и уже совсем было расстегнул мои джинсы, когда наш дом огласила трель дверного звонка, заставив нас обоих подскочить на месте и резко затормозить.

— Эффи, — выдавила я сквозь зубы.

Пит уронил голову мне на живот, мелко дрожа и пытаясь восстановить дыхание.

— Вечно она является заранее, — почти простонал он, расточая влажные, рассеянные поцелуи вокруг моего пупка.

В ответ я поежилась.

— Ладно. Зато моя коса нынче не растреплется, — произнесла я с деланной веселостью, в то время как мое тело трясло от разочарования.

Пит поднял на меня глаза и досадливо ухмыльнулся.

— Тебе хотя бы не придется весь день ходить с трудом, потому что тесно в штанах, — сказал он ехидно, подражая моему тону, пока я поспешно застегивала рубашку.

— Довольно грубостей. Я пойду открою дверь. Можешь несколько минут побыть наедине с собой, — предложила я, целомудренно чмокнув его в щеку. Он же лишь заворчал в ответ, пытаясь вновь собраться.

На пороге нашего дома я обнаружила веселую и жизнерадостную Эффи, которой не терпелось отправиться смотреть пекарню. Несмотря на пережитое разочарование — ведь наш спонтанный секс обещал быть таким жарким — я все еще веселилась про себя, представляя ее в пижаме с кроликами или в полном парадном облачении под холодным душем, куда ее безжалостно засунул Хеймитч. Сегодня на ней был славный брючный костюм коричневого цвета с металлическим отливом, изящно украшенный золотой нитью, и весь ее наряд вполне гармонировал с яркими красками осени. Волосы — безупречно ровные. На ногах же — вполне, к ее чести, адекватные по высоте шпильки, от силы сантиметров восемь, остроносые туфли — совсем не то, что те жуткие ходули, которые она предпочитала раньше. Клатч у нее был того же цвета, что и обувь. Я улыбнулась про себя — сама я в жизни не носила маленьких сумок, хотя мой шкаф и был ими забит. Мне было достаточно карманов на одежде, куда можно все засунуть. У Эффи же вдобавок к сумочке в руках была и здоровенная торба для покупок.

Я - в своем зеленом свитерке, мешковатых брюках с множеством карманов и сапогах смотрелась на ее фоне неряшливой простушкой.

— Китнисс! — воскликнула она, клюнув меня поочередно в обе щечки, лицо ее сияло.

— Эффи, ты отлично выглядишь. Как ты себя чувствуешь? — сделав шаг назад, я дала ей войти внутрь.

— О, да я как новая! Никто и не догадается, что я намедни налакалась в стельку, — она посмеялась собственной шутке и даже забила в ладоши, как будто говорила о чем-то восхитительном. Я и сама невольно хохотнула. — А это тебе и Питу, — сказала она, отдавая свою торбу.

Сумка оказалась тяжелой, но я, на удивление, была рада подарку и даже еле удержалась от того, чтобы сразу не заглянуть внутрь.

— Эффи, не стоило беспокоиться!

— Глупости! Не могла же я приехать с пустыми руками, без презентов моим дорогим голубкам! А в первый вечер я это вам не принесла, потому что все поначалу валялось как попало, — и тут она восхищенно всплеснула руками, заметив на стенах картины. — Это же Пит нарисовал, правда? Я в первый вечер их и не заметила.

— Да, в основном он. Но некоторые принадлежат кисти его матери.

От удивления у нее глаза вылезли из орбит.

— Его матери? Она была художницей? — Эффи едва ли не носом уткнулась в одну из картин, будто изучала живопись инопланетян. Потом она сказала очень тихо. — А я-то считала, что… хм… она была та ещё…

Я улыбнулась.

— Хочешь сказать — стерва? — прошептала я в ответ и захихикала от ее шокированного вида. - Да, она была именно такая, — сказала я уже в полный голос, и Эффи понимающе кивнула.

— Ну, да. Но, похоже, что она была талантливая стерва, — прошептала она в свою очередь и мы виновато рассмеялись уже вдвоем. Какой бы она ни была, но все же это была мать Пита, и теперь ее уже не было в живых.

— Эффи, ты что-нибудь будешь? Я пока еще не заваривала чай, но я все равно собиралась…

Она мне улыбнулась.

— С радостью. Покажешь мне, как ты его завариваешь, я такого прежде не пробовала?

— Я добавляю туда травы, которые набрала в лесу. Засушиваю их в маленьких мешочках, — я взяла одни из таких бумажных пакетиков в буфете и принесла показать его Эффи. Она его открыла и стала принюхиваться, — Можешь взять себе. У меня таких куча.

— О, Китнисс, у него такой чудный запах. Спасибо! Покажешь мне как-нибудь как ты сушишь листья. Я видела, что вдоль забора у вас растет мята, — она аккуратно завернула пакетик и спрятала в свою сумочку.

Я была приятно удивлена. Мне казалось, Эффи камня от дерева не в состоянии отличить, не то что идентифицировать растения.

— Можем пойти как-нибудь в лес, и я покажу тебе что нужно собирать. А потом вместе их высушим. Хочешь?

— Очень! Мой папа был ботаник, и я в детстве обожала ходить с ним и разглядывать растения. Знаешь, у него был самый большой ботанический сад в Панеме, — она улыбнулась, заметив мой шок. – Да, в самом деле. А для ребенка он был как волшебная страна, — она будто затерялась в своих мыслях, прежде чем вернуться на грешную землю. – Да, это было бы здорово!

Я просто лишилась дара речи и чай заваривала молча, представляя себе девочку-Эффи, скачущую между ровными рядами растений. Я все никак не могла соединить в голове этот образ с Эффи в огромной парике перед Играми, или даже с нынешней Эффи и ее идеальной укладкой. Похоже, она никогда не перестанет меня удивлять.

Тут до моего сознания донесся ее голос:

— Можно я посмотрю остальные картины, там, наверху?

Это вдруг напомнило мне о том, что Пит все еще не спустился к нам — видно, все еще был занят.

— Конечно. Давай. Там еще много всего в мастерской. Открывай любую дверь.

Пит теперь время от времени действительно стал рисовать картины, не связанные с Играми, и на стенах нашего дома появились, на мой взгляд, самые прекрасные портреты и пейзажи, какие только могут родиться под кистью художника. Однако его любимый портрет, тот, на котором я была запечатлена на кушетке, хранился в укромном месте в его мастерской, как он говорил, чтобы услаждать лишь его взор.

Как будто догадавшись, что я о нем сейчас подумала, Пит наконец спустился вниз, на лице у него был написан бесконечный покой. Стоило ему зайти на кухню, как я вопросительно подняла брови.

— Что-то ты задержался, — стала я его поддразнивать.

По его лицу разлилась густая краска.

— Мне… хм… пришлось успокаивать нервы после того, что было утром.

Я была озадачена его реакцией, но тут вмешалась Эффи и его настроение в кухне резко изменилось.

- О, мой дорогой мальчик, ты выглядишь таким взрослым в этой клетчатой рубашке, — она тоже его расцеловала, и вдобавок погладила по щеке.

Его же тут же заинтересовал окрас ее костюма.