Джентльмен Джоул и Красная Королева (ЛП)

«Я смогу это сделать. Я могу сделать что угодно». Разве не этому учил его Эйрел Форкосиган? Джоул вздохнул и толкнул входную дверь.

...Однако, встав в очередь к стойке регистратуры, он все же порадовался, что надел неброский штатский костюм, а не зелёную форму с адмиральскими знаками отличия. И не потому, что форма имперской армии такое уж необычное явление на улицах Каринбурга – скорее наоборот. Но в очереди перед ним стояло несколько человек – ещё один мужчина, женщина и пара, и все они тут же повернули головы в его сторону. Радоваться ли компании, или пожелать им всем провалиться пропадом, он так и не решил. Всем велели ожидать на неудобных даже на вид сиденьях вдоль стены, но едва Джоул назвал свою фамилию, медсестра, подскочив, воскликнула на всю регистратуру чересчур звонким голосом: «Да-да, адмирал Джоул! Вице-королева предупредила, чтобы мы вас ждали. Кабинет доктора Тэна – это сюда». Она провела его за дверь в короткий коридор, пронизанный слабым запахом химикатов и дезинфекции, присущим каждой медклинике, которую он имел несчастье когда-либо посетить. Быть может, он сейчас настолько на взводе, потому что взыграла старая телесная память о боли и ранах? Да нет, вряд ли.

Медсестра привела его сначала в комнату с комм-пультами. Половина была занята лаборантами, которые сосредоточенно трудились над пугающе плотным потоком данных и показаний или яркими путаными клубками, в которых он угадал молекулярные карты. Халаты разных цветов и покроя, вероятно, означали разные должности, отделы и круг обязанностей, совсем как имперская форма и знаки различия, но к этому шифру ключа у него не было. Рабочие места несли отпечаток индивидуальности – на столах стояли растения, игрушки, голокубы, всяческие сувениры. Под халатами лаборанты носили что угодно, только не форму – пара молодых людей, например, была в явно бетанских саронгах и сандалиях, хотя однозначно назвать их именно бетанцами, пожалуй, было затруднительно. Привычными оказались разве что кофейные кружки.

Медсестра проводила его к столу худощавого темноволосого молодого человека в голубом халате до колен, из-под которого виднелись сергиярского покроя брюки и рубашка.

– Доктор Тэн, пришел адмирал Джоул.

– Замечательно! Одну секунду... – он поднял вверх палец, закончил что-то на комм-пульте и свернул непонятное изображение из ярких световых линий, потом встал и, улыбаясь, крепко пожал Джоулу руку. Медсестра упорхнула обратно в регистратуру.

Смуглый доктор Тэн буквально излучал здоровье. По чертам его лица было бы трудно проследить какое-то конкретное происхождение с Земли: в отличие от населения Барраяра, потерянного и изолированного на шестьсот лет и вновь открытого столетие назад, бетанцы уже много поколений подряд активно использовали приёмы генной очистки и комбинаторики. На деле это означало, что предком бетанца мог быть кто угодно.

– Рад познакомиться с вами, адмирал. Добро пожаловать в КРО. Я так рад, что вы пришли. Поверьте, друзья вице-королевы – это и наши друзья!

Джоул слегка растерялся, услышав такой знакомый бетанский акцент из губ совсем незнакомого человека, но сумел должным образом ответить и на рукопожатие, и на приветствие. И постарался не растерять свою решимость от этого акцента, раз уж он пришёл, чтобы составить собственное мнение... Или уже всё решено, тогда перед кем он тут устраивает представление, для галочки, что ли?

– Вице-королева Форкосиган сказала, что у вас есть вопросы, и я должен ответить на них. Тогда сначала краткая экскурсия, если вы не против?

– Э-э... да, она была бы кстати. Будьте так добры. В тот единственный раз, когда я был в центре репродуктивной медицины, его ещё не запустили.

Это было в Хассадаре, столице барраярского Округа Форкосиганов, на церемонии открытия, в которой тогда ещё премьер-министр Форкосиган, а с ним – и его адъютант, публично присутствовал, выражая поддержку многочисленных медицинских проектов своей жены.

Тэн провел его сначала переодеться в одноразовый, тонкий как бумага балахон, а затем – через двойные двери в конце коридора. Джоул очутился в ярко освещенной медицинской лаборатории: взгляду предстали заставленные приборами и оборудованием рабочие столы под вытяжками и дюжина погружённых в работу техников за сканерами. Было слегка похоже на его собственную тактическую рубку, за исключением того, что здесь никто даже близко не скучал. Руки лаборантов в перчатках двигались плавно, чётко и аккуратно.

Рабочие места на первом столе, за которыми работали наиболее сосредоточенные техники, были отведены как раз под ту операцию, которую Джоул считал сердцем всего дела – оплодотворение. В паре камер хранения со строго контролируемой температурой содержались чашки Петри с клеточными культурами на ранних стадиях деления. Лабораторные станции на следующем столе были отданы тому, что доктор Тэн назвал ОТК – контроль качества генов, их сканирование и исправление. Во втором блоке нагревательных шкафов тщательно контролируемое развитие клеток продолжалось, и проходил следующий этап, а затем на последнем столе в лаборатории после санкции медиков эмбрионы и соответствующие плаценты имплантировали в маточные репликаторы, где им предстояло провести следующие девять месяцев.

За очередной дверью Тэн избавил своего гостя от помятого бумажного балахона и шапочки и повёл его между камерами хранения самих репликаторов, составленных по пять штук в высоту. На панели выводились данные показаний для отслеживания динамики развития. Из скрытых динамиков лилась поочередно приятная музыка и звуки природы. Отдельные гнезда предназначались для трансляции записей с голосами родителей, разговаривающих или читающих. На взгляд Джоула, это отдавало радостью с примесью жути. Или жутью с примесью радости, он еще до конца не определился. Он напомнил себе, что во всех этих расставленных контейнерах жили самые горячие надежды людей или пар на будущее. Следующее поколение сергиярцев. Через пятнадцать лет все эти сомнительные биологические кляксы будут гулять по улицам Каринбурга в странной модной одежде, слушать раздражающую музыку и категорично спорить о политике, загоняя в тупик родителей. Через двадцать пять лет они будут браться за задачи, которые он сейчас даже представить себе не может, хотя некоторые, по его догадкам, вернутся работать в этот же самый реп-центр или ту клинику, что его сменит. Или принесут сюда уже собственные гаметы для участия в том, что вице-королева окрестила генетической лотереей.

«Могут ли среди них оказаться его собственные дети?»

Отчего же, могут, конечно.

– А могут ли зародышей, то есть младенцев, перепутать?

Ходили истории о таких неудачах... А пересказывали их, как заметила Корделия, в основном, люди, которые иррационально противились существованию реп-центров.

Доктор Тэн несколько болезненно улыбнулся.

– У нас чрезвычайно добросовестные медтехники, но, чтобы успокоить сомнения, скажем, биологически менее образованных людей, генетику любого младенца можно проверить на соответствие генам родителей за три минуты сканером с помощью простейшего мазка со щеки при его получении. Или в любое время до, вообще-то с репликатором пункция плодного пузыря – процедура простая. Услуга предоставляется бесплатно, точнее, включена в комплекс без дополнительной оплаты.

Он помедлил и добавил:

– Вы, барраярцы, часто задаете нам этот вопрос. Вице-королева однажды посоветовала мне сослаться на то, что статистически процент ошибок у нас ниже, чем при естественном зачатии, однако покойный вице-король предостерег, что реакция на такой ответ может быть далека от доброжелательной.

– Понятно, – сказал Джоул. Он пытался придумать еще несколько уместных технических вопросов, которые бы восстановили честь его барраярского IQ в глазах этого человека. Джоулу в целом нравилось то, как население Сергияра было приправлено россыпью галактических иммигрантов, но нельзя не признать, что иногда они удивительно раздражают. Он удержался от неизвестно что доказывающего заявления, что сам является продуктом естественного, не очищенного генетически рождения.